коренные - все свои, фабричных нет. И зрение пока что не изменяет, нитку в
ушко протягивает без ваших очков...
темноте, слышал через отворенный иллюминатор разговор - судачили в проходе
какие-то неугомонные. Узнал голос врача; с ним был еще кто-то, кажется,
один из преподавателей мореходских, которые посменно тоже ходят в рейсы,
чтобы обучать курсантов во время практики. Так и есть, это тот, из
училища, говорун с бычьей шеей, с волосатыми руками штангиста. Привычку
имеет всех на судне поучать и сует свой нос куда и нс следует,- однажды
Ягнич выставил, просто выгнал его из своей мастерской, чтобы света не
застил, а то ведь торчит как истукан, а у Ягнича была как раз неотложная с
парусами пабота. Преподаватели, в общем-то, люди образованные, знающие, а
что касается этого, то Ягнич до сих пор не может толком понять, каким
наукам обучает он курсантов,- ведь ни в парусном деле, ни в судовождении
ничего не смыслит. Говорят, будто он философ - только этого зелья "Ориону"
еще не хватало!.. Днем выспится, а ночью язык чешет. Вот стали, бубнят и
бубнят, на целую ночь, поди, затеяли дискуссию.
удивленный: речь шла как раз о его, Ягнича, особе.
врача,- впервые встречаю такого: кремень человек.
намертво стиснуть зубы.
невольно появляется мысль: вот он, последний... могиканин парусов,
человек-анахронизм. Человек эпохи, которая отошла и которой никогда больше
не будет.
то, что казалось обречено, вдруг обретает новое цветение. Может, еще
увидим паруса на современных лайнерах, на супертанкерах новейших
конструкции...
жизни хоть один стоящий узел? - В нем все бунтовало,- Только длинным
языком пустые свои вяжешь узлы".
голос врача.- Считаете вот, что.
нужно же отдать должное этому мастеру и трудяге. Посмотрите, как он, этот
Ягнич, предан своему делу, как влюблен в него, с каким артистизмом владеет
он своим редким ремеслом! В нем он нашел призвание. Оторвите его от иглы,
от парусины - и уже Ягнича нет.
море греков?
говоря - питекантроп. Человек-анахронизм.
их зодчий, бессловесный их певец.
неожиданностью. "Коновал", придира, а, оказывается, человек с понятием.
Тот пустобрех пророчествует одно, а этот... Ну да время покажет, чье будет
сверху.
теперь, не истлеют его внутренности.
приспела к нему поддержка. Хотелось бы только знать, что это за слова:
"питекантроп"
никто не встретит, разве лишь подмигнет ему каменный, знакомый еще с
молодости маяк, что высокой башней белеет на островке у входа в гавань.
часто хворает. Еще с Огненных рейсов подружились они, механик - мурманский
родом, сам Ягнич и подбил его перекочевать на юг. "До каких пор тебе там
мерзнуть, Николай, глотать холодные туманы?" А он возьми да и откликнись,
моряки, они ведь народ на подъем легкий,- прибыл, обосновался неподалеку
от порта, в поселке на улочке Арктической. Уютно там, веранды утопают в
виноградниках, металлические ворота аккуратно окрашены повсюду садики,
цветнички, а на воротах у кого что:
железный, из нержавейки... Живут на Арктической преимущественно
заслуженные полярники, люди Севера, которых после всех жизненных бурь
потянуло под щедрое южное солнце, живут - не торопятся, отогревают в
виноградной тени свои продутые всеми ветрами души, свои застуженные кости,
забивают по вечерам "козла" да учатся после вечных льдов и завывания бури
разводить нежные, ранее, может быть, и не виданные ими солнцелюбивые
цветы. Собираясь по праздникам, вспоминают труднейшие рейсы, где их суда
затирало льдами, сплющивало иногда в лепешки, но не сплющило их самих.
Какой уж раз друг-механик подбивал Ягнича: давай, мол, и ты сюда, найдем
несколько соток, пропишем на пашей Арктической, соорудим на двоих с тобой
давильню и будем перемалывать шаслу. Пока еще не искусил Ягнича этой
давильней, у орионца свое на уме. Двадцать четыре рейса провел на
"Орионе", так разве же па двадцать пятый духу не хватит?
матери... Курсантов нареченные ждут. С букетами цветов будут часами
стоять, выглядывая, когда он появится из-за горизонта, этот их высокий,
белоснежный красавец! Лучше, если бы он пришел при полном солнце, в ясный
день, когда наполненные ветром паруса аж сияют,- тогда людям есть на что
посмотреть и фотографам из кинохроники нашлась бы работа! Однако на сей
раз после шторма не могли дать нужных узлов, поэтому пришли поздней ночью,
когда на посветлевшем небе уже и утренняя заря занялась, и повеял свежий
заревой ветерок.
встречать друг-механик, не забыл, не проспал.
молча, сосредоточенно, серьезно.
друг-механик,- быть тебе на Арктической.
ворочаются в голове. Была у него тут одна:
Клава-морячка), и вот не застал, доконали ее дочьалкоголичка с зятем.
Вдова погибшего во время войны моряка (служил старшиной на сторожевом
катере) и сама с незаурядным стажем труженица флота, Клава малопомалу, но
с каждым годом все более видное место занимала в мире Ягничевых мыслей.
Ходил дважды с ней в рейс:
камбузе работала Клава-морячка. Вот она уж для Ягнича черных груш но
жалела! Выйдет, бывало, Ягнич из мастерской, наработавшись как следует,- а
выходит он, не глядя на часы, всегда вовремя, секунда в секунду, курсанты
смеются: "По Ягничу, как по Канту, можем время сверять". Выйдет - и прямо
к камбузу.
занята своими делами, в таком случае Ягнич сядет на стульчике у входа в
камбуз и смотрит, как она работает. Случалось, и долго так просиживал.
Конечно, толки пошли, шуточки. Хотя ничего там между ними такого не было,
на что иногда намекают, глупости разные городят, чтобы позабавиться. Чисто
товарищеские чувства манили их друг к другу, чувства взаимной поддержки,
потребность душевной опоры, которая нередко объединяет одиноких людей на
склоне лет крепче иных всяких уз, прочнее, пожалуй, чем иногда в молодости.
снаряды ложатся все ближе и ближе...
выворачивали наизнанку, Ягнича тоже не оставили в покое - таскали по
медкомиссиям. Одни находили одно, а другие - другое, и все это заварилось
изза той несчастной, обещанной капитаном путевки: по иным неразумным
рассуждениям получалось, будто это он, Ягнич, сам ее добивался, чуть ли не
обманом хотел заполучить. Ну а уж за путевкой сейчас же прицепилось другое
- годен ли вообще старик к трудовой деятельности. Давайтека, мол, его
хорошенько прокомиссуем. Исписали горы бумаг, описали печень и селезенку;
какие-то девки здоровые, как кобылицы, словно развлекались, заставляли
Ягнича закрывать и раскрывать глаза, дышать, приседать, вставать... Били
молотками по ногам! В "нервном" кабинете он даже не выдержал, взбунтовался
- думал, и вправду насмехаются.
Самойлова Елена
Мацумото Сэйте
Конюшевский Владислав
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Орловский Гай Юлий