и я завязал. То есть стал рассказывать и делиться:
смокингах музицируют, стараются. Сперва "Аллегро" Баха, затем
мелодии-юморески Дворжака. Сижу, слушаю, а наверху между тем топот. Громче
и громче. Встаю, задумываюсь и совершаю вдруг такое открытие: эти ребята
наверху пляшут в присядку под Дворжака! Представляешь!
Если кому плясать хочется - что ж тут плохого?
для меня неожиданно новой. Действительно, почему не плясать, если
пляшется? Все-таки радость. Чувство, так сказать, позитивное...
свои песни. Толечка задрал голову и зло процедил:
меня с ласковым пониманием. - Так у нас, паря, не пойдет. Надо принять
повторно. Чтобы точь-в-точь до нормы. Чтобы, значит, любить друг друга и
не лаяться.
птицы.
порог не пустит?
такими сейчас станем. Уж ты мне поверь.
из нержавейки. На заводе, где работал Пронин с заказами было туговато.
Чтобы не скучать, работяги выпаивали из металла фляги, а после продавали
на рынке. В этой фляге что-то звучно перебулькивало.
Чистейший! Ровно семьсот граммов. Если без закуски, должно хватить.
половины. Не прошло и пяти минут, как мы "поплыли", а мир не просто
потеплел - мир прямо-таки закачался.
раскинув руки, он засеменил по асфальтовой дорожке, словно по зыбкой
паутинке каната. Я поневоле залюбовался им. Несмотря на разгильдяйский
вид, Толик безусловно принадлежал к категории щеголей. Щегольство ведь
вещь условная. С одинаковым успехом можно щеголять "Мерседесом" на улице и
проездным билетом в трамвае. И то и другое вполне оценят. К щеголеватым
людям я вообще отношусь с симпатией. Все равно как к декоративным птичкам
или рыбкам. Они украшают этот мир, как могут. Потому что молятся красоте.
Я в нее тоже верую. И Толик верует. Да ему и нельзя не веровать. Он не
выше метра шестидесяти и ровно половина женщин взирает на него свысока. В
этом кроется один из парадоксов природы. Ущемленные люди досконально
разбираются в том, в чем ущемлены и обижены. Как герань за стеклом они
тщетно тянутся к солнцу, изощряясь в бесконечных поисках, доходя до
удивительной виртуозности. Присмотритесь к малорослым и удивитесь.
Изящества в них на порядок больше, чем в длинноногих и великаноподобных.
Чувство независимости и осознания собственного достоинства - вот, что
умудряются они втиснуть в свою неказистую осанку. И успех, как говорится,
налицо. В отличие от сутулящихся верзил они прямы и свободны. А если
стоят, то только в императорских позах - горделиво отставив ножку, если
шагают, то вальяжно и неторопливо. Вероятно, жизнь к ним не столь
великодушна, зато и обучает большему.
лужайку, начинают расправлять свои цветочные веера, я что-то выкрикнул и
осторожно, стараясь не горбиться, тронулся следом за Толиком. И в точности
как он распахнул руки. Я тоже хотел казаться щеголеватым и красивым.
Кажется, какому-то грузовику пришлось нас объехать. Мы его почти не
заметили.
замахал руками, но взлететь не сумел. - Ну не нра он мне и все. Жить надо
ак-тив-но! С любопытством и интересом!.. - он заскакал на одной ножке, как
девочка, играющая в классики. - То есть, звоню я, скажем, даме и приглашаю
в кафе. Скажем, в наш отечественный "Исе Креам". Само собой, она говорит
"да" и начинает собираться. А не позвоню, - не будет ни "да", ни "нет".
Вообще ничего не будет.
когда-нибудь. Скорее, живут, как живется, а уж потом называют это
ожиданием... Но речь в общем-то о другом. О том, что она мне не желает
звонить. Я звоню, а она, видите ли, нет.
на танго или там на тур вальса - обязаны исключительно мужчины, а не
наоборот. То есть, я, собственно, не против. Не уважаешь эмансипацию - не
надо. Но если я болен? Если у меня лихорадка и температура под сорок? Если
мне нужна помощь и чтобы мягкая прохладная ладонь легла на мой воспаленный
лоб? Что тогда?.. Или я опять должен первым ползти к телефону?.. Она,
видите ли, ждет! Стесняется первой проявить инициативу!.. Нет,
братцы-кролики, это не любовь! Это пастбище! Нонсенс, как я это называю!
такая шара у вас не пройдет!
узнавая местности. Я тоже ее не узнавал, но мне было и неинтересно
что-либо узнавать.
меня, другую для себя. Уже окутанный облаком сизого дыма, он вдруг
радостно замычал и, сорвав с головы шляпу, подкинул ее в воздух. Головной
убор описал кривую и навечно осел в ветвях придорожной березы.
более рассеянным. Память просто песком просыпалась из его ветхих карманов,
но с двумя сигаретами в зубах он выглядел просто восхитительно.
ровной. Шагалось бодро и с настроением. Энергия Толика мало-помалу
передалась и мне, о превратностях жизни думалось уже свысока, с этакой
долей снисходительности.
третий или четвертый раз, я, памятуя рассказ Пронина, решил проявить
инициативу и поинтересовался у Толечки адресом царицы. В ответ он снова
достал заветную флягу и, предварительно поболтав над ухом, протянул мне. Я
удивился, но принял ответ, как должное. Вероятно, Толечка знал, что
делает, и два окурка в уголках его губ по-прежнему смотрелись весьма
значительно.
волшебных изменений. Изменения происходили с нами. Третий глоток дался мне
с необыкновенным трудом. Что-то внутри отчаянно противилось и всякий раз
выталкивало огненную влагу обратно, отчего я, видимо, добрых полминуты
напоминал жабу, сдувающую и раздувающую щеки.
наконец-то уделил внимание моему вопросу. А может быть, созрел ответ.
Спирт, стало быть, извлекался на свет не зря. Пронин действительно знал,
что делал.
Движемся точно по азимуту!.. - и Толечка тут же зашагал, заставив меня
молча ему позавидовать. Даже после второй порции спирта вышагивал он
по-прежнему бодро, почти не петляя, а слово "беспокоиться" выговорил
абсолютно членораздельно, пропустив только букву "п", что в сущности было
полнейшим пустяком. Чтобы хоть как-то отыграться, я злорадно предупредил
Пронина:
столкнулся с упомянутым мною препятствием, но, видимо, не очень сильно,
потому что презрительно хмыкнул и заканделял дальше. И снова я ему
позавидовал. Надо думать, по-плохому, потому что Эльдар-Эдуард утверждал,
что "по-хорошему" не бывает...
слева у меня выросло еще по голове. Этаким шварцевским шестиглазым
драконом я перся по улицам родного города, и встречные прохожие не спешили
охать и ахать. Потом одна голова отвалилась, и пока я ее искал, потерялась
вторая. "Худо мне будет с одной головой", - я дернул себя за ухо и,
Мацумото Сэйте
Посняков Андрей
Володихин Дмитрий
Василенко Иван
Ильин Андрей
Лондон Джек