Чтение 9–й страницы книги ~Колония~

Правильно говорят опытные люди - не ходи на таможне к бабе. Для них -
пустой звук даже простая очевидность - не на неделю, не на месяц едем,
неужели станем, как стадо совтуристов, торговать на местном рынке всем,
чем ни попадя, лишь бы выгадать валютные гроши.

И, как всегда в подобных ситуациях, - полная беззащитность и слепота
выезжающего. Пятнадцать лет, раз-два в году проходил эту процедуру - ни
разу не видел советского списка товаров, что можно, что нельзя. Ну, по-
весь у входа в аэропорт, напиши аршинными буквами - вот это нельзя! - и
все будут знать, что если уж тащат что-то, то нарушают. Таможеннику глу-
боко безразлично, что ты уже опаздываешь на самолет, что чемодан разво-
рочен и требует упаковки, а никаких подручных средств нет. Это тебе не
Япония, где вскрытый досмотренный багаж сами и упаковывают.

Лена решительно дошла до стеклянной загородки, за которой маячили на-
ши, трясущимися руками долго не могла расстегнуть замочек на одной из
сережек, наконец-то вынула их из ушей, сунула с каким-то наставлением
Юльке и, ни на кого не глядя, вернулась мимо стола таможенницы. Та, тоже
ни на кого не глядя, тиснула штампики в декларации и подвинула в мою
сторону паспорта.

Молодой пограничник в зеленой фуражке внимательно сравнил мою фотог-
рафию в паспорте с оригиналом, поставил свой штамп, щелкнул замок и я
переступил границу СССР.

Большой, уходящий ввысь, мягко освещенный зал в прозрачных притемнен-
ного стекла перегородках, мелодичный перезвон и приветливый голос,
объявляющий по-русски и по-английски о прилете и отлете самолетов в Лон-
дон и Гавану, в Токио и Нью-Йорк, в Дели и Стокгольм. Свободные, яркие,
как праздник, валютные магазины - хочешь виски, джин, бренди, сигареты,
хочешь часы, магнитофон, фотоаппарат - что хочешь?

Заграница.

Вот и мы заграницей. Конечно, пока - что толку для нас в этом изоби-
лии - в кармане только аттестат, но ведь когда-нибудь...

Дернулся самолет, вырулил, грузно покачиваясь, на старт, остановился,
словно присел перед прыжком в черное небо.

Взревели турбины, капли растаявшего снега на иллюминаторах, словно
слезы прощания, вытянулись наискосок в дрожащие струйки, сорвались назад
- и правильно, пора высушить слезы, надо быть ровным, спокойным, уверен-
ным в себе, доброжелательным, в то же время постоянно начеку, знать цену
своего слова.

Как они.

Мы летим в страну пусть развивающегося, но уже вовсю гниющего капита-
лизма, и самое время спрятать подальше замашки и обычаи цветущего социа-
лизма.

Алена, разгоряченная схваткой на таможне, пришла в себя только, когда
мы взлетели. И то хорошо - она панически боится летать, ей все грезится,
что мы вот-вот свалимся в многокилометровую яму под крылом. В этом есть
что-то от первобытного суеверного ужаса - разве может летать что-то,
кроме птицы?

- Неужели ты не понимаешь, что под нами пропасть? - вцепляется она
обеими руками в мой локоть.

Пропасть, не пропасть, я отношусь к полетам философски - чему быть,
того не миновать, но вложить здравый мужской смысл в женскую головку мне
не под силу.

Журналисты, дипломаты, внешторговцы в силу своей профессии летают ча-
ще других - риск для них неизбежен. Симпатичная женщина из "Интуриста",
с которой я работал на выставке в Буэнос-Айресе, в первом же своем поле-
те попала в аварию. Самолет упал в океан, хорошо хоть неподалеку от по-
бережья, и она с другими пассажирами в ярко-оранжевых жилетах "купа-
лась", пока их не подобрали. А если бы это стряслось не на экваторе, а в
Северной Атлантике? Позже ей предложили работать с регионом стран Ла-
тинской Америки, а в тот же Буэнос-Айрес, Байрес, как его везде зовут,
двадцать пять часов чистого лету, посадки и взлеты в Москве, Франкфур-
те-на-Майне, Лиссабоне, Гаване, Лиме, Байресе. Это в один конец. Не от-
казалась. Двум авариям, как двум смертям, не бывать, так она говорила,
лихо откидывая волну светлых волос, первая седина в которых появилась,
когда небо в иллюминаторе стало дыбом и самолет, натужно воя, падал в
вогнутую чашу океана.

