госбезопасности. Следовательно, Приятный не из Москвы, а из Берлина, и о
явке не знает.
старостой, стараясь не смотреть на сидевшего за "зингером" Петра Ивановича.
Оказалось, она хорошо знала младшую дочь хозяина, дружила с ней какое-то
время, но потом та вышла замуж и пропала из виду. Привела кое-какие детали,
которые убеждали: барышня - не самозванка. Староста отвечал неохотно и
неприветливо: дочь заезжала после свадьбы сюда, в августе 38-го, с мужем
(поворот головы в сторону Петра Ивановича за швейной машинкой), но пробыли
они недолго и укатили в Минск, а с начала войны и след ее простыл, людей
разбросало, зятя (борода показала на человека за шитьем) он вытащил из
лагеря, поскольку родственник...
подруге поехала.
ничего необыкновенного не было в приходе барышни, ее расспросах о подруге, и
уж совсем обычной прозвучала просьба. Одно время, сказала барышня (так себя
и не назвавшая), в деревне проживал и состоял на учете Юзеф Грыцуняк, он, по
слухам, наезжает изредка сюда, так если появится, передайте ему, что о нем
очень беспокоится сестра. Староста подумал и подтвердил: да, такой внесен
был когда-то в "чужие", но потом то ли арестован был, то ли побежал за
лучшей долей. Барышня поблагодарила, пожелала дому мира и покоя. Путь в
город выбрала через станцию, мелькнула на тропке, и у старосты нашлись
какие-то дела, пошел, видимо, к коменданту, звонить в город, докладывать
Шакалу.
сидит та же барышня, никуда не уехавшая. Деловито сказала: староста кругом в
долгах у немцев, потому она и не заговорила при нем о главном. Грыцуняк
где-то рядом, ждет весточки от сестры, и письмо передадут на станции - здесь
небезопасно, - через него, Маршеню, положить его надо вот сюда... (Барышня
вывела Петра Ивановича из клетушки, выдернула мох из-под второго снизу
бревна, показав углубление.) Юзеф сам найдет весточку. Договорились?
пензенский, а не подсадная утка на явке, неизвестно чьей!
терзался догадками: эта пригожая девушка определенно с партизанским или
московским заданием и ей бы таиться, но, с другой стороны, смело пошла на
охраняемую немцами станцию, там посты полевой жандармерии, пропуск,
следовательно, у барышни настоящий.
немца с автоматом проходил без опаски. Лагерные страхи подзабылись, в нем
начинало накапливаться и оседать что-то непензенское, противное, царапающее
и зудящее; метался по конюшне, застывал на месте, потом брал разбег, чтоб
головой проломить стену, и падал, вытягивался, лежал...
8
знали и чтили. Накануне вылета долго сидели в ресторане, обоих в "юнкерсе"
мутило. А тут еще пристал летчик, выписанный из госпиталя. Весь полет
талдычил он о жене своей, допытываясь, можно по почерку определить, изменяет
ли она (Бахольц сказал, что можно), тыкал Клемму в нос фотографию ветреной
супруги. Спрятал наконец, произнес будто про себя:
черно-желтом указателе надпись "Mensk"). Бахольца ждала машина, взяли с
собой и неутешного летчика, довезли до первых неразрушенных кварталов. Всех
и вся подозревавший Бахольц задумчиво молвил:
прижимали к животам пухлые портфели. Квартиру, где Бахольц всегда
останавливался, уже заняли два офицера из словацких батальонов. Смутились,
когда им предъявили ордер квартирьера штаба. Прибежал управдом, а с ним -
фатоватый венгр с саблей на боку. Словаки, недурно говорившие по-немецки,
стали немыми, когда Клемм положил руку на кобуру пистолета и уставился на
них. Обворожительно улыбаясь, венгр предложил квартиру этажом ниже, отведена
она командованию сборного славянского батальона и содержится в образцовом
порядке, прошу убедиться.
эту...
господа немецкие офицеры посетить клуб, где сегодня и ежедневно так
называемые "вечера славянского содружества"? Лучшие русские девушки - там.
