в этой возне, а Хаген навалился мне на грудь и, горячо дыша и торопясь,
захлебываясь от захлестывавшей его оглушительной собачьей приязни,
повизгивая, скреб мне лицо обильным слюной огромным пылающим языком, так что
я замучился мотать головой и мычать под мощными мокрыми шлепками. Он меня
достал, сук-кин сынищщщще, и я вывернулся из его объятий, встал на
четвереньки, затем - как положено, и неспешно прошествовал к столу, а внутри
у меня все пело, и звенело, и хохотало. Он догнал меня на полдороге, и
вертелся вокруг, толкаясь тяжелым боком и стуча твердым хвостом, но более не
хулиганил.
моих виноградников. Солнце незаметно вспорхнуло над зубцами, и свет и тепло
залили поляну. Пчелы зажужжали в тонкой дымке умирающей росы. Потом я никак
не мог заставить Хагена сжевать большой персик, и догадался все-таки, и
зашвырнул его далеко, к самой стене, и велел ему принести, и он сжал его
зубами, осторожно, правда, но все одно - спелая мякоть расползлась у него в
пасти, и сок брызнул и потек по нестриженым усам и бороде.
затворница, на вольных хлебах она преобразилась. Благодарность же ее
сказывалась своеобразно. Половину обитателей замка излечив от моря всяческих
болезней и пороков, другой половине она прививала - и небезуспешно - новую
пагубу. Да она и сама, судя по зрачкам, баловалась дурманными корешками.
жизни, - заговорила она, изящно и плавно опускаясь прямо на траву у моих
ног. Она не отрывала взгляд от моего, от мимолетной улыбки морщинки
проявились в уголках больших карих глаз, но лицо оставалось тем же -
молодым, печальным...
подобрала особенные, сильные, - Теперь лицо ее выражало детскую
растерянность, насмешку над собой и сонмом нетерпеливых советчиков. - А вы,
господин мой, всех перехитрили. Еще вы всех нас поучите, как жизни
радоваться. И вам ладно, и нам лестно, слугам вашим верным.
попрошу, сходи к мастеру, разведай. Вот уж сколько дней он взаперти сидит.
Давай, не медли, и сразу же ко мне, сюда, поняла?
убежала. Я потянулся было за пирожком, но лениво отнял руку.
чернокожей Сьюзи, и мои мертвые ноги, облаченные в эластичные спортивные
брюки, были аккуратно придвинуты одна к другой и свисали с кресла, не
доставая до пола. Я думал о Дэйви. Воспоминания вспыхнули внезапно, едва я
осознал, на кого так похож юный беспечный барон. Воплощенная беззаботность,
удачливость, врожденная непринужденность, окаянное обаяние. Втуне прожитая
жизнь.
Небраска и скромным секретарем университетской ложи "Фи-бетта-каппа"? Что
общего между двумя мойщиками машин, если один из них отправляется на семинар
по минойцам в собственноручно надраенном напоследок спортивном
"рив'н'дейле"? Что общего было между нами? Страсть к археологии? Дружба
отцов, уцелевших в мясорубке Вьетконга ? Бейсбол? И не втуне ли прожита
жизнь мной самим? Оборванная так высоко и так давно.
половиной. Осень и зиму я провел в Передней Азии, облазил добрую половину
Архипелага и снова собирался туда, с экспедицией Александра Тоу. Почти
ежедневно я бывал в "Элм-Парке". Я стал для Селины "отъявленным бакалавром
Фредди", добрым другом Дэйви и поэтому - ее добрым другом. И в то лютое лето
меня проняли окаянное обаяние моего старого приятеля, моя гнусная зажатость,
ее улыбчивая ровность. Узел стягивался все уже, туже - но вокруг одного
меня. Для них узлов на свете вовсе не существовало, клубок убегал вдаль,
разматываясь алой путеводной нитью, которую оба на диво крепко держали в
руках.
камня. Неслышно появилась Астания. Выпутывает из густых длинных волос
случайно прихваченную пчелу, расшумевшуюся почище мухи в паутине. Нет,
мастеру не нужно ничего сверх того, что он и так получает. Работы осталось
немного, но самая важная. Еще он спрашивает, что за фон желаешь ты видеть на
картине. И ты отвечаешь, любой, самый простой, самый белый, лишь бы
поскорей. И опять загадка чудится тебе в ее глазах, но она быстро
разворачивается и уходит. Она смущена и встревожена после встречи с
мастером. Я вижу это в отличие от тебя. А ты разжимаешь пальцы, и игрушка
падает на песок. Хаген недоверчиво обнюхивает ее, высунувшись из холодка под
скамьей. Ты мало что замечаешь вокруг. Ты в грезах.
в ней.
покров... Господин барон! Одну минуту!
неправду. Что ее сглазили, заколдовали. Что она была больна и
выздоравливает... Ведь она умерла... страшной смертию?
тяжелую материю. Селина хмурится и заслоняется от внезапного света.
Приоткрывает глаза.
- Ты жив? А где Дэйви?
почему ты молчишь?!
куб, белые стены, большое окно. Без стекла, но... не пускает наружу... Ну
конечно, он проболтался!
даже не человек. Хоть я ощущаю себя, свое тело, свою память, но я - никто. И
этот непохожий Фред - никто. На самом деле он парализованный старик - и я не
смогу его увидеть настоящего! А если он отключит терминал, то я мгновенно
умру снова - или нет? - и не узнаю об этом, а потом снова оживу, и опять это
буду не я... Безумие стало бы спасением. Она сопротивлялась панике, как
могла только, временами радовала его, разделила с ним трапезу, без эмоций,
трезво поспрашивала о новостях в большом мире, о жизни мира малого - даже он
был закрыт для нее. Но все равно, без конца прокручивалось в голове - я
умерла - она умерла - так кто же я? Барон Фредерик в абсолютной
растерянности наполовину вытряс душу из мастера Тима. Астания спешно
сочиняла отвар из девяти трав. Тщетно. Вопли сменились всхлипами.
чужих всему здешнему миру.
стеклом. Фредди, ты слышишь меня? Дай руку. Вот.
назад.
новое соображение им завладело. Протяжным шелестом отозвался стилет,
извлеченный из ножен. Он не торопился. Обошел портрет, протиснулся между
рамой и стеной, хранившей кровавые отпечатки его кулаков. Царапины еще
саднило. Холодная рукоять стилета стала единственной опорой в зыбкой,
расползавшейся спелой мякотью персика юдоли слез.
ударишь в спину!
лететь с нами! Я убил ее так же верно, как ножом! Брось нож, мальчишка! Я
тебе приказываю, слышишь, не смей! Я войду в игру! Ты убьешь ее и сам не
захочешь жить! Сейчас же войду в игру!..
оцепенел.
Фредерик повернул стилет и рванул наискось вниз. Не веря себе, боясь верить,
я увидел в прорехе круглую луну в окне. И медленно, в ритме сновидения,
оборачивающуюся фигуру.
Лондон Джек
Афанасьев Роман
Корнев Павел
Гюго Виктор
Контровский Владимир
Каменистый Артем