совершенства, образуемой в действительное совершенство; отношение же между
мужем и женой есть отношение двух различно действующих, но одинаково
несовершенных потенций, достигающих совершенства только процессом
взаимодействия. Другими словами. Бог ничего не получает от твари для себя,
т. е. никакого приращения, а все дает ей; Христос не получает от Церкви
никакого приращения в смысле совершенства, а все совершенство дает ей, но
Он получает от Церкви приращение в смысле полноты Его собирательного тела;
наконец, человек и его женское alter ego восполняют взаимно друг друга не
только в реальном, но и в идеальном смысле, достигая совершенства только
чрез взаимодействие. Человек может зиждительно восстановлять образ Божий в
живом предмете своей любви только так, чтобы вместе с тем восстановить этот
образ и в самом себе; а для этого он у самого себя силы не имеет, ибо если
б имел, то не нуждался бы и в восстановлении; не имея же у себя, должен
получить от Бога. Следовательно, человек (муж) есть творческое,
зиждительное начало относительно своего женского дополнения не сам по себе,
а как посредник или проводник Божественной силы. Собственно, и Христос
созидает Церковь не какою-нибудь отдельною своей силою, а тою же творческою
силою Божества; но, будучи сам Бог, он обладает этою силой по естеству и
actu, мы же - по благодати и усвоению, имея в себе лишь возможность
(потенцию) для ее восприятия.
любви, т. е. в процессе интеграции человеческого существа или
восстановления в нем образа Божия, я предвижу недоумение многих: зачем
забираться на такие недоступные и фантастические высоты по поводу такой
простой вещи, как любовь? Если бы я считал религиозную норму любви
фантастическою, то я, конечно, и не предлагал бы ее. Точно так же, если б я
имел в виду только простую любовь, т. е. обыкновенные, заурядные отношения
между полами, - то, что бывает, а не то, что должно быть, - то я, конечно,
воздержался бы от всяких рассуждений по этому предмету, ибо, несомненно,
эти простые отношения принадлежат к тем вещам, про которые кто-то сказал:
нехорошо это делать, но еще хуже об этом разговаривать. Но любовь, как я ее
понимаю, есть, напротив, дело чрезвычайно сложное, затемненное и
запутанное, требующее вполне сознательного разбора и исследования, при
котором нужно заботиться не о простоте, а об истине... Гнилой пень,
несомненно, проще многоветвистого дерева, и труп проще живого человека.
Простое отношение к любви завершается тем окончательным и крайним
упрощением, которое называется смертью. Такой неизбежный и
неудовлетворительный конец "простой" любви побуждает нас искать для нее
другого, более сложного начала.
любви, как было уже показано, состоит в признании за другим существом
безусловного значения. Но в своем эмпирическом, подлежащем реальному
чувственному восприятию, бытии это существо безусловного значения не имеет:
оно несовершенно по своему достоинству и преходяще по своему существованию.
Следовательно, мы можем утверждать за ним безусловное значение лишь верою,
которая есть уповаемых извещение, вещей обличение невидимых, так к чему же
относится вера в настоящем случае? Что, собственно, значит верить в
безусловное, а тем самым и бесконечное значение этого индивидуального лица?
Утверждать, что оно само по себе, как такое, в этой своей частности и
отдельности обладает абсолютным значением, было бы столь же нелепо, сколько
и богохульно. Конечно, слово "обожание" весьма употребительно в сфере
любовных отношений, но ведь и слово "безумие" также имеет в этой области
свое законное применение. Итак, соблюдая закон логики, не дозволяющей
отождествлять противоречащих определений, а также заповедь истинной
религии, запрещающую идолопоклонство, мы должны под верою в предмет нашей
любви разуметь утверждение этого предмета как существующего в Боге и в этом
смысле обладающего бесконечным значением. Разумеется, это трансцендентное
отношение к своему другому, это мысленное перенесение его в сферу Божества
предполагает такое же отношение к самому себе, такое же перенесение и
утверждение себя в абсолютной сфере. Признавать безусловное значение за
данным лицом или верить в него (без чего невозможна истинная любовь) я
могу, только утверждая его в Боге, следовательно, веря в самого Бога и в
себя как имеющего в Боге средоточие и корень своего бытия. Эта триединая
вера есть уже некоторый внутренний акт, и этим актом полагается первое
основание к истинному воссоединению человека с его другим и восстановлению
в нем (или в них) образа триединого Бога. Акт веры в действительных
условиях времени и места есть молитва (в основном, не техническом смысле
этого слова). Нераздельное соединение себя и другого в этом отношении есть
первый шаг к действительному соединению. Сам по себе этот шаг мал, но без
него невозможно ничто дальнейшее и большее.
