из ЦРУ. Тут же возникла и такая догадка: ФБР за пределами США действует с
оглядкой на свои и местные законы и, заподозрив Кустова, прибегло к
коммерческой дезинформации, чтоб разорить фирму и прибрать к рукам чересчур
удачливого дельца, на которого уже имелись кое-какие материалы. Версия эта
получила вскоре продолжение и подтверждение. В Будапешт пришла открытка из
Нового Орлеана: некто Джордж поздравлял племянника с окончанием колледжа.
Вкупе с бессмысленностью послания, именем и адресом текст означал: попал под
плотное наблюдение. По косвенным же сведениям - ФБР о существовании
Кустова-Корвина не знало. Но оповестить Будапешт Кустов мог и при отступной
легенде, майор, следовательно, уже дал какие-то показания в местной полиции.
Всполошенная Жозефина (с ней вышли на прямой контакт) опровергла все
варианты, к тому же поступившая по обычным каналам шифровка от Кустова не
содержала ничего, внушающего подозрения; там излагались очень дельные
рекомендации и давался перечень лиц, через которых можно добраться до
нужного источника информации; анализ шифровки показывал: все чисто. Однако
же достоверность ее легко объяснялась игрой, затеянной ФБР.
решение: все алмазы информации, что поблескивали в тоннах шифрованного
навоза, изучить и перепроверить!
диком происшествии. Знать, кто такой Кустов, она прав не имела, между ним и
ею всегда ставилась непроницаемая стена, и вдруг люди, наблюдавшие за
тайником, засекли выемку, произведенную не то что с нарушением всех правил,
а вообще преступно безграмотно и так, будто выемка заснималась полицией на
пленку с участием свидетелей. Человек, который не мог не быть Кустовым по
времени и по описанию, на виду у прохожих и гуляк в парке преспокойно
приблизился к увитой растениями ограде, выдернул третий камень слева от
металлического прута, извлек капсулу, критически осмотрел ее, развинтил,
убедился, что содержимое в целости и сохранности, деловито сунул шифровку в
карман, где долго искал что-то, не обращая внимания на публику. А люди в
парке если и не глазели, то все-таки посматривали на Кустова с интересом. А
он вдруг обратился к проходящему мимо с каким-то вопросом, а затем после
долгих поисков все-таки нашел в кармане нужный ему мел, чтобы сделать им на
камне росчерк; сердце, пронзенное стрелой, удостоверяло не выемку закладки,
а заложение ее, что было нелепо, но могло сойти за случайность.
Налюбовавшись этим сердцем, Кустов удалился, чтоб через полчаса вернуться:
рука его на том же помеченном камне дополнительно вычертила некую фигуру,
весьма схожую с чайкой или альбатросом. При тщательном изучении присланной
фотографии пришли к выводу, что морская птица - всего-навсего женская
задница. Что означает сие - никто не знал.
Будапешт и разорения фирмы, в которую немало денег вложила и Москва.
Открытку от Джорджа из Нового Орлеана сам Кустов дезавуировал, так сказать,
послав точно такую в другой адрес. Закупку пылесосов в количестве,
достаточном для разворошения всех песков Сахары, можно при желании объяснить
латиноамериканскими страстями покупателей или происками Жозефины, но
учиненная Кустовым сцена в парке превосходила опасностью все мыслимое.
предательством, потому что страх - это психологическое оружие, страх сам
собой превращает быт, в который ты врос, во вражеский тыл, всех людей вокруг
делая врагами; далекая за океаном Родина становится ближе и притягательнее,
потому что она, только она способна спасти тебя, вытащить из готовящейся
западни. Страх исцеляет, страх - прививка от мутного буржуазного влияния
среды, и страх надо в человеке поддерживать, культивировать даже, для чего
Кустову время от времени подбрасывали - не без некоторой паники - указания:
в Джексонвилль ни шагу, как и на Багамы, с мистером Клептоном оборвать все
контакты, на связь не выходить до особого сигнала... Наконец, агент просто
опасен, раз в нем ослаблен естественный, присущий всякому здравомыслящему и
нормальному человеку инстинкт самосохранения. Если же он не боится ФБР, то,
не исключено, от организации этой уже получены соответствующие гарантии.
Страх должен жить в душе и теле агента, вообще человека!..
текст был ответом Кустова на предложение прибыть в Москву за деньгами,
которые помогут прогоревшей на пылесосах фирме встать на ноги, и ответ
поразил бесстыдством, излагалась просьба: немедленно прислать как можно
скорее детские фотографии! А те были изъяты еще в середине 50-х годов, никто
посылать их, конечно, не собирался, и не потому, что они уж очень
советскими, разоблачительными были и вполне годились для американского суда
как уликовые материалы. Более того, нелепое поведение Кустова не осталось,
как прояснилось далее, не замеченным, за оградой стала присматривать
полиция, и привело это к тому, что пришедший на выемку другой агент был едва
не схвачен, а два дипломата в группе обеспечения несколько часов провели в
полиции, после чего - на самолет и в СССР. Агенту же, во избежание
неминуемого ареста, приказали исчезнуть. Опоздали, однако: человек сгинул.
