пятнадцатицентовый магазинчик. Долго стоял я перед витриной, рассматривая
ореховые плитки. Потом зашел.
интересно, почему она такая жесткая - и внизу увидел мистера Трэйси. Он
поправлял перед зеркалом желтый галстук. Славный человек, этот мистер
Трэйси. Восхитительный вкус. Красивый галстук, белые ботинки, голубая
рубашка. Прекрасный человек, почту за честь работать с таким. В нем что-то
было; сквозила элан виталь(3). Ах, Бергсон! Вот еще один великий писатель
- - Бергсон.
нас все занято.
жесткая, такая точная! Вероятно, новое изобретение в деле производства
лестниц. Ах, человечество! Что же ты дальше придумаешь? Прогресс. Я верю в
реальность Прогресса. А этот Трэйси. Низменный, грязный, никчемный сукин
сын! Со своим дурацким желтым галстуком, стоит перед зеркалом, как чертова
обезьяна:
меня-то он не одурачил. Я про этого парня парочку такого знаю. Как-то
ночью я там был, в порту, и видел его. Я ничего не сказал, но полагаю, что
видел именно его там в машине, брюхастого, как свинью, с девчонкой под
боком. Я видел его жирные зубы при свете луны. Он сидел под тяжестью
собственного брюха, ублюдок просто, а не жирный недоносок-Бэббитт за
тридцать долларов в неделю, пузо отвисло, а под боком - девка, шлюха,
сучка, прошмандовка рядом с ним, гнусное отродье женского рода. В своих
толстых пальцах он держал девкину руку. Он по-своему, по-свинячьи казался
страстен, этот жирный ублюдок, эта вонючая, тошнотворная
тридцатидолларовая недоумочная крыса, со своими жирными зубами, торчащими
в лунном свете, пузо вдавлено в руль, грязные глазенки жирны и похотливы,
в них только жирненькие мыслишки о жирненьком романчике. Ему меня не
одурачить; ему никогда не обвести меня вокруг пальца. Вот ту девку
одурачить он может, но только не Артуро Бандини, и ни при каких
обстоятельствах Артуро Бандини не снизойдет до того, чтобы работать с ним.
Наступит день, и мы посчитаемся. Он будет умолять, желтый галстук будет
тащиться за ним в пыли, будет упрашивать Артуро Бандини, умолять великого
Артуро принять от него работу, а Артуро Бандини гордо пнет его в брюхо и
посмотрит, как он будет корчиться в пыли. Он заплатит, заплатит!
Бандини в компании "Форд Мотор". Неделю в одном цехе, три недели в другом,
месяц в третьем, полгода в четвертом. Два года - и я стану главным
директором Западного Отделения.
тяжелая пелена выхлопов. Из песка торчала бурая трава, и прыгали
кузнечики. Сквозь траву поблескивали осколки ракушек. Вся земля тут была
насыпана человеком, плоская и беспорядочная, хижины некрашены, везде кучи
бревен, кучи бочек, нефтекачки и киоски с сосисками, с фруктами, а старики
по обеим сторонам торговали воздушной кукурузой. Над головой тяжелые
телефонные провода гудели всякий раз, когда на дороге наступало затишье.
Илистое русло канала густо воняло нефтью, грязью и странными грузами.
машины, чтобы их хоть чуть-чуть подбросили. Нищие, машут руками да жалко
улыбаются, выхаривая крошек на колесах. Никакой гордости. Я не таков - не
таков Артуро Бандини с его могучими ногами. Попрошайничать не для него.
Пусть обгоняют! Пусть выжимают девяносто миль в час и забивают мне ноздри
своими выхлопами. Наступит день, и все будет по-другому. Вы за это
заплатите, все до единого, каждый водитель на этой дороге. Я не поеду в
ваших автомобилях, даже если вы все вылезете и станете меня упрашивать, и
подарите мне машину, бесплатно и безо всяких условий. Я лучше умру на этой
дороге. Но мое время придет, и вот тогда вы увидите имя мое в небесах.
Тогда посмотрите, каждый из вас тогда посмотрит! Я не буду махать руками,
как остальные, вытянув большой палец, поэтому не стоит и останавливаться.
Никогда! Но вы за это все равно заплатите.