одном, то утверждать какое-нибудь индивидуальное существо в Боге - значит
утверждать его не в его отдельности, а во всем или, точнее, в единстве
всего. Но так как это индивидуальное существо в своей данной
действительности не входит в единство всего, существует отдельно, как
материально обособленное явление,, то предмет нашей верующей любви
необходимо различается от эмпирического объекта нашей инстинктивной любви,
хотя и нераздельно связан с ним. Это есть одно и то же лицо в двух
различных видах или в двух разных сферах бытия - идеальной и реальной.
Первое есть пока только идея. Но в настоящей, верующей и зрячей любви мы
знаем, что эта идея не есть наше произвольное измышление, а что она
выражает истину предмета, только еще не осуществленную в сфере внешних,
реальных явлений.
любовного пафоса сквозь реальное явление, но в более ясном виде является
сначала лишь как предмет воображения. Конкретная форма этого воображения,
идеальный образ, в который я облекаю любимое лицо в данный момент,
создается, конечно, мною, но он создается не из ничего, и субъективность
этого образа как такого, т. е. являющегося теперь и здесь перед очами моей
души, нисколько не доказывает субъективного, т. е. для меня лишь
существующего, характера самого воображаемого предмета. Если для меня,
находящегося по ею сторону трансцендентного мира, известный идеальный
предмет является только как произведение моего воображения, это не мешает
его полной действительности в другой, высшей сфере бытия. И хотя наша
реальная жизнь находится вне этой высшей сферы, но наш ум не совсем чужд
ей, и мы можем иметь некоторое умозрительное понятие о законах ее бытия. И
вот первый, основной закон: если в нашем мире раздельное и изолированное
существование есть факт и актуальность, а единство - только понятие и идея,
то там, наоборот, действительность принадлежит единству или, точнее,
всеединству, а раздельность и обособленность существуют только потенциально.
смысле здешнего реального бытия. Там, т. е. в истине, индивидуальное лицо
есть только луч, живой и действительный, но нераздельный луч одного
идеального светила - всеединой сущности. Это идеальное лицо, или
олицетворенная идея, есть только индивидуализация всеединства, которое
неделимо присутствует в каждой из этих своих индивидуализации. Итак, когда
мы воображаем идеальную форму любимого предмета, то под этою формой нам
сообщается сама всеединая сущность. Как же мы должны ее мыслить?
соединяет с собою это все, представляя себе его вместе и зараз, в абсолютно
совершенной форме, следовательно, как единое. Это другое единство,
различное, хотя и неотделимое от первоначального единства Божия, есть
относительно Бога единство пассивное, женское, так как здесь вечная пустота
(чистая потенция) воспринимает полноту божественной жизни. Но если в основе
этой вечной женственности лежит чистое ничто, то для Бога это ничто вечно
скрыто воспринимаемым от Божества образом абсолютного совершенства. Это
совершенство, которое для нас еще только осуществляется, для Бога, т. е. в
истине, уже есть действительно. То идеальное единство, к которому стремится
наш мир и которое составляет цель космического и исторического процесса,
оно не может быть только чьим-нибудь субъективным понятием (ибо чьим же?),
оно истинно есть как вечный предмет любви Божией, как Его вечное другое.
тайну ее идеализации. Здесь идеализация низшего существа есть вместе с тем
начинающая реализация высшего, и в этом истина любовного пафоса. Полная же
реализация, превращение индивидуального женского существа в неотделимый от
своего лучезарного источника луч вечной Божественной женственности, будет
действительным, не субъективным только, а и объективным воссоединением
индивидуального человека с Богом, восстановлением в нем живого и
бессмертного образа Божия.
идеальное (не в смысле отвлеченном, а в смысле принадлежности к другой,
высшей сфере бытия) существо, которое мы должны ввести в наш реальный мир,
и, во-вторых, мы любим то природное человеческое существо, которое дает
живой личный материал для этой реализации и которое чрез это идеализуется
не в смысле нашего субъективного воображения, а в смысле своей
действительной объективной перемены или перерождения. Таким образом,
истинная любовь есть нераздельно и восходящая и нисходящая (amor ascendens
и amor descendens, или те две Афродиты, которых Платон хорошо различал, но
дурно разделял. Для Бога Его другое (т. е. вселенная) имеет от века образ
совершенной Женственности, но Он хочет, чтобы этот образ был не только для
Него, но чтобы он реализовался и воплотился для каждого индивидуального
существа, способного с ним соединяться. К такой же реализации и воплощению
стремится и сама вечная Женственность, которая не есть только
бездейственный образ в уме Божием, а живое духовное существо, обладающее
всею полнотою сил и действий. Весь мировой и исторический процесс есть
процесс ее реализации и воплощения в великом многообразии ферм и степеней.
Сертаков Виталий
Белоусов Валерий
Афанасьев Роман
Конан-Дойль Артур
Распопов Дмитрий
Шилова Юлия