Где он, что с ним - полная неизвестность, тем не менее вина Кустова
очевидна. Им, возможно, и затеян весь этот спектакль. А Жозефина доложила:
на связь не выходят уже несколько помощников Кустова. Сам же он, зайдя
однажды в книжный магазин, чуть ли не с порога заорал: "А как насчет лагерей
в стране победившего социализма?" Выходка удручала, поневоле иначе глянешь
на желание иметь под рукой детские фотографии: человек накануне полного и
окончательного разрыва с Родиной хочет забрать только ему принадлежащие
вещи. Майор не выдержал идеологического давления буржуазной среды - заключил
бы куратор, случись такое годом раньше. Ныне же тяга к детским фотографиям
получала более точное объяснение.
на несанкционированный контакт с тем, кого, уже завербованного, называл в
шифровке "Мартином". Самовольность вербовки усугублялась тем, что ранее к
таким нарушениям дисциплины Иван никогда не прибегал и, более того, всегда
послушно сворачивал знакомства с теми, кто, по мнению куратора, был
непригоден к доверительным связям. На ночных совещаниях в Москве решили
поначалу, что "Мартин" - агент ЦРУ или ФБР, которого Кустов пытается
внедрить в сеть. Кое-какие сомнения оставались, поскольку такое служебное
упущение предусматривалось отступной легендой. Она, правда, могла излагаться
только при провале и на допросах в ФБР, но, быть может, майор в таком
затруднительном положении, что уже соображать правильно не в состоянии и
чуть ли не открытым текстом дает знать: плохо, очень плохо, спасайте, люди
добрые!
забеременела! От мужа, в марте, когда приехала к нему для окончательного
разрыва. Во время вулканически бурной ссоры и произошло зачатие, и Жозефине
порекомендовали лучших на континенте врачей, то есть кубинских, она прибыла
на Кубу и застряла там надолго, сообщить мужу о будущем ребенке она могла
только через Москву, но и у той были свои трудности: Кустов-Корвин вышел из
режима связи. Самого его, когда-то пылко желавшего ребенка, решили все-таки
держать в неизвестности. Сигнала всей агентуре ложиться над дно, зарываться
в ил дано пока не было. О близящемся провале всей агентурной сети
Центральной Америки сообщать военной контрразведке не стали, чему имелись
веские доводы: ситуация тревожная и только полное выяснение всех
обстоятельств провала даст возможность доложить руководству о принятых
мерах. Сбивало с толку и то, что сообщенные Кустовым данные о новой
американской системе гидроакустического контроля Западного побережья были
убедительными.
болях, мучивших - по уверениям Жозефины - Кустова уже второй год. По
резервному каналу связи предателю Родины предложили пройти курс лечения от
них в здравницах Кавказа. Ответ был незамедлительным: "Климат не тот!"
обосновав отказ: это "Мартину" не нравился климат, "Мартин", якобы известный
Москве, и рекомендовал Кустову отклонить приглашение.
разумеется, доме, планировка ее была советской, то есть рассчитанной на
непременную тесноту и настойчивое пожелание хозяев переехать в более удобную
и вместительную; в квартире была советская мебель, но множество предметов
прямо указывало на западное происхождение их и род занятий хозяина - аппарат
разведки под крышею (в буквальном смысле) посольства; одна комната - на
ключе, она, конечно, набита коробками с вещами, приобретенными там, куда
хозяина посылали в командировку. Куда именно - легко угадывалось, по
фотографиям и бытовой мелочишке восстанавливался жизненный путь
ответственного квартиросъемщика. Подполковник или полковник, начинал с
Аргентины, послужил там мало, был стеснен и денежно, и в передвижениях по
стране, свидетельством же пребывания в ней избрал якобы по забывчивости
оставленное у радиоприемника ресторанное меню с экзотическими названиями
блюд (от пучеро-де-гальино до чурраско и маниес, то есть самые обиходные и
простонародные, какие подают в каждой пульперии, но все - с
умопомрачительными ценами). Но чем-то все-таки отличился, иначе не перевели
бы в Париж. Хорошо показал себя во Франции, заслужил сперва Лондон, а потом
Вашингтон, чем гордился, понарасставив фотографий: он - у Трафальгарской
колонны, он - на смотровой площадке Эйфелевой башни, он - в шезлонге и под
тентом на борту комфортабельного пассажирского трансатлантического лайнера.
Разные безделушки намеренно разбросаны по комнате, внушая гостям мысль о
полной погруженности хозяина в западную жизнь. Бузгалину же они внушили
подозрение, что полковник (или подполковник) преподносил хорошие подарки
руководству и кадровикам, только этим и отличаясь, а не успешными вербовками
или добычей сверхценной информации. Что в легальной разведке взятки возможны
- не надо гадать и предполагать: в России (и не только в ней) общественное
согласие достигается поборами и прочими укрепляющими державу сквернами.
гомонили молодые женщины, еще не ведая, что кое-кого из них примеряют к
Форин Оффису, а то и к госдепу, где резвились прыткие школьники, - во двор
этот ближе к закатному часу въезжал грузовичок, весь день мотавшийся по
Трубников Александр
Русанов Владислав
Роллинс Джеймс
Контровский Владимир
Белогорский Евгений
Березин Федор