ne vous genez pas. Та bouche, mon tresor26.
и пахло от них дешевой водкой. Вонг подал знак, все остановились на
ступеньках и а капелла исполнили языческий гимн Клуба Змеи. И тут же
кинулись в квартиру, пока не выскочили соседи.
клетчатой рубашкой.
тишины, и горе тому, кто его осквернит. Вчера приходил управляющий читать
нам нотацию. Бэпс, что нам сказал этот достойный сеньор?
впустить Ги-Моно.
жесте, и издала ртом непристойный трубный звук.
наверх, нам так хорошо было на лестнице, и вдруг слиняла. Посмотрел наверху
-- тоже нет. А, черт с ней, она шведка.
10
воздух с запоздалыми каплями дождя, которые ветер вяло швырял в плохо
освещенное окно с грязными стеклами, где одно разбито и кое-как залеплено
розовым пластырем. А наверху, под свинцовыми водосточными желобами,
наверное, спали голуби, тоже свинцовые, спрятав головы под крыло, -- эдакие
образцовые антиводостоки. Защищенный окном параллелепипед, пропахший водкой
и свечами, сырой одеждой и недоеденным варевом, -- так называемая мастерская
керамистки Бэпс и музыканта Рональда и одновременно -- помещение Клуба:
плетеные стулья, облупившиеся консоли, огрызки карандашей и обрывки
проволоки на полу, чучело совы с полусгнившей головой, и над всем этим --
скверно записанная, затрепанная мелодия со старой, заигранной пластинки под
непрерывное шипение, потрескивание и щелчки; жалобный голос саксофона, году
в двадцать восьмом или в двадцать девятом прокричавший о том, что он боится
пропасть, поддержанный любительской ударной группой из женского колледжа и
партией фортепиано. Но потом пронзительно вступила гитара, точно возвещая
переход к иному, и неожиданно (Рональд, предупреждая их, поднял палец)
вперед вырвался корнет и, уронив две первые ноты темы, оперся на них, как на
трамплин. Бикс ударил по сердцу, четко -- как падение в тишине -- прочертил
тему. Двое, давно уже мертвых, сражались, то сплетаясь в братском объятии,
то расходясь в разные стороны, двое, давно уже мертвых, -- Бикс и Эдди Ланг
(которого звали Сальваторе Массаро) -- перебрасывали, точно мяч, тему "I'm
coming, Virginia", Виргиния, там-то, наверное, и похоронен Бикс, подумал
Оливейра, да и Эдди Ланг, в каких-нибудь нескольких милях друг от друга
покоятся оба, ставшие теперь прахом, ничем, а было время, в Париже однажды
ночью они схлестнулись -- гитара против корнета, джин против беды -- и это
был джаз.
мне блюз.
стопке пластинок. -- До появления долгоиграющих в распоряжении артиста было
всего три минуты. А теперь какой-нибудь Стэн Гетц может стоять перед
микрофоном двадцать пять минут и заливаться, сколько душе угодно,
показывать, на что способен. А бедняге Биксу приходилось укладываться в три
минуты -- и сам, и сопровождение, и все прочее, только войдет в раж, и
привет! -- конец. Вот, наверное, бесились те, кто записывал.
оды, лично я в этих пустопениях не разбираюсь. Прихожу потому, что надоедает
сидеть дома и читать бесконечный трактат Хулиана Мариаса.
11
понемножку. Две горящих свечи стояли на каминной доске, где Бэпс держала
грязные чулки и бутылки из-под пива. Сквозь прозрачный стакан Грегоровиус с
восторгом наблюдал за тем, как независимо горели две свечи, такие же чужие,
совсем из другого времени, как вторгшийся сюда на несколько мгновений корнет
Бикса. Ему мешали ботинки Ги-Моно, который лежал на диване и не то спал, не
то слушал с закрытыми глазами. Мага, зажав в зубах сигарету, подошла и села
на пол. В ее глазах плясало пламя зеленых свечей. Грегоровиус завороженно
смотрел, и ему вспомнилась улица в Морло под вечер, высокий-высокий виадук и
облака.
делается, то маленький -- здорово.
