особый характер. Это была единственная серьезная и глубокая форма расизма,
кровь имела религиозный характер. Но национально-племенной, кровный характер
еврейской религиозности означал сознание избранности еврейского народа как
народа Божия, а потому связан был со вселенскостью. Мессианство всегда носит
вселенский характер. В дохристианском мире была тенденция к отожествлению
политики и морали. Большее значение для нашей темы имеет апофеоз римских
императоров. Это идет за пределы сакрализации власти. Она стоит в прямом
отношении к нашим современным диктаторам, они даже более священные особы,
чем цари и короли. Реформа цезаря Августа была попыткой произвести
религиозную реформу в Риме. И режим, который он хотел создать, был
тоталитарным режимом. Август был Pontifex-Maximus3, и он соединял в себе два
начала, начало духа и кесаря. Было решено, что цезарь Август происходит от
богов. Культ цезаря укреплял положение Рима. В языческом сознании не было
непроходимой грани между богами и человеком. Август-император не означал
обоготворения данного человека. В человеке-императоре почитали его гений в
античном смысле слова. Есть различие между divus (блажен на небе) и deus4.
Власть цезаря и даже царя носит языческий характер и принципиально чужда
христианству. Цельс защищал империю и апофеоз императорской власти против
христиан, пользуясь аргументами, очень похожими на такие, которыми сейчас
защищают тоталитарное государство. Апофеоз цезаря есть источник
тоталитаризма в его предельном выражении. Это есть подчинение духа кесарю.
Нужно помнить, что апофеоз цезарей, как и всех тиранов и диктаторов, был
создан верой народа, бедноты, а не сенатом, который был уже скептичен и не
склонен к мистическим верованиям. Часто недостаточно помнят и знают, что
античный греко-римский мир не знал принципа свободы совести, которая
предполагает дуализм духа и кесаря. К концу же античного мира свобода
исчезла совсем. Но самое ужасное то, что культ императоров продолжается и в
христианском мире. Это особенно поразительно в Византии, и это делало ее не
вполне христианским царством. Епископы средневековья иногда повторяли то,
что говорили императорам в римском сенате: "Вы - образ Божества". Но Запад
пытался ограничить власть кесаря церковью. Средневековью была свойственна
идея органического единства. Omnius multitudo derivatur ab uno. Всякая часть
предполагала единство целого. Человечество едино и есть мистическое тело. Но
вместе с тем средневековой мысли совсем не свойственно обожествление
государства. В этом преимущество Запада перед Востоком. Государство было
создано актом насилия в грешном мире и лишь терпимо Богом. Библейская идея
происхождения царской власти очень для нее неблагоприятна. Царская власть
возникла против воли Бога. Если продумать все до конца, то нужно признать,
что от Бога происходит лишь свобода, а не власть. Средневековое христианское
сознание не признавало безусловного подчинения подданных власти.
Тиранической злой власти можно не подчиняться. Допускалась даже возможность
тираноубийства. Вместе с тем признавалось абсолютное значение естественного
права, которое происходит от Бога. Власть должна служить народу.
Средневековье признавало в ряде христианских теологов, философов и юристов
врожденные и неотъемлемые права индивидуума (Гирке). В этом средневековое
сознание стояло выше современного. Но сознание это было противоречивым.
Признавалась смертная казнь еретиков. Рабство считалось последствием греха
вместо того, чтобы считать его грехом. В истории христианства было страшное
злоупотребление идеей первородного греха, из которого делали рабьи выводы.
Меланхтон еще защищает казнь еретиков, Кальвин казнит Servet`a, Thedore de
Beze6 против свободы совести. Империя перешла с Запада на Восток. Поэтому
процесс абсолютизации власти на Востоке был острее, чем на Западе. В
католичестве дуализм всегда был сильнее, чем на Востоке, где торжествовал
монизм. Но важно сказать, что противоречивые отношения между царством Духа и
царством Кесаря глубже средневекового противоположения духовной и светской
власти.
