Ларри, высунувшись из окна своей спальни, заявил, что покинет этот дом, если
мы будем вести себя, словно сборище оголтелых охотников.
заключение, захлопывая окно; эти слова были обращены к маме, которая вышла
узнать, по какому поводу такой шум.
охотников на фламинго заметно поубавилась. Втащив их на вершину почти
неприступной горки, мы велели им спрятаться в куст куманики и дуть в манок,
зазывая фламинго. С полчаса они с великим прилежанием поочередно дули в
коровий рог, но постепенно выдохлись, и под конец производимые ими звуки
напоминали скорее горестные стоны издыхающего слона, чем голоса каких-либо
птиц.
доложил нашим охотникам, что они не напрасно трудились. Фламинго услышали
зов, да только вот незадача - птицы опустились в лощину за холмом в
полукилометре от засады. Если друзья поспешат, застанут там ожидающего их
Лесли. С восхищением наблюдал я наглядный пример американской
целеустремленности. Громко топая огромными, не по ноге, резиновыми сапогами,
они ринулись галопом к указанному холму, время от времени останавливаясь по
моей команде, чтобы, судорожно глотая воздух, подуть в манок. Примчавшись
мокрые от пота на вершину холма, они увидели там Лесли, который велел им
оставаться на месте и продолжать дуть в манок, а он зайдет в лощину с
другого конца и погонит на них фламинго. После чего он отдал им свое ружье и
ягдташ - дескать, так ему будет легче подкрадываться, - и скрылся.
Филимоне Контакосе. Вне всякого сомненья, Филимона был самым толстым и
сонливым изо всех полицейских на Корфу; он служил в полиции уже четвертый
десяток лет и не продвинулся по службе по той причине, что ни разу никого не
арестовал. Филимона подробно объяснил нам, что физически не способен на
такой поступок; от одной мысли о необходимости проявить суровость к
правонарушителю его темные, с лиловым отливом глаза наполнялись слезами. При
малейшем намеке на конфликт между подвыпившими крестьянами во время
деревенских праздников он решительно ковылял подальше от места происшествия.
Филимона предпочитал тихий образ жизни; раз в две недели он навещал нас,
чтобы полюбоваться коллекцией ружей Лесли (ни одно из них не было
зарегистрировано) и преподнести Ларри контрабандного табаку, маме и Марго -
цветы, мне - засахаренный миндаль. В юности он ходил матросом на грузовом
пароходе и научился кое-как изъясняться по-английски. Это обстоятельство
вкупе с тем фактом, что все жители Корфу обожают розыгрыши, делало его
весьма подходящим для нашей задумки. И Филимона блестяще оправдал наши
надежды.
воплощение закона и правопорядка, достойный представитель полицейских
органов. На вершине он застал наших охотников, уныло дующих в манок. Мягко
осведомился, чем они заняты. Луми Лапочка и Гарри Душка, как щенята,
реагировали на ласковый голос - осыпали Филимону комплиментами по поводу его
владения английским языком и с радостью принялись объяснять, что и как. И с
ужасом увидели, как добродушно моргающий толстяк внезапно превратился в
холодное и суровое воплощение власти.
стрелять фламинго!
Лапочка. - Мы хотим только посмотреть на них.
ошибаетесь. Мы совсем не хотим стрелять этих птичек, только посмотреть на
них. Не стрелять, понятно?
э-э-э... амиго... ясно?
Может быть, вы с ним знакомы? Его тут многие знают.
не наш ягдташ.
Даррелла.
Попрошу открыть.
полномочия, честное слово, - сказал Луми Лапочка; Гарри Душка энергичными
кивками выражал свое согласие с его словами. - Но если вам от этого будет
легче, ладно. Думаю, большой беды не будет, если вы заглянете в эту сумку.
Полицейский заглянул внутрь, торжествующе крякнул и извлек из сумки
общипанную и обезглавленную курицу, на тушку которой налипли ярко-алые
перья. Доблестные охотники на фламинго побелели.
инквизиторским взглядом Филимоны.
оба арестованы.
участок в деревне, где продержал их несколько часов, пока они, как
одержимые, писали объяснения и до того запутались от всех переживаний и
огорчений, что излагали взаимно противоречащие версии. А тут еще мы с Лесли
подговорили наших деревенских друзей, и около участка собралась целая толпа.
Звучали грозно негодующие крики, греческий хор громко возглашал: "Фламинго!
", и в стену участка время от времени ударяли камни.
который примчался в деревню и, сообщив Филимоне, что лучше бы тот ловил
настоящих злоумышленников, чем заниматься розыгрышами, вернул охотников на
фламинго в лоно нашей семьи.
гости подвергались насмешкам дурно воспитанных туземцев, подученных моими
слабоумными братьями.
жизнерадостности. Мы сами столько же виноваты, сколько Лес.
такие легковерные дурачки.
купили там ящик шампанского, сходили в деревню за Филимоной и устроили в
доме пир. Сидя на веранде по обе стороны полицейского, они смиренно пили за
его здоровье; сам же Филимона неожиданно приятным тенором исполнял любовные
песни, от которых на его большие глаза набегали слезы.
пирушки, - он был бы очень даже симпатичным, если бы сбросил лишний вес.
Только прошу тебя, дорогуша, не говори Гарри, что я тебе это сказал, ладно?
смотрят. Шекспир, Кориолан
греческого и албанского побережий, и замкнутые его периметром воды
Ионического моря напоминали голубое озеро. К нашему особняку примыкала
просторная веранда с каменным полом, закрытая сверху переплетением старой
лозы, с которой канделябрами свисали крупные грозди зеленого винограда. С
веранды открывался вид на углубленный в косогор сад с множеством
мандариновых деревьев и на серебристо-зеленые оливковые рощи, простирающиеся
до самого моря, синего и гладкого, как цветочный лепесток.
мраморной столешницей; здесь же принимались важные семейные решения.
Завтраки были особенно сильно приправлены желчью и перебранками: в это время
читались поступившие письма, составлялись, пересматривались и браковались
планы на день; на этих утренних заседаниях разрабатывалась семейная
программа, правда не слишком методично: чей-то скромный заказ на омлет мог в
ходе обсуждения обернуться трехмесячной экскурсией на отдаленный пляж, как
это было однажды. Так что, собираясь за столом при трепетном утреннем свете,
мы никогда не могли знать наперед, что в конечном счете принесет нам день.
Первые шаги требовали особой осторожности, ибо участники дискуссии
отличались повышенной возбудимостью, но постепенно, под действием чая, кофе,
гренок, домашнего варенья, яиц и всякого рода фруктов, утреннее напряжение
спадало и на веранде устанавливалась более благоприятная атмосфера.
похоже на все другие утра. Мы завершили кофейную фазу завтрака, и каждый
предался своим размышлениям. Моя сестра Марго, повязав платком русые волосы,
рассматривала два альбома с выкройками, весело и не очень мелодично напевая
себе под нос, Лесли, отставив чашку, достал из кармана маленький пистолет,
разобрал его и рассеянно принялся чистить носовым платком; мама, беззвучно
шевеля губами, штудировала поваренную книгу в поисках рецепта для ленча и
время от времени устремляла взгляд в пространство, припоминая, есть ли в
наличии нужный ингредиент; Ларри, в пестром халате, одной рукой отправляют в
рот вишни, другой разбирал свою почту.
которая ела так медленно, что я нарек ее именем Гладстон: мне рассказывали,
будто сей государственный деятель пережевывал пищу по нескольку сотен раз.
Ожидая, когда галка управится с очередным кусочком корма, я смотрел вниз на