подниматься по стенке колодца вверх, она несколько раз останавливается и
отдыхает, прижавшись грудью к скобам и закрыв глаза.
вечер. ЕT лицо сковано усталостью, вода уже еле горит на дне ведTрка. Они с
Таней обнимаются, прижимаясь друг к другу, и ведTрко со стуком выпадает из
разжавшихся пальцев Сони.
Любой крысы, Соня погружается в сон, полный переплетения ветвей, между
которыми плавают шаровые звTзды бледных цветов, покрытые ледяным пухом
негасимого пламени.
темноте дождь. На невидимых хуторах воют околевающие, какой от холода,
какой от голода, псы. Во мраке, не освещаемом даже звTздами, Соня отчTтливо
видит вдали сияние, о котором говорила Лиза, похожее на свет тонкого
месяца, упавшего в глубокий лесной овраг. Путницы огибают лизино озеро и
поднимаются на пологий холм, откуда можно различить полосу леса на другой
стороне поля. Соня пристально всматривается в темноту и никто не знает, что
она видит там.
Свои ботики, удобные только при хождении по твTрдым поверхностям, Соня
оставила Любе, получив взамен найденную некогда Любой на свалке опасную
бритву, которая теперь, аккуратно завTрнутая в тряпочку, лежит в кармане
сониной куртки. Бритва очень нравится Соне, ибо о такой бритве она всегда
мечтала, с удобной пластиковой ручкой и острым лезвием, чуть покрытым
ржавчиной, похожей на засохшую кровь. Такая бритва режет хорошо, оставляя
своим прохладным лезвием тонкие полосы острой боли. Да, Соня предпочитает
убивать быстро и жестоко. Не нужно забывать, что наставницы еT, жизнь и
смерть, тоже грубы, как торговки детской печенью.
уходящего в него человека всякое понятие о сторонах света и расположении
городов. Их лица погружаются в море сырости, впитывая запахи гниющих трав,
мокрой коры и трухлявой сердцевины упавших стволов. Как маленькие феи
скользят они в темноте по узкой тропинке, кружащейся среди деревьев,
одинокие и отрешTнные от всего мира, от которого не ждут ни помощи, ни
жалости, ни любви.
ощущает благоговейный трепет, смешанный с холодной дрожью страха,
приближаясь к талисману. Она даже не пытается представить себе, каков он, и
что она будет с ним делать, когда найдTт, она просто решает увидеть его и
может быть исчезнуть навсегда. Прикоснуться влажной поверхностью глаз к
этому чистому свету, почувствовать, как прозрачное пламя свободы начинает
ласково лизать твоT сердце. Ах, никто не может знать, как прекрасно
будущее, которое наверно никогда не настанет... И ещT Соня думает о страже.
Об огромном всаднике на чTрном коне. О красной звезде, горящей на его
будTновке. О безжалостном взгляде вечных глаз. Об огненной сабле,
рассекающей надвое ночные миры.
полянку с ростущим посередине деревом. В его кроне светится призрачный
фонарь.
дождя. Откуда-то ползTт слабый запах мертвечины. Наверное, лесная мышь
подохла в своей норке. А может, он уже здесь? Соня сохраняет неподвижность.
Капли дождя стекают по еT лицу, как капли холодного пота. Прижавшись к
древесному стволу, Соня будто сливается с ним, превращаясь в лесного
жителя, чувствует движение червей в глубине почв, дыхание белки,
свернувшейся в дупле, стук капель по веткам, шипящее гниение размокающей
опавшей листвы. Но ничего больше. И всT же что-то тревожит еT. Она
надавливает ладонью на плечо Тани, и та садится на колени в траву. Тогда
Соня медленно крадTтся к дереву, выбирая каждый шаг. На полпути она снова
останавливается, потому что запах внезапно становится резким. Слишком много
для мыши. Соня тщательно сканирует глазами кусты, откуда вытекает запах. И
наконец она видит.
- Руки вверх. Пристрелю.
дыхание. Значит, раньше они не дышали. Она покорно поднимает руки.
поляну. Она слышит, как один следует за ней. Его шаги почти бесшумны. Потом
за еT спиной раздаTтся резкий шорох, там где осталась Таня. Выстрел
разрывает тишине рот. Второй бьTт еT в глаза. Третий и четвTртый наполняют
еT сочащейся из дTсен солоноватой кровью. Второй враг, стоящий ещT там,
среди кустов, ругается матом. В спину Сони утыкается дуло обреза.
