Следующим буду я, вот увидите!
исходил мелкой дрожью, и было видно - недалек день, когда его нервы сда-
дут окончательно. Он не знал, что еще добавить к сказанному.
ние. Ей было сорок два года. Уже несколько обрюзгшая и поблекшая, она
все же не выглядела настолько потрепанной, как ее супруг. Она панически
боялась надвигающейся старости.
здесь, сколько захотите. Вот ром. Если предпочитаете коньяк - найдете
его в шкафу. Вот газеты. А попозже возьмите жену и вытащите ее из вашей
конуры. Сводите ее, например, в кино. Это не дороже, чем посидеть
час-другой в кафе. А толку больше! Уметь забыться - вот девиз сегодняш-
него дня, а бесконечные раздумья право же ни к чему!
стороны, кино - это всегда выход из положения. Там каждый может о чем-то
помечтать.
ния жены Хассе. Я пошел по коридору. Следующая дверь была слегка приотк-
рыта. Там подслушивали. Сквозь просвет шел запах духов. Здесь жила Эрна
Бениг - чья-то личная секретарша. Одевалась она куда шикарнее, чем могло
бы ей позволить скромное жалованье. Но было известно, что раз в неделю
шеф диктовал ей до утра. Весь следующий день она проводила в очень дур-
ном расположении духа. Зато каждый вечер ходила на танцы. Если не танце-
вать, так и жить-то незачем, говорила она. Были у нее два поклонника.
Один любил ее и дарил ей цветы. Другого любила она и давала ему деньги.
кельнер, статист на киностудии, "жиголо" [1] с поседевшими висками. Ве-
ликолепный гитарист. Ежевечерне он молился Казанской богоматери, испра-
шивая у нее должность администратора в каком-нибудь отеле средней руки.
Напившись, пускал слезу.
Пятьдесят лет. Муж погиб на войне. В 1918 году ее двое детей умерли с
голоду. Единственное, что осталось, - пестрая кошка.
союза филателистов. Живая коллекция марок, больше ничего. Счастливый че-
ловек.
осилить плату за учение, он два года проработал на руднике. Теперь его
сбережения были почти полностью израсходованы. Денег у него оставалось
месяца на два. Вернуться на рудник он не мог, там и без него хватало
безработных горняков. Всеми способами он пытался заработать хоть что-ни-
будь. Целую неделю ему удалось распространять рекламные объявления мар-
гаринового завода. Но завод обанкротился. Вскоре он устроился на долж-
ность разносчика газет и уже было вздохнул свободной грудью. Через три
дня на рассвете его остановили двое неизвестных в форменных редакционных
фуражках, отняли у него газеты, разорвали их в клочья и посоветовали ос-
тавить профессию, к которой он не имеет никакого отношения. У них, мол,
и без него немало безработных. И хотя ему пришлось заплатить за разор-
ванные газеты, он, несмотря ни на что, на следующее утро опять вышел на
работу. Его сшиб с ног какой-то велосипедист, газеты полетели в грязь.
Это ему обошлось в две марки. Он вышел в третий раз и вернулся домой в
изодранном костюме и с разбитым лицом. Пришлось сдаться. Теперь, впав в
отчаяние, он безвылазно сидел в своей комнате и до одури зубрил, словно
это еще имело какой-то смысл. Питался только раз в сутки. И было уже не-
важно, сдаст ли он экзамены за оставшиеся семестры. Даже в случае успеха
рассчитывать на какую-то работу он мог лишь лет через десять, никак не
раньше.
А начать все сначала сможешь и потом.
надо каждый божий день, а то выбьешься из колеи. По второму разу мне
этого не сдюжить.
впалая грудь... Вот ведь проклятье, черт побери!
Телефон. Полумрак. Пахнет газом и скверным жиром. На входной двери, у
кнопки звонка, много визитных карточек. И моя тоже - пожелтевшая и вся в
пятнах: "Роберт Локамп. Студ. фил. Два продолжительных". Студ. фил.! По-
думаешь, важная птица!.. Все это было давно...
представляло собой довольно большой, темный и закопченный продолговатый
зал со множеством задних комнат. На переднем плане, у стойки, стояло пи-
анино. Инструмент был сильно расстроен, несколько струн лопнуло, на доб-
ром десятке клавиш не хватало костяных накладок. И все-таки я был привя-
зан к этому честному и заслуженному "музыкальному мерину", как его здесь
называли. С ним меня связывал целый год жизни, когда я работал в "Интер-
национале" пианистом для "создания настроения".
собирались владельцы аттракционов.
явшего за стойкой.
столик и бездумно уставился в стенку. Сквозь запыленное оконное стекло
косо падал серый луч солнца. Он путался среди бутылок с пшеничной вод-
кой, расставленных на многоярусном полукруглом стеллаже. Словно рубин,
рдел шерри-бренди.
анино и мурлыкала. Я не спеша покуривал сигарету. От теплого и неподвиж-
ного воздуха я стал клевать носом. Странный все-таки голос был у этой
вчерашней девушки. Низкий, чуть грубоватый, почти хриплый и все-таки
мягкий.
вищу Железная кобыла. Ее назвали так за редкостную неутомимость в рабо-
те. Роза заказала себе чашку шоколада - роскошь, которую она позволяла
себе во всякое воскресное утро. Выпив шоколад, она отправлялась в Бург-
дорф навестить своего ребенка.
щелчком кукольные глазки сомкнулись.
отличный муж.
вочка еще не умела ходить, она держала ее у себя в комнате. Несмотря на
ремесло матери, это было вполне возможно - к комнате примыкал небольшой
чулан. Если вечером Роза приводила домой кавалера, то, попросив его под
каким-нибудь предлогом подождать на лестнице, она торопливо входила в
комнату, вталкивала коляску с ребенком в чулан, запирала дверку и лишь
затем впускала к себе гостя. Но в декабре малышке слишком уж часто при-
ходилось перекочевывать из теплой комнаты в нетопленый чулан. Вот она и
простудилась и нередко, покуда мама принимала клиента, заливалась пла-
чем. И как это ни было тяжело для Розы, а все-таки пришлось ей расс-
таться с дочуркой. Она отдала ее в дорогой приют. Там Розу считали доб-
ропорядочной вдовой. Иначе ребенка не взяли бы.
расспрашивать не хотелось. К этому я приучил себя еще в тот самый год,
когда работал здесь пианистом. Во всяком случае, так все было проще. Так
же, как обращение на "ты" ко всем здешним девицам. Иначе было нельзя.
морило, не получилось этакого сонливого покоя. Ведь "Интернациональ"
постепенно превратился для меня в некое тихое воскресное пристанище. Я
выпил еще одну рюмку рома, погладил кошку и вышел из кафе.
Максимов Альберт
Суворов Виктор
Андреев Николай
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Никитин Юрий