момент это случилось, но теперь, после дурного неспокойного сна, он
чувствовал себя разбито. Причем разбитость ощущал отнюдь не через тело
- потягиваться было все также истомно приятно - а где-то через
душевное состояние.
окончательно проснулся - от осознания того, что вместо легкого гудения
вокруг стоит тишина. И только тишина. Он немедленно открыл глаза,
чтобы олицезреть следующую картину. Все члены экспедиции тоже спали,
кроме пинчера, который, услыхав пробуждение Штурмана, поднял голову и,
не вставая, пытался трогательно проделать какие-то приветственные
движения хвостом. Вездеход очевидно стоял без движения. Штурман бросил
взгляд на приборную панель и сразу понял причину этого. Оказывается,
пока они все спали, машина преодолела почти двухсоткилометровый
отрезок пути до конечного пункта, который ей был указан и естественно
остановилась, ожидая дальнейших распоряжений.
боковую дверцу и на него немедленно дохнула прохлада ночи. Он вновь
включил потухшие фары и вылез наружу. Вокруг было по-настоящему
непроглядно. Свет передних фар выхватывал лишь небольшой кусок
покрытой мраком поверхности земли, да в воздухе непонятное сизое
струение, поднимающееся снизу вверх. От габаритных огней было мало
проку. Штурман даже удивился теперь - зачем они вообще нужны? Ведь
такие машины эксплуатируют лишь в местах, где не может быть речи о
каком-либо встречном или попутном автомобильном движении. Или опять
сказалась барская привычка любое устройство изготавливать
универсальным, с количеством возможных функций в разы превышающем его
в основном используемые функции. Да, так и есть, - согласился Штурман
и опять его внимание вернулось к всеобъемлющей ночи. Для него было
внове очутиться в неконтролируемой, а тем более открытой (незамкнутой)
темноте. Обычно свет сопровождал его повсюду - во всех ситуациях,
когда глаза его были открыты. Сейчас же его глаза были как никогда
открыты, но он не видел даже ближайшие в сторону от машины предметы и
лишь неведомым чутьем там угадывались жесткие расщеперившиеся прутья и
пятерни атмосферных регуляторов.
ним трудносмешиваемую гамму чувств: эти звуки ему казались то
чарующими, то настораживающими, то тревожащими, то нежно ласкающими
слух. Он не мог видеть что же все-таки производило эти звуки. Тихое
шуршание, по-видимому, исходило от колышимых ветром пластинок
солнечных батарей атмосферных регуляторов. А ведь еще тут было
стрекотание, легкое постукивание, время от времени раздавался
повторяющийся мелодичный минорный пересвист. После этого Штурман
заключил, что его окружает большое количество механизмов и электронных
устройств, производящих все эти шумы и собравшиеся здесь "на
человеческое присутствие". И так как он не мог их видеть, то и не мог
достоверно определить каждое их целевое назначение.
композитный бок вездехода, попробовал несколько раз закрыть и снова
открыть веки. По большому счету было одинаково - он по-прежнему не мог
разглядеть ничего, а глаза привыкали к темноте чрезвычайно медленно.
попадет в тепло уютного микроклимата, созданного человеком, для
человека и под человека, но может быть потому, что он всегда был
немного упрямым, теперь он не хотел этого делать. Набравшись храбрости
(хотя вряд ли здесь можно в полной мере применить это слово, ибо
Людвиг практически никогда в жизни не испытывал страха), он отпустил
руку с машины и сделал несколько шагов в сторону темноты. И сразу едва
не потерял равновесие в отсутствие ориентиров. Его ноги, обутые в
облегченные туфли скользнули по сырой вихотке травы и уперлись в
высовывающийся из моха камень.
шершавый бок этого камня. Между пальцами заструилась длинная
гофрированная гусеница и он с пещерным ужасом отпрянул назад и,
потеряв-таки равновесие, уселся на собственную задницу. Теперь он
пребывал в самом нелепом положении и медленно размышлял, как же он
все-таки в него попал. Он ощущал некоторую досаду оттого, что здесь
нет самого обыкновенного света, а если и есть (что еще хуже!), то он
не знает как его включить.
вездехода.
разгоряченный после негаданного сна Инженер. Свет из салона хлынул
наружу, выхватив отряхивающегося от холодных капель росы Штурмана.
же ты там делаешь! А мы тебя ждали-ждали, ждали-ждали. Я даже хотел
посигналить.
родным теплом и, главное, мягким ярким светом.
тебя начинать обедать.
потягивающийся Геолог.
нам следует перекусить, чтобы со спокойной... совестью и на сытый
желудок продолжать эту утомительную поездку.
ее взад-вперед.
пообедать на свежем, так сказать, воздухе. И даже не то, чтобы здесь
было душно, совсем напротив, а просто мы должны выплеснуть немного
отрицательной энергии, разрядиться.
улицу.
они всей гурьбой полезли из вездехода.
женщина, она стала бойко распоряжаться.
земле. Людвиг, тащи сюда все какие найдешь продукты - в баре, в
холодильнике. Айзек, полюбуйтесь какие чудные звезды!
и переключил ее на внешний динамик, после чего все очарование ночной
тишины, которое до этого пытался понять Штурман, было разбомблено в
пух и прах.
выбрать подходящие пакеты и баночки и выложить их на поднос. Ему очень
редко приходилось заниматься подобными вещами, потому что еду обычно
готовили роботы.
оттуда две бутылки вина на свое усмотрение.
это как-то неспешно и неловко.
шоу и для этого он попросил пока не начинать есть, а помочь ему
натаскать в кучку валявшиеся тут и там вокруг сухие ветки. В основном
это были вышедшие из строя корявые обломки атмосферных регуляторов,
которые приходилось нащупывать почти вслепую, потому что сюда не
доходил свет фар. Инженер сначала возмутился такой странной просьбе
Геолога, но все-равно выискивал обломки вместе со всеми, впрочем не
переставая ворчать про себя.
уставшие астронавты повалились на покрывало, ожидая обещанного шоу.
При этом они все время перебрасывались саркастическими замечаниями и
шутками.
ощущение холода! Да я почти продрогла!
флакончика, который достал из кармана, затем из другого кармана достал
какой-то заранее приготовленный прибор и попытался с его помощью
произвести электрическую искру. Вначале у него ничего не получалось.
первую попавшуюся саморазогревающуюся банку. После ее вскрытия вокруг
стал распространяться привлекательный вкусный запах.