происходило и в практике жизни, и в мысли, и в учении. У людей была
непреодолимая склонность к монистическим и тоталитарным системам. Такой
системой была прежде всего теократия, и в необычайной крайней форме,
теократия византийская. Но также монистична и тоталитарна демократия Руссо и
якобинцев. То же отожествление двух царств и двух порядков мы находим у
Гегеля, у Маркса, у О.Конта, у Шпанна, в коммунизме и фашизме. Так
называемых либеральных демократий, которые соглашались признать себя
нейтральными в отношении царства Духа, больше не существует, они все больше
становятся диктатурами. Исчезновение нейтралитета царства Кесаря есть важный
момент в исторической судьбе. Кесарь все больше и больше высказывается по
вопросам духа, хотя бы в форме радикального отрицания духа. Если императоры
говорили, что они призваны не только управлять государством, но и заботиться
о спасении душ своих подданных, то теперь новый кесарь тоже заботится о
спасении души, хотя бы то было спасение души от религиозных суеверий. Кесарь
имеет непреодолимую тенденцию требовать для себя не только кесарева, но и
Божьего, т.е. подчинения себе всего человека. Это есть главная трагедия
истории, трагедия свободы и необходимости, человеческой судьбы и
исторической судьбы. Государство, склонное служить кесарю, не интересуется
человеком, человек существует для него лишь как статистическая единица. А
когда оно начинает слишком интересоваться человеком, то это самое плохое,
оно начинает порабощать не только внешнего, но внутреннего человека, между
тем как царство Духа не может вместиться в царство Кесаря. Дух бесконечен и
устремлен к бесконечности. Кесарь же конечен и хочет наложить на дух печать
своей конечности. Есть требования кесаря, которые исполняют все живущие на
земле. Все мы воздаем кесарево кесарю, хотя бы в форме революций, в которых
мы участвуем. Требование революции тоже кесарево требование, только
революция духа стояла бы вне этого, но она не может быть смешиваема с
революциями политическими и социальными, она принадлежит к другому плану
бытия. Дуализм духа и кесаря, противоположный всякому монизму, не должен
означать отворачивания от мира и происходящих в нем процессов. Дух неизбежно
вторгается в объективированный мир и опрокидывает его необходимость и
рабство. Это всегда было движением по вертикали, которое потом лишь
объективировалось и символизировалось по горизонтали. В условиях нашего
мира, в нашем пространстве и времени нельзя мыслить окончательной победы
Духа над Кесарем. Постоянно происходит самоотчуждение духа в объектный мир и
постоянно дух должен возвращаться в собственную глубину. Это только
наполовину понимал Гегель со своим историческим пантеизмом. Царство Кесаря
утверждается в этой сфере отчуждения и объективации духа. В этой сфере
кесарь меняет свои обличия, в этой сфере власть имеет функциональное
значение. Но окончательная победа Духа над Кесарем возможна лишь в
эсхатологической перспективе. До этого люди живут в гипнозе власти и это
распространяется и на жизнь церкви, которая тоже может оказаться одной из
форм кесарева царства.
вполне разгадана. Почему огромное количество людей, на стороне которых есть
преобладание физической силы, согласны подчиняться одному человеку или
небольшой кучке людей, если они носители власти? Даже обыкновенный
полицейский вызывает иное чувство, чем простой смертный в пиджаке. Как в
древние времена, так и теперь люди склонны думать, что существует помазание
к власти. Тут, конечно, сказывается пережиток древнего рабства человека,
которое не вполне преодолено и в демократиях. Указывали не раз на то, что
властвование связано с гипнозом. Государственная власть может очень
рационально править народом, но само начало власти совершенно иррационально.
Дар людей власти заключается в способности ко внушению. Властвует тот, кто
ввергает народные массы в гипнотическое состояние. Пропаганда играет здесь
такую колоссальную роль, она есть вульгарная форма гипнотизирования. И если
бы люди не обладали способностью подвергаться гипнозу, то неизвестно, какая
власть могла бы удержаться. Гораздо глубже то, что власть опиралась на
религиозные верования народа, и ее исторические формы падали, когда эти
верования разлагались. Это нужно сказать о священных монархиях прошлого.
Демократии же держатся главным образом пропагандой и риторикой политических
деятелей. Происходит объективация психических состояний людей, вкорененных в
глубину не индивидуального только, но еще более коллективного
подсознательного. Подсознательное может принять форму сознания, которое
поражает своей иррациональностью. Весь процесс происходит в сложных
взаимодействующих группах людей. Совершенно ошибочна та точка зрения,
которая видит в политической жизни самые корыстные чувства людей и
социальных групп. Так называемые интересы социальных групп сплошь и рядом
носят совершенно иррациональный, противный всякому разумному расчету
характер. Кучка крупных капиталистов может желать вызвать войну,
автоматически сила капитализма к этому толкает. Но это может повести к
гибели этих капиталистов и их капиталов, к гибели всего режима. Можно было
бы сказать, что в корыстном интересе таится безумие. Людьми управляют не
столько рассудительные интересы, сколько страсти. Исторически сложившиеся
формы власти есть всегда уже объективированные и рационализированные
подсознательные состояния и страсти. И это всегда означает создание мифов,
без мифов нельзя управлять человеческими массами. Создается тот или иной миф
о суверенитете. В века новой истории пытались рационализировать начало
власти, создав теорию социального договора. У Гоббса, смотревшего
пессимистически на человеческую природу, это привело к утверждению монархии.
У Руссо, оптимистически смотревшего на человеческую природу, это приводит к
утверждению демократии. Но в действительности договоры и рациональные
объяснения не играют никакой роли, все формы власти опираются на
подсознательные коллективные чувства и страсти, если не опираются на
религиозные верования. У Боссюэта абсолютная государственная власть и
абсолютная власть монарха опираются на религиозную санкцию, хотя и в
противоречии с католичеством, более склонным к дуалистической системе.
Ложная идея суверенитета перенесена была с монарха на народ. Людовик XIV
говорил: "Государство - это я". На это революционный народ ответил:
"Государство - это я". Но это тот же самый ложный принцип суверенитета.
Интересно отметить, что идея народного суверенитета возникла в монастырях,
ее утвердили католические теологии Suares и Bellarmin. Правда этой идеологии
отрицательная, более же высшая положительная правда заключается в том, что
Акунин Борис
Буркатовский Сергей
Орловский Гай Юлий
Андреев Николай
Земляной Андрей
Каргалов Вадим