волосами коренастый мужчина с обрезом в руках. Он одет в подTртый
солдатский ватник и армейскую ушанку со звTздочкой. По вони Соня понимает,
что дело худо. Второй мужчина, одетый в бурый плащ, выходит из кустов. В
руке у него пистолет.
щетинистое, одутловатое, и ростом он повыше первого. - Ух ты, какая ляля.
Давай еT, Сова, тут, у дуба, без суда. В затылок.
судить надо.
затылок и готово. Только мозги и прыснут.
А она врагу продалась.
отправляются в путь. Впереди идTт высокий, за ним - пленная Соня, за ней -
бородатый, время от времени подталкивающий Соню дулом обреза. Сверху не
переставая сыпется дождь, и Соня плачет одними слезами от усталого бессилия
перед судьбой.
одиннадцать, партизанили они уже два месяца, но на их счету было только
двое убитых в лесу полицаев и погибший в перестрелке солдат немецкой
карательной бригады. Их окружили у лесного ручья, где они устроили стоянку,
немцев было много, а патронов почти совсем не было. Восемь из них пали на
месте боя, троих ранеными взяли в плен. Пленных повесили на окраине
неизвестной им деревни с табличками на груди, а убитых положили у их ног в
ряд, после чего они с вонью гнили два жарких летних дня, пока оккупационная
санитарная комиссияи не признала дальнейшее устрашение деревенского
населения нецелесообразным. Тогда их свалили на телегу и закопали в канаве,
вырытой деревенскими жителями в лесу у болота.
единственным исключением: место, выбранное для захоронения, было паршивым.
О нTм издавна шла по округе недобрая слава, что теряются там дети и живTт
всякая болотная нечисть. Прошло семь месяцев, и заснеженной февральской
ночью одиннадцать партизан выбрались из могилы и сквозь летящий снег снова
увидели чTрное небо над головой. Немцев нигде не было, они ушли ещT осенью,
но мTртвые партизаны не смогли в это поверить и посчитали, что враг
установил твTрдую власть и увTл солдат дальше на восток. В пропагандистских
целях фашисты даже позволили мирным жителям вывесить красные знамTна, но
все заводы работали теперь на Германию, дети учили немецкий язык, и никто
не помышлял о сопротивлении. Только одиннадцать партизан героически
продолжали войну с ненавистными оккупантами.
автопарки и воровали горючее, из которого затем изготовляли бомбы. Они
кочевали по лесам, и никто не мог остановить их непрерывный кровавый рейд.
Несколько раз они попадали в окружение, но выходили из него благодаря своей
способности превращаться в зверей и потому что пули их не брали. Они не
знали пощады к предателям, судя их своим партизанским судом, который
изменял от случая к случаю лишь вид казни. Чаще всего они вешали, но также
топили, душили, четвертовали, рубили головы, ломали позвоночники, сдирали
кожу, разрывали деревьями, варили или жарили живьTм, а в отдельных случаях
придумывали что и похлеще. Расстреливали редко, экономя патроны, хотя
последнее время с этим стало полегче. Обычно пленных также пытали, с целью
выведать места сосредоточения противника, сроки предстоящих карательных
операций, политическое положение мирового фашизма и имена активных
приверженцев нового порядка. Кроме уничтожения продавшегося захватчикам
населения партизаны портили и ломали всT, что попадалось им на пути и имело
по их мнению хоть какое-то значение для благоденствующего в недостижимой
Германии врага. Они взрывали железнодорожные пути, пуская под откос поезда.
Они устраивали аварии на электостанциях и разрушали газопроводы. Они
захватывали и уничтожали транспортные средства дальнего назначения, а
дважды по их вине даже терпели крушение самолTты. На протяжении своего
долгого пути они потеряли только двоих. Один, по кличке Щука, погиб
тридцать лет назад в жестоком бою с засекреченными войсками фашистских
внутренних дел, после того как прямо у него под ногами разорвалась ручная
граната. Второй, бывший командир отряда, которого звали Игнатом, по кличке
Выхухоль, лет десять как исчез в бушующем пламени подожжTнной им
Афанасьев Роман
Самойлова Елена
Корнев Павел
Посняков Андрей
Соломатина Татьяна
Перумов Ник