найти пять тонн цветного металла, которыеи прикарманил. Но как протащить
вагон через две границы и хозяйственные команды штаба Восточного
экономического руководства - не знал даже Клемм.
наглость. Соглашался кое-что подбрасывать Бахольцу, но не более. Когда
затянувшиеся уговоры стали грозить разрывом, дотоле молчавший Клемм произнес
жестко:
одно слово - и королю дрожжей несдобровать, не поможет ему и тайная полиция!
щелкнул пальцами:
графом со звучной фамилией. Остаток дня провел в разъездах, а ночью разбудил
Клемма, сказал полушепотом, что судьба дарит им беспроигрышный шанс,
возможность обеспечить себя и детей на многие годы после этой безумной
войны. Молодчики Розенберга обчистили музеи и хранилища Белорутении,
обогащая разных бонз художественными ценностями, и простым людям ничего не
остается, как следовать их примеру. В одном местечке ждут своего часа
раритеты мирового класса - рукописи многовековой давности и книги
семнадцатого века. Получить их можно, сложности в доставке этого
необыкновенного товара в Германию: только автомашиной, иного не дано. Не
возьмется ли Клемм за это дело? Продление командировки и прочие документы -
это он, Бахольц, берет на себя. Товар - в багажник "майбаха", кое-кто из
высших чинов полиции войдет в долю и обеспечит Клемму дорогу до Берлина,
супруга Бахольца пристроит товар, спрячет его лет на пять, пока эта кутерьма
не кончится, но деньги Клемм получит сразу, если пожелает того...
сопроводительные документы, включая командировочное предписание, должны быть
подписаны либо Герфом, либо Готтбергом. Выехать же он сможет через недельку.
но Клемм накануне решительно отказался от него. В списках приглашенных его
нет, а упрашивать кого-то - увольте. А вот на вечер славянского содружества
пойдет, бабы там, говорят, первого сорта. И не только пошел, но и приволок
одну, Бахольц застукал его, юркнул в другую комнату, терпеливо ждал, когда
коллега выпроводит славянку. Клемм позвал его, казался утомленным, что
подтверждало высокосортность женщины. И неожиданно сказал, что потянуло его
что-то на театр - так нельзя ли все-таки попасть туда? В списках, понятно,
нет ни его, ни Бахольца, но уж у того-то должны быть связи с местным
руководством, оно без письменных формальностей разрешит, черт возьми,
посидеть в театре, там же будет превосходное пиво! Бахольц забрюзжал в тихом
гневе:
Готтбергу - и он сам пропустит нас... Кстати, товар для Берлина скоро
будет...
четырнадцатого, готовь документы.
9
пукают басовые трубы - исполняется торжественный прусский марш "Глория". Все
улицы и кварталы, прилегающие к бывшему Дому профсоюзов, оцеплены, офицеры
жидкой струей просачиваются ко входу, держа в руках именные приглашения.
Мобилизованы немки - машинистки и телефонистки, в белых фартучках снуют они
по полуподвалу с подносами, разнося дымящиеся пеной кружки с пивом;
строжайше отобранные славянки с примесью немецкой крови нарезают хлеб для
бутербродов. Низкими сводами полуподвал напоминает мюнхенскую пивную, для
старших же чинов открыт буфет с традиционными русскими закусками, из далекой
Баварии к празднику доставили доброе темное пиво, знатоки похваливают и
светлое гамбургское.
В зал!" Торопливо допивая, приглашенные потянулись к витым лестницам.
По-прежнему звучала "Глория".
от сцены - и восемьсот с чем-то человек приветственно поднялись. Бриллиант
сверкнул на Рыцарском кресте Вислени, вышедшего из-за кулис к трибуне. Его
свита степенно вышагивала вдоль первого ряда партера, впереди - хозяин
области Вильгельм Кубе. Дойдя до своего кресла, он спросил о чем-то Вислени,
Контровский Владимир
Лондон Джек
Володихин Дмитрий
Гюго Виктор
Жюль Верн
Белов Вольф