философию Аристотеля, привел к очень важным и далеко идущим последствиям.
Значение этого перелома было основательно рассмотрено в интересной работе
Г. Гаймсета, известного немецкого философа и историка культуры. Согласно
Гаймсету, в лице Кузанца мы встречаем подлинное начало философии и науки
нового времени. Однако сам Николай при этом, по убеждению Гаймсета,
представляет собой средневекового мыслителя, продолжающего то направление
развития средневековой теологии, которое пробивает себе дорогу уже у Дунса
Скота и Мейстера Экхарта. Сущность этого направления составляют поиски
адекватного понятийного выражения того содержания христианского вероучения,
которое осмыслялось философски в X-XIII вв. в формах античного мышления
главным образом благодаря усвоению схоластикой аристотелевской философии.
Античное же мышление, с его, как пишет Гаймсет, "ценностным предпочтением
конечного", не позволяет адекватно выразиться христианской идее личного
Бога; христианское понятие творения не может быть согласовано с "дуализмом
греческой философии".
отождествлению единого и беспредельного - двух противоположных начал в
философии неоплатоников и Аристотеля - вызвана стремлением христианского
теолога преодолеть свойственный античному мышлению дуализм; результатом
этого оказывается и "ценностное предпочтение бесконечного", к которому
тяготело христианское мышление с самых первых его шагов в эпоху патристики.
Отсюда, согласно Гаймсету, с неизбежностью вытекает и утверждение Кузанца о
бесконечности мира.
его трактовка этой бесконечности отличается от той, которая имеет место у
Джордано Бруно, Рене Декарта или Исаака Ньютона. Как следует понимать слова
Николая о том, что мир не конечен, но и не бесконечен в собственном смысле?
Дело в том, что Кузанец различает два вида бесконечного: негативно
бесконечное и привативно бесконечное. "...Только абсолютный максимум
негативно бесконечен, только он есть то, чем может быть во всей потенции.
Наоборот, Вселенная, охватывая все, что не есть Бог, не может быть
негативно бесконечной, хотя она не имеет предела и тем самым привативно
бесконечна". Негативная бесконечность Бога - это бесконечность актуальная,
то, что Кузанец чаще всего называет абсолютным максимумом. Привативная же
бесконечность скорее соответствует тому, что мы сегодня называем
потенциальной бесконечностью и что в античности предпочитали называть
беспредельным. И в самом деле, Вселенная привативно бесконечна, так как, по
словам Кузанца, она "не имеет предела". Такого рода потенциально
бесконечное - это то, что всегда может быть актуально больше, но это как
раз признак конечности, ибо актуальная бесконечность не может становиться
больше или меньше от прибавления к ней или отнятия от нее какой бы то ни
было величины.
бесконечной путем постепенного возрастания. Вот такого рода конечностью,
могущей возрастать без предела, но никогда не могущей превратиться в
актуальную бесконечность, Кузанец считает Вселенную. Она может возрастать
без предела, потому что не имеет предела создавшее ее бесконечное
всемогущество Бога, или, в терминах неоплатоников, которыми часто
пользуется Кузанец, потому что она эманирует из абсолютного максимума.
центра, ни окружности. Ибо центр и окружность - границы, а бесконечность,
пусть даже и привативная, не может иметь никаких границ. Но из этого
следует вывод, очень важный для дальнейшего развития не только философии,
но и астрономии и физики: "Центр мира не более внутри Земли, чем вне ее".
Таким образом, согласно учению Николая Кузанского, Земля не может быть
центром мира, поскольку, во-первых, у Вселенной нет никакого центра, а
во-вторых, вообще не может быть такой совершенной сферы, чтобы все точки ее
периферии были одинаково удалены от центра: "Точной равноудаленности от
разных мест вне Бога не найти, потому что только Он один есть бесконечное
равенство". Бог, по Кузанцу, есть абсолютный центр мира и он же -
абсолютная окружность всего. А раз Земля не центр мира, то она "не может
быть совершенно неподвижной, а обязательно движется так, что может
двигаться еще бесконечно медленнее. И как Земля не центр мира, так сфера
неподвижных звезд не есть его окружность, хотя при сравнении Земли с небом
наша Земля и кажется ближе к центру, а небо - ближе к окружности".
мировоззрении: Земля ничем принципиально не отличается от других небесных
тел - она не находится в центре мира, не является неподвижной, а значит,
объективно нет никакого "верха" и "низа", положение небесных тел
относительно и, стало быть, Землю можно считать таким же небесным телом,
как Солнце или Луну. "Неверно, будто наша Земля - самая ничтожная и
низменная", как это полагали до сих пор. "Земля - благородная звезда,
имеющая свои особые и отличные от других звезд свет, тепло и влияние, как и
любая звезда тоже отличается от любой другой светом, природой и влиянием".