время имеет дело с глиной, вот и тени такие плотские... Здесь все дышит,
восстанавливается утраченная связь, и музыка помогает тому, водка, Дружба...
Видите тени на карнизе, у комнаты словно есть легкие, и даже как будто
сердце бьется. Да, электричество все-таки выдумка элеатов, оно отняло у нас
тени, Умертвило их. Они стали частью мебели, лиц. А здесь все не так...
Взгляните на потолочную лепнину: как дышит ее тень, завиток поднимается,
опускается, поднимается, опускается. Раньше человек входил в ночь, она
впускала его в себя, он вел с ней постоянный диалог. А ночные страхи --
какое пиршество для воображения...
собака стала открывать рот и шевелить ушами. Мага засмеялась. Тогда
Григоровиус спросил ее, как выглядит Монтевидео, и собака тут же пропала --
он не был уверен, что Мага уругвайка. Тшш... Лестер Янг и
"Канзас-Сити-Сикс". Тшш... (Рональд приложил палец к губам.)
башен и колоколов, отлитых в честь победных сражений. И не уверяйте, будто в
Монтевидео на берегу реки не водятся огромные ящерицы.
надо только автобусом доехать до Поситос.
Уэллс -- тромбон, Джо Бушкин -- рояль. Бил Колмен -- труба, Джон Симмонс --
контрабас, Джо Джонс -- ударные. "Four O'clock Drag". Да, огромные ящерицы,
тромбоны на берегу реки, ползущий blues, а drag, по-видимому, означает
ящерицу времени, которая ползет и ползет, еле тащится, как время в
бессонницу, в четыре часа утра. А может, и совершенно другое. "Ах,
Лотреамона, -- вдруг вспомнила Мага. -- Лотреамона, конечно, знают, очень
даже хорошо".
слушать его кумиров. Придется помолчать, какая жалость. Давайте говорить
шепотом, расскажите мне про Монтевидео.
ощупывал воздух, взбираясь по призрачным ступеням; перескакивал через
ступеньку, потом сразу через пять и вдруг вновь оказывался на самом верху;
Лайонел Хемптон раскачивался в "Save it pretty mamma", взлетал и падал вниз,
катился по стеклу, закручивался на носке; вспыхивали звезды -- три, пять,
десять, -- а он гасил их носком туфли и все раскачивался, сумасшедше крутя в
руке японский зонтик, а оркестр уже вступал в финал; пронзительный корнет --
и вниз, с каната -- на землю, finibus, конец. Грегоровиус слушал, как Мага
шепотом вела его по Монтевидео, и, может быть, в конце концов он узнал бы о
ней чуть-чуть больше, о ее детстве и правда ли, что ее звали Лусиа, как
Мими; водка привела его в то состояние, когда ночь становится щедрой, все
вокруг сулит верность и надежду; Ги-Моно уже согнул ноги, и его грубые
ботинки не впивались больше Грегоровиусу в копчик, а Мага прислонилась к
нему, и он слегка ощущал мякоть ее тела, каждое ее движение, когда она
наклонялась, разговаривая, или слегка покачивалась в такт музыке. Как сквозь
пелену, Грегоровиус еле различал в углу Рональда с Вонгом, выбиравших и
ставивших пластинки, Оливейру и Бэпс, которые откинулись на эскимосский
ковер, прибитый к стене; Орасио ритмично покачивался в табачном дыму, а Бэпс
совсем осоловела от водки; в комнате все шиворот-навыворот, некоторые краски
совсем изменились, синее пошло вдруг оранжевыми ромбами, ну просто
невыносимо. В табачном дыму губы Оливейры беззвучно шевелились, он говорил
сам с собой, обращаясь к кому-то в прошлом, но от этого у Грегоровиуса
внутри будто все переворачивалось, наверное, потому, что такое вроде бы
отсутствие Орасио на самом деле было фарсом, он просто позволял Маге
чуть-чуть порезвиться, но сам был тут, рядом, и, беззвучно шевеля губами,
сквозь дым и джаз, разговаривал с Магой, а про себя хохотал: не слишком ли
она увлеклась Лотреамоном и Монтевидео?
12
Русанов Владислав
Афанасьев Роман
Контровский Владимир
Акунин Борис
Шилова Юлия
Сертаков Виталий