водоросли, выброшенные волнами. Со временем они становятся
почвой, настоящей почвой. Ты не знала этого. -- Муми-папа
засмеялся и протянул лапы, словно отдавая ей все водоросли в
мире.
день и складывала в трещину в скале. Со временем у нее будет
кусочек сада. У водорослей был такой же теплый и темный цвет,
как земля там, дома, и еще свой собственный пурпурный и
рыжеватый оттенок.
морковке, редиске, картошке, о том, как они толстеют и
округляются в теплой почве. Она видела зеленые листья,
появляющиеся на свет сильными и здоровыми пучками. Она видела
растения, колышущиеся на ветру на фоне голубого моря,
сгибающиеся под тяжестью помидор, гороха и фасоли, чтобы у
семьи было еда. Она знала, что ничего не сбудется до следующего
лета, но это не имело значения. У нее было о чем мечтать. И в
глубине души больше всего она мечтала о яблоне.
притихли. Муми-мама насвистывала сама себе, идя домой через
вереск с охапкой дощечек. Муми-папа сделал для нее перила,
чтобы она могла держаться, и, кроме того, перед дверью стояли
две маленькие кровати. Тут же стоял бочонок, который он нашел в
море. Он был почти целый и, похоже, когда-то был зеленым.
пугающей. Нужно было только не смотреть вниз и стараться думать
о чем-нибудь другом. Муми-тролль сидел у стола, раскладывая
маленькие круглые камешки в кучки.
Он не позволил мне пойти вместе с ним. Он пробыл там ужасно
долго.
продолжала свистеть, складывая дощечки в кучу у плиты. Ветер
утих, и солнце светило в западное окно, бросая теплые лучи на
пол и белую стенку.
и, как кошка, прыгнула на подоконник. Она прижалась носом к
раме и стала корчить воробьям страшные рожи.
лестнице.
прекрасные кровати. А в бочке можно солить рыбу. Жалко было бы
использовать ее только для дождевой воды...
взглянула на него и заметила, что его хвост напряжен и кончик
его подергивается от раздражения. Она подбросила дров в огонь и
открыла банку селедки. Муми-папа выпил чай, не сказав ни слова.
Муми-мама убрала со стола, поставила на него штормовую лампу на
стол и сказала:
на газе. Когда газ заканчивается, их почти невозможно зажечь.
должна светить! В этом весь смысл. Неужели ты думаешь, что
можно жить в маяке и не поддерживать огонь? Что будет с лодками
там, в темноте? Они могут оказаться здесь и затонуть прямо
перед нашими глазами в любой момент...
берегу будет полно утонувших Филифьонок, Мюмл и Хомс,
позеленевших от водорослей и с белыми лицами...
повернулась к Муми-папе: -- Если ты не зажжешь лампу сегодня,
то зажжешь завтра или в другой раз. А если она совсем не будет
работать, в плохую погоду мы вывесим за окно штормовой фонарь.
Кто-нибудь должен увидеть его и понять, что если плыть в этом
направлении, то попадешь на берег. Кстати, было бы неплохо
занести кровати до темноты. Я не доверяю этим шатким ступеням.
гвоздя.
"Сейчас она зажигает штормовой фонарь. Она увеличивает пламя и
стоит, глядя на него, как всегда. У нас полно керосина..."
чернели на фоне неба там, где только что зашло солнце. На одной
из них возвышался буй, а может, просто каменная пирамида.
Муми-папа поднял первую кровать, а затем остановился и
прислушался.
ни на что, слышанное им раньше. На мгновение Муми-папе
показалось, что скала под ним задрожала, но потом все стихло.
такие странные голоса". Он поднял кровать на плечи. Это была
добротная крепкая кровать, с ней все было в порядке. Но кровать
смотрителя маяка там, в башне, принадлежала Муми-папе и никому
другому.
лестнице. Темнота вокруг наполнена хлопаньем птичих крыльев.
Птицы молча уворачивались от него. Ступени громко скрипели и
стонали при каждом шаге. Муми-папа страшно спешил. Ему надо
было добраться до верха и, пока не поздно, зажечь лампу, это
казалось очень важным. Ступеньки становились все уже и уже. Он
осознал, что слышит звук железа под лапами -- он был наверху,
там, где лампа ждала его в своем круглом стеклянном домике. Сон
все замедлялся и замедлялся. Муми-папа ощупывал стены в поисках
спичек. Большие куски изогнутого цветного стекла, отражавшие
море, попадали под руки. Красное стекло делало волны красными,
как огонь, сквозь зеленое стекло море внезапно обернулось
изумрудно-зеленым, холодным и отдаленным, находящимся где-то на
луне, а может, вообще нигде. Нельзя было терять время, но чем
больше он спешил, тем медленней все происходило. Он споткнулся
о газовые баллоны, которые покатились по полу, как волны, их
становилось все больше и больше. А потом птицы вернулись и
стали бить крыльями по стеклу. Все сговорилось помешать ему
зажечь лампу. В ужасе Муми-папа громко закричал. Стекло
разбилось и разлетелось на тысячи сверкающих осколков, море
поднялось высоко над крышей маяка, и Муми-папа начал падать,
глубже и глубже, -- и проснулся посередине комнаты с одеялом на
голове.
и неподвижная, четыре окна обрамляли ночь.
ужасно.
тлеющие угли. Вспыхнуло пламя, теплый золотой свет заиграл в
темноте.
из-за того, что ты спишь в незнакомом месте.
сон таял.
такие кошмары. Я сделаю себе другую.
кажется, что чего-то не хватает? Здесь не слышно шума деревьев.
вокруг острова, и вспомнил, как шептались по ночам деревья
возле их старого дома.
заворачиваясь в одеяло. -- Это по-другому. Тебе ведь не будут
больше сниться страшные сны, правда?
глядели в чащу. Она была низкая и спутанная: крохотные сердитые
сосенки и еще меньшие березки, борющиеся с ветром всю свою
жизнь. Для защиты они росли очень близко друг к другу. Верхушки
деревьев расти перестали, но ветви крепко вцеплялись в землю
везде, где только могли до нее дотянуться.
свирепыми, -- восхищенно сказала Малышка Мю.