щиплет себя, тихие, смрадные слезы потекли из его светлых глаз.
вынул из кармана коробочку с жучками и стал иголкой препарировать их,
разделяя на части.
стихи, написанные на древнем языке.
раздавшийся из закоулка за сараем.
превратился в вой, медленно, нехотя все стали вставать со своих мест. Все,
кроме Клавы, Пыря и деда Коли, которых не было видно. Даже Анна проснулась и
вышла во двор.
Клавушка, распахнувшись как жаба, не то от страха, не то от недоумения,
дрыгалась на земле, а шея ее была в петле, которую крепко держал Пырь.
"Поймал, поймал", - металлическим голосом повторял он. Дед Коля, от
непонятности вспрыгнувший на забор, выл своим нелепым полу-бабьим,
полу-волчьим голосом.
выпустил петлю. Клава была жива и даже не очень придушена, но от
непостижимости она все еще не вставала с земли и виляла жирными ляжками.
подвернулась... Шея такая жирная, белая... Мысли сами собой петлю
накинули...
задушить ее, что она гнала самую эту мысль, вообразив, что Пырь
всего-навсего хотел с ней поиграть, как дите. "Не может так быть, чтобы
что-то несло мне смерть", - взвизгнуло у нее где-то в животе.
голову Пыря.
жалась горлом от страха при противоположной мысли, что все как-то, без
лишних углублений, согласились с этим.
(Будто бы человек, к которому испытываешь половое чувство, не может тебя
убить). Чтоб сгладить ерунду, решили выпить.
поуютней.
Наслаждение, - вдруг разом заголосили все трое садистиков: Пырь, Иоганн и
Игорек. Они сидели рядышком, по росту, и глаза их блестели в собирающейся
тьме. У Игорька даже щечки порозовели, как у девушки.
счастью, но это другое... - вдруг заспешил Игорек, выпив рюмку водки. Его
лицо стало еще более прекрасным, а ручки дрожали от предвкушений. - Потом:
они живые, а мы их - рраз умерщвляем... Нету их... Значит мы, в некотором
роде боги...
вдруг встал и пошел за скрипкой: у Клавы она валялась где-то в закутке,
неизвестно чья. Вскоре послышались трогательные, сентиментальные звуки.
Скрючившись, Иоганн играл на ступеньках черного хода...
направился к выходу.
Клава и подскочив, потрепала Пыря по обеим мясистым щекам.
Федору грозят какие-то мелкие неприятности от местных властей. Слушок был
мутный, неопределенный, но чуть тревожный. На этот раз Федор решил уехать.
Прихватив немного деньжищ, он, чмокнув на прощанье Клавушу в задницу, исчез.
общества в Клавином доме осталась только Барская, Аня.
иной раз живого, полуворованного гусенка внутрь себя засунет... "Без
удовольствия нельзя... Состаришься", - подумает мельком, отдыхаючи на
перинке и посматривая в потолок.
собирает.
хозяйке:
Христофорова... Отец чуть не помирает..." И она рассказала, что Христофоровы
- отец и сын - попали сейчас в плохие условия, что старик - чистый, но
болеет какой-то внутренней болезнью, и ему необходим свежий воздух и
перемена обстановки.
вместе с сыном, чтоб ухаживал, - сказала Анна и вдруг добавила: " не
думайте, он мне не любовник, просто очень старое знакомство с его семьей".
и то вон жалею...
перетянут бинтом, чтоб он не мог особенно щипаться...
старичка с его двадцатисемилетним сыном.
окружающее в любви; седые волосы окружали его голову точно ореол смирения и
тишины; а маленькие, глубоко запрятанные глазки светились таким трогательным
умилением, будто он не умирал, а наоборот воскресал.
жизни.
- на палку, похожую на старую трость, которой он иногда с такой умильностью
постукивал по земле, словно она была его матерью.
цыпленка, подхватила его под руки и прямо-таки внесла в комнату, где ему
была уже приготовлена постель.
Никитич воспротивился:
людей, - произнес он...
разговорилась с Алексеем и Анной.
ухаживать, а Аня уже договорилась с медсестрой...
спать в лопухах...
взглянув на Алешу.
доброжелательством, оттого что пристроили отца на воздухе. Его астеническая
фигура выражала такое удовлетворение, точно он возносился в хорошее место...
но почему-то сконфузившись, хотел было спрятаться под стол.
мягкой, уютной постельке, вдруг стал поучать:
на этих людей, - Андрей Никитич махнул изящной, беленькой ручкой в окно, -
они не думают о смерти, потому что видят ее каждый день, когда косят траву
или режут животных; они знают, что смерть - это такой же закон Бога и жизни,
как и принятие пищи, поэтому они не удивляются, как мы, когда начинают
помирать... Вот у кого надо учиться!
правда, оставалась, но на дне глаз вдруг обнаружилось страстное,
эгоистическое желание жить; чувствовалось, что старичок хочет крайне
упростить смерть в своих глазах, чтобы сделать ее более приемлемой, не такой
страшной.
нечего будет бояться.
себя.