объяснил ей дедушка Сема.
радовалась, что нет дождя, а то ему будет мокро и неуютно
лежать в могиле. Но мои волнения оказались напрасными. Его не
положили в могилу. А сожгли. В крематории. Так что погода
никакого влияния на самочувствие покойного не могла оказать.
границей. И оставшиеся в живых два дедушки, три бабушки и
прадед Лапидус.
Казани. А в Москве жили племянники. Никто не явился.
друга, как собаки одной породы, потолкались в квартирке, где
он лежал в гробу на столе, и испарились, когда надо было ехать
в крематорий.
автомобилей. Мы все поместились в фургоне-катафалке, где стоял
гроб. Мы сидели на скамьях по обе стороны закрытого гроба
молча. Без единого слова. Всхлипывала и бормотала одна лишь
бабушка Соня.
войны, когда ей выписали пенсию за якобы погибшего дедушку
Сему. Он сидел теперь рядом с ней. Как человек ей наиболее
близкий. По другую сторону сидела его нынешняя жена - бабушка
Сима и держала ее за локоть. А он обнимал вдову, хлюпавшую
носом и что-то шептавшую над лицом покойника.
похудевший. В офицерском костюме. Без погон. И с орденскими
планками на запавшей груди. Его нос только изменился цветом.
При жизни он был красным с прожилками. А сейчас тоже с
прожилками, но синий.
дедушка Степан качал синим носом в ответ на всхлипывания
бабушки Сони. Как будто он и после смерти с ней ни в чем не
соглашался.
застревая лишь у светофоров. Люди в соседних машинах видели,
что мы везем гроб, и отводили глаза. Кому приятно на это
смотреть? У каждого свои дела. Каждый спешит куда-то. Скорей.
Скорей. Некогда. И машина с покойником тоже спешит. В
крематорий. В пламя. Чтоб испепелиться.
окошка катафалка. - Куда вы мчитесь? Кого вы хотите обогнать?
Что вас ждет впереди?
надолго. Потому что улица была узкой. Возле мясного магазина
остановился фургон, загородив проезд. Из фургона выгружали
свиные головы. Рабочие в синих халатах с кровавыми пятнами
волокли эти головы за уши и швыряли их друг другу, переправляя
в магазин. Свиные головы скалились, и мне казалось, что они
улыбаются.
покупателей, которых никак не удавалось выстроить в очередь.
Люди толкались потные, распаренные. С растрепанными
прическами. И тоже скалились. Но, в отличие от свиней, не
улыбались. А зверели от мысли, что им вдруг да не достанется
половина свиной головы с одним ухом.
другие машины. Все нервничали. Потому что мы могли пропустить
очередь в крематорий. И тогда, Бог, знает, когда удастся сжечь
нашего покойника.
так рванул с места, что дедушка Степан в гробу мотнул головой.
С таким видом, словно хотел сказать своим хриплым голосом:
допустили.
крематория уже спокойно себе корчились другие покойники,
очередь которых была за нами. Проскочили вперед. А мы лишились
очереди. Теперь - жди. Если нам повезет и еще кто-нибудь
задержится в пути, тогда мы прорвемся.
покойником на руках.
какие хитрости и трюки. Но с нами был беспартийный дедушка
Сема - позор семьи, и остальные поглядывали на него с
надеждой. Он не обманул их ожиданий. Исчез в глубине
крематория. Сунул кому-то взятку. И вот уж отгоняют зареванные
стайки других людей с их покойниками.
а они рвутся живьем прыгать в огонь.
этим рельсам он покатился на тот свет.
открытого гроба. И еще мрачный служитель крематория возле
поставленной к стене крышки гроба. В руках он держал молоток и
большие гвозди. Он будет заколачивать гроб - догадалась я. Из
нагрудного кармана у него торчали большие ножницы.
Постарайтесь уложиться. Другие ждут.
прадедушка Лапидус, который пережил покойника лет на двадцать,
и сказал речь. Он назвал покойника по фамилии, кратенько
перечислил его заслуги перед государством и закончил такими
словами:
удивления. Какой же он Лапидусу товарищ? Один сидел за колючей
проволкой, а другой сторожил его с наружной стороны. Хорошие
товарищи!
прадедушки. Старенький Лапидус сделал торжественно-печальное
лицо и сказал:
Только методы разные.
похожий на китайца. Он единственный из мужчин заплакал и,
прощаясь с покойником, поцеловал его в лоб и прошептал, давясь
слезами:
подрезал на покойнике китель и брюки-галифе, оставив заметные
дырки.
положил мне ладонь на голову, призывая к спокойствию шепотом
пояснил, что так полагается, иначе внизу у печей рабочие
разденут покойника и костюм продадут на рынке. А с дырками,
мол, не продашь. Сейчас есть абсолютная уверенность, что
дедушка Степан отправится в печь в полной форме, хотя и с
дырками.
гладила ее холодную руку. Пахло нашатырным спиртом. Дедушка
Сема держал в трясущейся руке пузырек. Его бывшая жена, вдова
покойного майора, то и дело теряла сознание.
По-моему, так может ругать не равнодушный человек, а любящий.
Чью любовь растоптали. Подвергли поруганию. Это не ругань, а
плач.
что-нибудь об Израиле. Он весь напрягается, ловит каждый кадр.
Лицо его то светлеет, то мрачнеет. Израиль - его боль.
поедут, худого слова не скажут об этой стране. Я имею в виду
гостей, бывающих в нашем доме. А когда Б.С. при них ругает
Израиль, делают нейтральные лица. Мол, мы ничего не знаем,
наше дело - сторона. Если при них показывают по телевизору
Израиль, на их лицах появляется стыдливое любопытство,
какая-то неловкость. Словно их уличили в чем-то неприличном.
Как дезертиров, бежавших с поля битвы.
отличное удобрение, помогающее процветанию этих стран. Евреи
же, собранные вместе, превращаются в обычное говно.
Березин Федор
Шилова Юлия
Березин Федор
Свержин Владимир
Шилова Юлия
Шилова Юлия