Чтение 9–й страницы книги ~Триумфальная арка~

машина резко взяла с места и, круто завернув за угол, исчезла из виду.

Женщина обернулась.

- Вам следовало уйти раньше, - сказал Равик. - Зачем видеть все до конца?

- Я не могла иначе. Не могла уйти раньше его. Неужели вы этого не
понимаете?

- Понимаю. Идите сюда. Выпейте еще рюмку.

- Нет, не надо.

Когда прибыли полицейские и санитары, Вебер включил свет. После выноса
покойника комната казалась более просторной, но вместе с тем и удивительно
мертвой, словно тело ушло, а смерть осталась.

- Вы ведь покинете этот отель? Не так ли?

- Да.

- У вас есть в Париже знакомые?

- Нет. Никого.

- Вы знаете какой-нибудь другой отель, куда хотели бы переехать?

- Нет.

- Есть тут неподалеку небольшой отель "Милан", чистый и вполне приличный.
Там вы сможете прилично устроиться.

- А нельзя мне жить в том отеле, где... в вашем отеле?

- В "Энтернасьонале"?

- Да. Я... видите ли... я уже немного его знаю. Все-таки лучше, чем
совсем незнакомое место.

- "Энтернасьональ" - не самый подходящий отель для женщин, - сказал
Равик.

Этого только не хватало, подумал он. В одном и том же отеле! Я не сиделка
для больных. И потом... может быть, она считает, будто у меня уже есть
какие-то обязательства перед ней? Ведь и так бывает.

- Нет, не советую, - сказал он резче, чем хотел. - "Энтернасьональ"
всегда переполнен. Беженцы. Лучше всего отправляйтесь в "Милан". Не
понравится - в любую минуту сможете переехать.

Женщина посмотрела на него. Он почувствовал, что она прочла его мысли, и
ему стало стыдно. Но лучше на мгновение испытать стыд, зато потом
наслаждаться покоем.

- Пожалуй, вы правы, - сказала женщина. Равик распорядился снести
чемоданы вниз и погрузить их в такси. До "Милана" было всего несколько минут
езды. Он снял номер и поднялся с женщиной наверх. Это была комната на втором
этаже, оклеенная обоями в гирляндах роз, с кроватью, шкафом, столом и двумя
стульями.

- Подойдет? - спросил он.

- Да, вполне.

Равик посмотрел на обои. Они были чудовищны.

- Здесь, по крайней мере, светло, - сказал он. - Светло и чисто.

- Вы правы.

Внесли чемоданы.

- Так. Ну вот вы и переехали.

- Да. Спасибо. Большое спасибо.

Женщина присела на кровать. У нее было бледное и словно размытое лицо.

- Ложитесь спать. Вы сможете уснуть?

- Попытаюсь.

Равик достал из кармана алюминиевую коробочку и высыпал из нее несколько
таблеток.

- Вот снотворное. Запейте водой. Примете сейчас?

- Нет, позже.

- Ладно. А я теперь пойду. В ближайшие дни наведаюсь. Постарайтесь
поскорей заснуть. На всякий случай вот адрес похоронного бюро. Но лучше не
ходите туда одна. Думайте о себе. Я наведаюсь к вам.

Равик немного помедлил.

- Как вас зовут? - спросил он.

- Маду. Жоан Маду.

- Жоан Маду. Хорошо. Запомню.

Он знал, что не запомнит и не станет наведываться. И так как он это знал,
ему хотелось соблюсти приличия.

- Все-таки лучше запишу, - сказал он и достал из кармана блокнот с
бланками для рецептов. - Вот, напишите, пожалуйста, сами. Так проще.

Она взяла блокнот и написала свое имя. Он взглянул на листок, вырвал его
и сунул в карман пальто.

- Сразу же ложитесь спать, - сказал он. - Утро вечера мудренее. Звучит
глупо и затасканно, но это так. Единственное, что вам теперь нужно, это сон
и немного времени. Надо продержаться какой-то срок. Понимаете?

- Да, понимаю.

- Примите таблетки и ложитесь.

- Спасибо. Спасибо за все... не знаю, что бы я делала без вас. Право, не
знаю.

Она подала ему руку. Рука была холодной, но пожатие крепким. Хорошо,
подумал он. Уже чувствуется какая-то решимость.

