золотых фонариков, в проходах были выставлены самые лучшие цветы с коло-
кольчиками. Беготни и сквозняку было куда как много, но все колокольчики
звенели так, что ничего не было слышно.
для соловья. Весь двор был в сборе, а маленькой кухарке дозволили стать
в дверях - ведь она уже была в звании придворной поварихи. Все надели
свои лучшие наряды, и все глядели на маленькую серую птичку, а император
кивнул ей головой.
и тогда еще краше запел соловей, и песнь его хватала за сердце. Импера-
тор был очень доволен и хотел пожаловать соловью свою золотую туфлю на
шею. Но соловей с благодарностью отказался:
нее! Слезы императора-это ведь настоящее чудо! Я награжден с избытком!
ворные дамы и стали набирать в рот воды, чтобы булькать, когда с ними
кто-нибудь заговорит. Им казалось, что тогда они сами будут похожи на
соловья. Даже слуги и служанки объявили, что они довольны, а ведь это
немало - угодить им труднее всего. Да, соловей положительно имел успех.
гулять два раза днем и один раз ночью. К нему приставили двенадцать
слуг, и каждый держал его за привязанную к лапке шелковую ленточку. И
прогулка была ему не в прогулку.
встречались, один сейчас же говорил: "соло", а другой доканчивал: "вей!"
- и оба вздыхали, поняв друг друга. А еще именем соловья были названы
одиннадцать сыновей мелочных торговцев, хотя всем им слон на ухо насту-
пил.
ператор.
соловьем. Он был совсем как настоящий и весь отделан алмазами, рубинами
и сапфирами. Заведешь его - и он мог спеть песню настоящего соловья, и
его хвост при этом так и ходил вверх и вниз, отливая золотом и серебром.
На шее у него была ленточка с надписью: "Соловей императора Японии ничто
по сравнению с соловьем императора китайского".
кусственного соловья, тотчас утвердили в звании "обер-поставщика со-
ловьев его величества".
вей пел по-своему, а искусственный - как шарманка.
держивает такт и поет строго по моей методе!
меньший успех, чем настоящий, но был куда красивее, весь так и сверкал
драгоценностями!
прочь послушать его еще раз, да тут император сказал, что теперь должен
спеть немного и настоящий соловей.
окно и улетел в свой зеленый лес.
и назвали соловья неблагодарным.
искусственному соловью пришлось петь опять, и все в тридцать четвертый
раз услышали одну и ту же песенку. Однако придворные так и не запомнили
ее наизусть, такая она была трудная. А капельмейстер знай нахваливал ис-
кусственного соловья и утверждал даже, что он лучше настоящего не только
нарядом и чудесными алмазами, но и внутренним своим складом.
никогда нельзя знать наперед, что он споет, а про искусственного можно!
Именно так, и не иначе! В искусственном соловье все можно понять, его
можно разобрать и показать человеческому уму, как расположены валики,
как они вертятся, как одно следует из другого!..
разрешение в следующее же воскресенье показать искусственного соловья
народу.
- это ведь так по-китайски. И все говорили: "О!" - и поднимали в знак
одобрения палец и кивали головами. Только бедные рыбаки, слышавшие нас-
тоящего соловья, говорили:
го.
кусственный занял место на шелковой подушке у постели императора. Вокруг
него лежали преподнесенные ему подарки, а сам он был возведен в звание
"певца ночного столика его императорского величества номер один слева",
потому что самым почетным император считал место, где расположено серд-
це, а сердце расположено слева даже у императоров. А капельмейстер напи-
сал об искусственном соловье ученый труд в двадцати пяти томах, полный
самых трудных китайских слов, и придворные говорили, что прочли и поняли
его, не то они показали бы себя дураками и были бы биты палками по живо-
ту.
зусть каждое коленце в песне искусственного соловья, но как раз поэтому
он им и нравился. Теперь они и сами могли подпевать ему. "Ци-ци-ци!
Клюк-клюкклюк!" - распевали уличные мальчишки, и то же самое напевал им-
ператор. Ах, что за прелесть!
ратор лежал в постели, слушая его, как вдруг внутри соловья что-то щелк-
нуло, колесики побежали впустую, и музыка смолкла.
но что тот мог поделать? Призвали часовщика, и после длинных разговоров
и долгих осмотров он кое-как подправил соловья, но сказал, что его надо
поберечь, потому как шестеренки поистерлись, а поставить новые, так,
чтобы музыка шла по-прежнему, невозможно. Ах, какое это было огорчение!
Теперь соловья заводили только раз в год, и даже это казалось чересчур.
А капельмейстер произнес краткую речь, полную всяких умных слов, - дес-
кать, все по-прежнему хорошо. Ну, значит, так оно и было.
ратора, а он, как говорили, заболел, и жить ему осталось недолго. Уже
подобрали и нового императора. На улице стоял народ и спрашивал первого
министра, что с их прежним повелителем.
придворные решили, что он уже умер, и каждый спешил на поклон к новому
владыке. Слуги выбегали из дворца поболтать об этом, а служанки пригла-
шали к себе гостей на чашку кофе. По всем залам и проходам расстелили
ковры, чтобы не слышно было шума шагов, и всюду было так тихо, так ти-
хо... Только император еще не умер. Закоченевший и бледный лежал он на
пышном ложе под бархатным балдахином с тяжелыми золотыми кистями. А с
высоты в открытое окно светила на императора и искусственного соловья
луна.
него кто-то сидит. Он открыл глаза и увидел, что на груди у него сидит
Смерть. Она надела его золотую корону и держала в одной руке его золотую
саблю, в другой его славное знамя. А вокруг из складок бархатного балда-
хина выглядывали диковинные лица, одни гадкие и мерзкие, другие добрые и
милые: это смотрели на императора все его злые и добрые дела, ведь на
груди у него сидела Смерть.
ему столько, что на лбу у него выступил пот.
ки, большой китайский барабан! - кричал он. - Не хочу слышать их речей!
они говорили.
тая птичка, пой! Я одарил тебя золотом и драгоценностями, я собственно-
ручно повесил тебе на шею свою золотую туфлю, пой же, пой!
петь не мог. А Смерть все смотрела и смотрела на императора своими
большими пустыми глазницами, и было так тихо, страшно тихо...
окном на ветке, он прослышал про болезнь императора и прилетел утешить и
ободрить его своей песней. Он пел, и призраки все бледнели, кровь все
убыстряла свой бег в слабом теле императора, и даже сама Смерть слушала
соловья и повторяла:
пел о тихом кладбище, где цветут белые розы, благоухает сирень и свежая
трава увлажняется слезами живых. И Смерть охватила такая тоска по своему
саду, что она холодным белым туманом выплыла из окна.
тебя! Я изгнал тебя из страны, но ты все же отогнала от моей постели
Акунин Борис
Свержин Владимир
Посняков Андрей
Ларссон Стиг
Марко Джон
Распопов Дмитрий