Торгпред в Алжире, добродушно попыхивая пластмассовой трубочкой, в
которую была вставлена сигарета, рассказал мне историю пострашнее:

- Было это в октябре, как раз жара пошла на убыль. Получаю телеграмму
- встречайте жену и дочь, рейс такой-то. Сел я в свой "мерседес" и в аэ-
ропорт. Сижу в зале для "ви-ай-пи", или "вери импортант персонс", для
очень важных персон, значит, пью пепси-колу с виски, у меня всегда с со-
бой фляжка в заднем кармане. Подходит представитель Аэрофлота Леша Смир-
нов, очень бледный почему-то, самолет, говорит, задерживается, но по
глазам вижу, что что-то недоговаривает. Я ему строго: я тебе кто, второе
дипломатическое лицо в стране или хрен собачий? А ну, докладывай, все
равно узнаю. Катастрофа, говорит, разбились ваши. Я стал, как покойник.
Сомнамбула. Молча вернулся в торгпредство, никому ничего не говорю, ни
на что не отвечаю. Будто обухом по голове меня двинули. Так и просидел в
кабинете, сколько - не помню. И вдруг, как с того света, входит жена, за
ней дочка, папа, папа, что же ты нас не встретил, а мы на самолет опоз-
дали, вот ужас, пришлось следующим лететь... После этого я еще три дня
молчал, не мог прийти в себя. Только пепси с виски и помогли...

Глава одинадцатая

--===Колония===--

К О Л О Н И Я

Глава одинадцатая

Много свободных мест, наш самолет заполнен примерно на три четверти, а билетов
нет, вечны списки мающихся на листах ожидания. Загадка ведомства, сфинкс
"Аэрофлота". Ответа не доищешься, правда скрыта за обитыми дерматином дверями
высших соображений того, кто скорее всего никогда не летает или уж, во всяком
случае, нужды в билетах не испытывает.

Ровный приглушенный гул турбин, прохлада, мягкий свет в салоне, нас
покормили, нам спокойно, Аленка прижалась головой к моему плечу, навали-
вается дрема.

Поглядываем в иллюминатор, но там глубокая чернота, только какой-то
далекий огонек летит вместе с нами... Похоже на самолет... И через час
та же точка, на том же расстоянии сопрвождала нас... И через два...

У нас с Аленой бывает такое - вдруг, не сговариваясь, думаем одинако-
во, говорим одно и то же:

- Валера, а ты заметил, что кто-то нас преследует? - с тревожным лю-
бопытством спросила она. - Вон там, посмотри.

Я перегнулся через нее к иллюминатору. Можно четко различить плоское
блюдце, три коротких луча, как опоры, и, главное, неизменность положе-
ния, абсолютная параллельность курса.

Неопознанный летающий объект продолжал сопровождать нас и после по-
садки в Ташкенте. Когда мы вышли из самолета, то снаружи оказалось го-
раздо теплее, чем в Москве. Прошли по длинной галерее с неработающим пе-
шеходным эскалатором, около часа маялись в обшарпанном зале для транзит-
ных пассажиров, выпили по стакану теплой сладкой воды. Голова дурная,
по-московскому времени где-то около двух ночи, самый сон. Наконец, вер-
нулись в самолет, заняли свои места в креслах.

После взлета заняло свою позицию в тех же координатах и летающее
блюдце. То Алена, то я поочередно пялились в иллюминатор - с прежним ус-
пехом наблюдая прежнюю картину.

Рассвет на высоте восьми-десяти километров - царское зрелище. В ка-
кой-то момент неуловимо меняет цвет купол неба, из черного переходя в
бархатно-фиолетовый, а затем в синий до бледно-голубого, и, наконец, на
горизонте оранжевый жар раскалено пылает все сильнее, но взошедший диск
солнца не слепит, а косо освещает равнину белых облаков с провалами, в
которых виднеется далекая спящая земля.

Помню, как, подлетая к Токио, я рассматривал горы, похожие на ском-
канную копировальную бумагу и вдруг увидел конус вознесенного к небесам
вулкана.

- Фудзи-яма? - спросил я у японца, сидевшего сзади.

- Фуджи-сан, - уважительно к горе, как к человеку, закивал головой
японец.

Под крылом нашего самолета проплывали Гималаи, а на краю крыла напро-
тив иллюминатора горел габаритный фонарик, который всю ночь естественно
"преследовал" нас, как летающее блюдце. Неопознанный летающий объект был
опознан, и мы с Аленой посмеялись над нашими фантазиями.

Попозже облака исчезли, растаяли, разогретые на солнечной сковороде,
и открылась земля. Светло-коричневая, в зеленых оазисах деревень, в се-
ребряных нитях редких рек. И такой же, припорошенный пылью из красного и
бело-желтого песчаника город.

Мягкий толчок, взревели турбины, поставленные на реверс, неторопливое
выруливание к невысокому зданию аэропорта. В салоне сразу стало душно.
Наконец, распахнулись двери. Слепящее солнце, изредка дуновение освежаю-
щего ветерка, незнакомые влажные запахи.

Заполнили иммигрантские карточки и на выдаче багажа обнаружили Нико-
лая Марченко с двумя тележками. Стоял, широко улыбаясь, как радушный хо-
зяин. Обнялись, расцеловались, все-таки родные люди на чужой земле.

Хорошо, когда встречают, когда ждут.

Как-то на выставку советских машин и оборудования в Латинской Америке
прилетел художник. Ему бы прибыть пораньше, вместе с директором и брига-
дой монтажников, но на ком-то надо экономить валюту, вот и приземлился