Равик вышел на улицу, вдохнул сырой и теплый ветер. Автомобили, пешеходы,
первые проститутки на углах, пивные, бистро, запах сигаретного дыма,
аперитивов и бензина - зыбкая, торопливая жизнь. Его взгляд скользнул по
фасадам домов. Несколько освещенных окон. За одним из них сидит женщина, ее
взгляд неподвижен. Он вытащил из кармана бумажку с именем, разорвал и
выбросил. Забыть... Какое слово! В нем и ужас, и утешение, и обман! Кто бы
мог жить, не забывая? Но кто способен забыть все, о чем не хочется помнить?
Шлак воспоминаний, разрывающий сердце. Свободен лишь тот, кто утратил все,
ради чего стоит жить.

Он пошел к площади Этуаль. Здесь собралась большая толпа. За Триумфальной
аркой стояли прожекторы. Они заливали светом могилу Неизвестного солдата.
Огромный сине-бело-красный флаг развевался над ней на ветру. Отмечалась
двадцатая годовщина перемирия 1918 года.

Погода была ненастной, и лучи прожекторов отбрасывали на проплывающие
облака неясную, стертую и разорванную тень флага. Казалось, там, в медленно
сгущавшейся тьме, тонет изодранное в клочья знамя. Где-то играл военный
оркестр. Невнятные, жестяные звуки гимна. Никто не пел. Толпа стояла молча.

- Перемирие! - проговорила какая-то женщина около Равика. - Моего мужа
убили в последнюю войну. Теперь на очереди сын. Перемирие! Кто знает, что
еще будет...

Температурный лист над кроватью был пуст. Только имя, фамилия и адрес.
Люсьена Мартинэ. Бютт Шомон, улица Клавель.

Лицо девушки выделялось серым пятном на подушке. Накануне вечером ее
оперировали. Равик осторожно выслушал сердце. Затем выпрямился.

- Лучше, - сказал он. - Переливание крови сотворило маленькое чудо. Если
продержится до утра, - значит, появится надежда.

- Хорошо! - сказал Вебер. - Поздравляю. Я ждал худшего. Пульс сто сорок,
кровяное давление восемьдесят, кофеин, корамин... еще немного - и крышка!

Равик пожал плечами.

- Не с чем поздравлять. Просто она прибыла к нам раньше, чем та, с
золотой цепочкой на ноге, помните? Только и всего.

Он укрыл девушку.

- Второй случай за неделю. Если и дальше так пойдет, ваша клиника станет
очагом спасения девушек, которым делают неудачные аборты на Бютт Шомон. Ведь
и первая пришла оттуда?

Вебер кивнул.

- Да, с той же улицы Клавель. Похоже, они знали друг друга и попали в
руки одной и той же акушерки. И даже пришли примерно в одно и то же время,
вечером. Хорошо еще, что я застал вас В отеле. Думал, вы уже ушли.

Равик посмотрел на него.

- Когда живешь в отеле, Вебер, то по вечерам обычно куда-нибудь уходишь.
Сидеть одному в номере не очень-то весело. Особенно в ноябре.

- Представляю себе. Но зачем тогда жить в отеле?

- Удобно и ни к чему не обязывает. Живешь себе один и вместе с тем не
один.

- И вам это нравится?

- Нравится.

- То же самое можно иметь и в другом месте. Например, если снять
небольшую квартиру.

- Возможно.

Равик снова склонился над девушкой.

- Вы согласны со мной, Эжени? - спросил Вебер.

Операционная сестра взглянула на него.

- Мсье Равик никогда этого не сделает, - холодно сказала она.

- Доктор Равик, Эжени, - поправил Вебер. - В Германии он был главным
хирургом крупной больницы. Занимал гораздо более высокое положение, чем я
сейчас.

- Здесь... - начала было сестра, поправляя на носу очки.

Вебер замахал на нее руками.

- Ладно, ладно! Все это нам известно. У нас в стране не признают
иностранных дипломов. Какой идиотизм! Но откуда вы знаете, что он не снимет
квартиру?

- Мсье Равик - пропащий человек, он никогда не обзаведется собственным
домом.

- То есть как? - изумленно спросил Вебер. - Что вы говорите?

- Для мсье Равика нет больше ничего святого. В этом все дело.

- Браво, - сказал Равик, - все еще склонившись над больной.

- Равик, вы слышали когда-нибудь что-либо подобное? - Вебер пристально
посмотрел на Эжени.

- Спросите его самого, доктор Вебер.