которая исходит из различия подлунного и надлунного миров. Он
пересматривает как базисные утверждения науки о природе, господствовавшие
на протяжении почти двух тысячелетий, так и вековые представления о
несоизмеримо различном характере "неба" и "земли". Тем самым Кузанец
подготовляет коперниканскую революцию в астрономии. При этом он идет
дальше, чем то позволяют астрономические знания той эпохи. Он, например, не
видит существенного различия между Землей и Солнцем. "Не доказательство
низменности Земли и ее темный цвет, - пишет Николай. - Находись кто-нибудь
на Солнце, оно тоже не показалось бы ему столь же сияющим, как нам. Если
рассмотреть солнечное тело, оно имеет ближе к центру некую как бы землю, по
окружности - некоторое как бы огненное свечение, а в промежутке - как бы
водянистое облако, а также более светлый воздух. Такие же элементы есть и у
Земли".
утверждений (не останавливаясь перед мифологемами), подрывающих основы
астрономической теории Птолемея: Вселенная бесконечна пусть и привативно,
но это значит, что у нее нет предела; Земля не является центром мироздания,
а потому и не остается неподвижной. Отсюда следует далее, что в небе нет
неподвижных и фиксированных полюсов, согласно терминологии самого Николая
Кузанского, но "любая часть мира... движется". А это значит, что не
существует объективно данной точки отсчета, исходя из которой можно было бы
измерять движения небесных тел. Отсюда следует, что астрономические расчеты
не просто приблизительны, что допускалось в астрономии и раньше, но они
могут быть грубо ошибочными - а это уже новый взгляд на астрономию.
"Поскольку мы можем воспринять движение только в сравнении с чем-то
неподвижным, как-то полюсами или центрами, заранее не нуждаясь в них при
любом измерении движений, то очевидно, что мы ходим путями догадок
(coniecturis) и относительно всего ошибаемся".
субъективное допущение. Объективно центра нет нигде, или, что то же самое,
он находится везде. Центром мы обычно называем, говорит Кузанец, точку
зрения наблюдателя, которому свойственно считать себя в центре, где бы он
ни находился, - такова иллюзия восприятия.
времени до сих пор недостаточно оценена в нашей литературе. А между тем мы
видим, как именно Кузанец подготавливает логические и онтологические
предпосылки для того переворота в астрономии, который связан с именем
Коперника, и того переворота в физике (прежде всего механике), который
осуществил Галилей.
фиксированное, все определенное дано с конечной точки зрения, только
относительность абсолютна, ибо она есть выражение бесконечности. В
результате получается, что принцип определенности (высшее выражение
которого - единое Платона и неоплатоников) может быть, по Кузанцу,
характеристикой только низшего, рассудочного уровня бытия; все
тождественное себе, включая и сам логический закон тождества
(онтологическим и даже сверхонтологическим, или сверхбытийным, выражением
которого была в античной философии категория единого), отныне объявляется
сферой рассудочного знания, и только единое, понятое в своем тождестве с
бесконечным как совпадение противоположностей, т.е. как нарушение закона
тождества, представляет для Кузанца выражение высшей, божественной
реальности.
философии, которая идет от Бруно через Спинозу и затем к Шеллингу и Гегелю
и которую характеризует стремление мыслить высшее начало бытия как
тождество противоположностей. Для представителей этой линии не существует
двух различных начал бытия, как их мыслили античные философы - Платон и
Аристотель, Прокл, Плотин, а именно единого и беспредельного, формы и
материи; в этом смысле всех их можно называть монистами, противниками
дуализма. Если исходить, как это делает, например, Гаймсет, из того
положения, что монизм в философии представляет адекватную форму для
христианского монотеизма, тогда придется согласиться с ним в том, что и
патристика, и средневековая западная теология имеют неадекватную содержанию
христианского вероучения форму.
Характерная для Кузанца тенденция мыслить высшее начало бытия как тождество
противоположностей (единого и бесконечного) была результатом пантеистически
окрашенного сближения Бога с миром, Творца с сотворенным им сущим. В
результате такого сближения было нарушено важное как для неоплатоников, так
и для раннехристианской патристики убеждение в непостижимости единого.
Кузанец отходит как от Прокла, так и от Псевдо-Дионисия Ареопагита; он
считает неприменимым по отношению к божественному первоначалу закон
тождества, но полагает, что мы можем постигнуть Бога особым образом - путем
нарушения основного закона мышления, который и объявляется главным
принципом уже не ума, а рассудка. Ибо совпадение противоположностей требует