"Которые?"
"Да вот там".- Я указал на компанию, сидевшую в беседке за самоваром.
"Как попали... Да никак. Ты-то как сюда попал? Жили и живут. А чего? Места у
нас хорошие, воздух. Н-но!" Лошадь тронулась.
Путник приблизился к беседке. Хозяин, грузный человек с лоснящимся красным
лицом, без пиджака, в цветном жилете и с бабочкой на шее приветствовал его
иронически-ободрительным жестом. Хозяйка промолвила:
"Милости просим.- И позвала: - Анюта!"
"Не беспокойтесь, maman. Я сама принесу",- сказала молодая девушка и
побежала, придерживая платье, к дому. Она вернулась с чашкой и блюдцем, ему
налили чаю, пододвинули корзинку с печеньем.
Гость поблагодарил. "Простите,- пробормотал он,- что я так неловко вторгся,
позвольте представиться..."
"Мы о вас слыхали",- сказал хозяин.
"Да знаете ли, земля слухом полнится. Не так уж много тут у нас соседей. Вы
ведь в деревне живете, не правда ли?"
"Да, если это можно назвать деревней".
господина неопределенных лет, который сидел очень прямо и выглядел весьма
импозантно, со слегка седеющими баками, в сюртуке, высоком воротничке с
отогнутыми уголками и сером галстуке с булавкой,- разрешите наш спор. Петр
Францевич утверждает, что..."
"Мама, это неинтересно".
Францевич считает, что смысл нашей отечественной истории, не знаю, верно ли
я передаю вашу мысль, Пьер... одним словом, что весь смысл в отречении".
свое имя и отчество.- Если вас это интересует. Я хочу сказать, что... если
мы окинем, так сказать, совокупным взглядом прошлое нашей страны, то увидим,
как то и дело, и притом на самых решающих поворотах истории, русский народ
отрекаетстя от самого себя. Да, я именно это хочу сказать: отрекается.
"Эта теория оспаривается",- заметил гость.
отказ от собственных амбиций. Но зато удалось создать прочное государство. В
поисках веры принимаем греческое православие - опять отказ от себя, опять
отречение, но зато Россия становится твердыней восточного христианства.
самоотречение: от традиций, от национального облика,- ради чего? Ради
приобщения к западной цивилизации, и в результате Россия превращается в
европейскую державу первого ранга. Остается еще одно, последнее
отречение..."
Хозяин, по имени Георгий Романович, внушительно произнес:
"Х-гм! Гм!"
"Вы не согласны?" - спросил приезжий.
"Pardon,- сказал приезжий,- мы вас перебили".
"Ну уж, знаете ли",- засопел хозяин.
же наконец Петру Францевичу высказать свой avis*...
какая же это теория, речь идет об исторических фактах, против которых
возразить невозможно... Я очень хорошо понимаю, что мой взгляд на историю
России может не соответствовать мнению присутствующих. Но коли наш гость...
подвизаетесь, или, может быть, я не расслышал?"
Путешественник промямлил что-то.
самом кратком виде отечественную историю, мы убеждаемся, что она
представляет собой ряд последовательных отказов от собственной национальной
сущности во имя... во имя чего-то высшего. Признав главенство папы,
склонившись перед римским католицизмом, Россия завершит великое дело всей
западно-восточной истории: осуществит христианскую вселенскую империю.
оснований... Но, господа, величие обязывает! Я говорю не о патриотизме. И не
о шовинизме, упаси Бог, я по ту сторону и православия, и католичества, я в
лоне вселенской Церкви".
привлекательно, русский народ оказывается уж слишком пассивен..."
"Вот именно,- подхватил хозяин,- ты, матушка, не так уж глупа!"
"Георгий Романыч!" - сказала хозяйка укоризненно.
Она спросила:
"Еще чашечку? Вы, наверно, скучаете".
Петр Францевич приосанился. Но тут произошла заминка. Маленький инцидент:
два мужика, на которых уже некоторое время с беспокойством оглядывалась
хозяйка, подошли к сидящим в беседке.
Два человека, по виду лет за пятьдесят, один впереди, щупая землю палкой,
другой следом за ним, положив руку ему на плечо, оба в лаптях и онучах, в
заношенных холщовых портах, в продранных на локтях и под мышками, выцветших
разноцветных кафтанах с остатками жемчуга и круглых шапках, когда-то
отороченных мехом, от которого остались теперь грязные клочья, с
лунообразными, наподобие кокошников, нимбами от уха до уха, остановились
перед беседкой и запели сиплыми пропитыми голосами. Вожатый снял с лысой
головы шапку и протянул за подаянием.
Слепцы пели что-то невообразимое: духовный гимн на архаическом, едва ли не
древнерусском языке, царский гимн и "Смело товарищи в ногу", все вперемешку,
фальшивя и перевирая слова, на минуту умолкли, вожатый забормотал, глядя в
пространство белыми глазами: "Народ православный, дорогие граждане, подайте
Христа ради двумя братьям, слепым, убиенным..."
"Господи... Анюта! Куда все подевались? Просто беда,- сказала, отнесясь к
гостю, хозяйка.- Прислуга совершенно отбилась от рук".
"Мамочка, почему же не может быть?"
Отец, Григорий Романович, рылся в карманах, бормотал:
"Черт, как назло ни копья..."
Петр Францевич заметил:
"Я принципиальный противник подавания милостыни. Нищенство развращает
людей".
что-нибудь".
они были убиты, и довольно давно. Вы слышали, как они себя называют? Подайте
убиенным".
не знаю, кто их надоумил. Недостойный спектакль! - возмущенно сказал Петр
Францевич. Слепцы умолкли. Шапка с облупленным нимбом все еще тряслась в
руке вожатого.- Обратите внимание на одежду, ну что это такое, ну куда это
годится? Уверяю вас, я знаю, о чем говорю. В конце концов это моя
специальность... Вспомните известную московскую икону, на конях, с флажками.
Братья наклонили головы и, казалось, внимательно слушали его. Девушка
произнесла:
"Может быть, спросим..."
"У кого? У них?" - презрительно парировал Петр Францевич.
"Наш народ такой наивный, такой легковерный... Обмануть его ничего не
стоит".
не найдется случайно..."
"Кроме того,- сказал приезжий,- они были молоды. Старшему, если я только не
ошибаюсь, не больше тридцати..."
"Совершенно справедливо!"
Наконец явился Аркадий с деловым видом, с нахмуренным челом, в рабочем
переднике и рукавицах.
"Кто их пустил?" - спросил строго Петр Францевич.
гребите отседова, отцы, нечего вам тут делать!.. Давай, живо!" -
приговаривал Аркаша, толкая и похлопывая нищих, и компания удалилась.
ногу, величаво поглядывал вдаль, покуривал папироску в граненом мундштуке.