Зачем его подбрасывать? Он любит бумажных дамочек в чуланах для одежды.
Подумать только! Поэтому не подвозите его, этого Франкенштейна, эту жабу
на дороге, этого черного паука, гадюку, пса, крысу, дурака, чудовище,
идиота. Они не желали меня подвозить; очень хорошо - и что с того? Какое
мне дело! К черту вас всех! Меня вполне устраивает. Я люблю ходить на этих
богоданных ногах, и, ей-Богу, я на них пойду. Как Ницше. Как Кант.
Иммануил Кант. Что знаете вы об Иммануиле Канте?
перемещались густой толпой возле зеленой платформы. Напряженные лица,
холодные лица. Потом вышел человек. Сегодня работы нет, парни. Но пара
мест найдется, если вы умеете красить, если знаете коробку передач, если у
вас есть опыт, если вы работали на заводе в Детройте.
поэтому решил не позволять им мне отказывать. Забавно. Этот спектакль, эта
сцена перед платформой развлекали меня. Я здесь с одной особой целью, сэр:
конфиденциальное задание, если можно так выразиться, просто проверяю
условия для своего доклада.
Рузвельт, он меня отправил. Мы с Фрэнком - мы такие! Сообщи мне, как
обстоят дела на Тихоокеанском Побережье, Артуро; пришли мне факты и цифры
из первых рук; дай мне знать своими словами, что там массы думают.
Франклин, Дружище, Кореш; тут чистая драма в людских сердцах. Я уведомлю
Белый Дом немедленно. Закодированная телеграмма для Франклина. Фрэнк: на
Тихоокеанском Побережье неспокойно. Советую отправить двадцать тысяч
человек с пушками.
Командование приму лично. Мое слово здесь - закон. Твой старый приятель
Артуро.
кончика подбородка, но он пребывал в счастливом неведении. Меня это тоже
развлекло.
любит анекдоты. Дорогой Фрэнк: ты бы умер от хохота, если б увидел этого
старика! Как это Франклину понравится, как будет хмыкать, повторяя историю
членам своего кабинета. А ну-ка, ребятки, слыхали последние новости от
моего кореша Артуро с Тихоокеанского Побережья? Я расхаживал взад-вперед,
исследователь человечества, философ, ходил мимо старика с уморительным
носом. Философ на Западе созерцает человеческую сцену.
он путает меня с остальным стадом. Очень это забавно, дивное развлечение
- путешествовать инкогнито. Два философа задумчиво улыбались друг другу
над судьбою человека. Ему тоже было по-настоящему забавно, из старого носа
у него текло, голубые глаза посверкивали тихим смехом. Одет он был в синюю
робу, закрывавшую его целиком. На поясе болтался ремень - вообще безо
всякой цели, бесполезный придаток, просто ремень, ничего не
поддерживавший, даже живота, поскольку старик был худ.
свое мнение, если мне хочется; мы были родственными душами, он и я, и он,
без сомнения, проник сквозь мою оболочку и распознал во мне личность
глубокую и значительную, выделяющуюся из прочего стада.
днем все более обостряется.
этакий Платон с насморком. Очень древний старик, лет, наверное,
восемьдесят, со вставными зубами, кожа - как старые башмаки,
бессмысленный ремень и философская усмешка. Вокруг нас шевелилась темная
масса мужчин.
Американской Системы, внебрачные рабы Баронов-Грабителей. Рабы, говорю я
вам! Я бы не принял место на этом заводе, даже если бы мне поднесли ее на
золотом блюде! Работать на эту систему и терять душу. Нет, спасибо. А
какая выгода человеку, если он получает весь мир, но теряет собственную
душу?
разогрелся. Мой излюбленный предмет. Условия труда в машинный век, тема
для будущей работы.
Когда он вынимал ее изо рта, сопли ниточками тянулись за нею. Он смахивал
их большим пальцем и вытирал палец о штаны. Вытирать нос он не
беспокоился. Нет на это времени, когда говорит Бандини.
Бараны собираются вместе, чтобы им обстригли души. Раблезианский
спектакль. Я вынужден рассмеяться. - И я смеялся, пока смеха во мне уже
не осталось. Он тоже хохотал, шлепая себя по бедрам и взвизгивая
пронзительно, пока из глаз не полились слезы.