очевидно изображая это самое черт-те что.
Зачинщиков можешь подержать недельку у себя. Но только недельку, не
больше. Ты меня понял?
согласие и несогласие. Впрочем, коротышка-начальник уже спешил к
автомобилю.
вверх. Рядом таким же образом подняли с земли Лиса.
автобуса бронированный, похожий на мыльницу фургон. Такой же черный, как и
все они, с рыбьими серебристыми мордами на передке и зарешеченными окнами
по бокам.
автобуса как раз вынесли безжизненное тело дядюшки Пина. Плача, женщины не
решались подойти к нему. Их отпугивала автоматами охрана. Горло мое
сдавила судорога. Как бы я хотел запомнить их всех, впитать в себя, чтобы
помнить всю жизнь, чтобы видеть, закрыв глаза, в каждом из своих снов! Я
уже понимал, что нас собираются разлучить. И я не мог ничего поделать.
готовился нас заглотить. Два грубых толчка, и мы очутились на грубой
мешковине, брошенной прямо на пол. И только поднявшись, я обнаружил, что
створки фургона опередили меня, сомкнувшись и отрезав от нас окружающий
мир. Затемненные маленькие оконца почти не пропускали света, день сменился
сумерками. Кашлянул незнакомый мотор, часто задыхаясь, заперхал.
Качнувшись, наша "карета" покатило в неведомое.
вновь среди бедолаг-заключенных я не заметил Лиса. Должно быть, его гоняли
с другими бригадами. Мачты устанавливали по всему периметру города, и
бригад вроде нашей насчитывалось, вероятно, не менее сотни. Рыли
мини-котлованы, заполняя их пенобетоном, и в вязкую эту кашу погружали
консоль столбообразной опоры для сетей. В качестве основной тяги выступал,
конечно, кран, но попробуйте-ка поднять семидесятиметровую стальную штангу
одним-единственным краном! Поэтому справа и слева от крана в постромки
тросов впрягали обычных людей. То есть - нас. Бригадир принимался орать в
мегафон, а мы рвали сухожилия и истекали потом, добиваясь строгой
вертикали. Обычно все обходилось, если крановщик, человек из
вольнонаемных, смотрел в оба. Но в этот раз он был пьян, и мачта дважды с
угрожающей медлительностью обрушивалась на землю. Кончик ее с тугим
свистом рассекал воздух и плющил в порошок случайные камни. По счастью,
сами трудяги успевали вовремя отскочить в сторону. После подобного удара
от любого из нас осталось бы мокрое место. Так или иначе, но с третьим
заходом дело, кажется, пошло. Мачта встала более или менее ровно, и три из
двенадцати растяжек мы успели зафиксировать раньше, чем случилось
непредвиденное.
побледневшему лицу я сразу понял, что это Нашествие. Я не знаю, откуда это
в нас, но страх перед рыбьим богом - единственный страх, которого мы не
умеем скрывать. Обернувшись, я разглядел стайку налимов, лениво
спускающихся в наш котлован. Часовые по краям провала успели залечь.
Темная униформа делала их практически незаметными на фоне развороченной
земли. Другое дело - мы. В серо-желтых робах, копошащиеся, мы несомненно
представляли собой лакомую и желанную цель.
за другим выпрямляли спины, разворачивая головы в сторону наплывающих
рыбин. Кое-кто начинал уже пятиться, хотя помышлять о бегстве было более,
чем глупо. Общеизвестно, что рыбы реагируют на движение. Кроме того здесь
не было ничего, что хоть в малейшей степени можно было бы назвать
укрытием.
содействия охране. Когда со строительством что-то не ладилось, начальство
обращалось непосредственно к криминальным тузам и положение исправлялось в
самые кратчайшие сроки. На этот раз привилегированное племя тоже оказалось
в критическом положении. Судя по всему, охрана и не думала стрелять. Ясней
ясного, что нас отдавали этим чудовищам на съедение. Это принималось умами
простых смертных, но "ворье", кучкой расположившееся чуть в стороне от
общей массы работяг, не на шутку переполошилось.
сверкающим взглядом. - Да бросайте же эти чертовы растяжки! Слышите?..
Вставайте плотно друг к дружке. Быстрее, черт возьми!..
отпугивала обитателей океана. Рыбины без раздумий нападали на одиночек, но
перед шеренгами людей порой пасовали.
бывало. Затевался чудовищный эксперимент. Налимам предлагалось поедать нас
по собственному выбору и усмотрению, мы же обязаны были возиться с этой
чертовой мачтой!..
в следующую секунду все пришло в движение. Люди бросились друг к дружке,
стремясь втиснуться в середину толпы, Налимы же атаковали самых
нерасторопных, и первые предсмертные крики резанули слух.
Кричали все разом. Но никто из охраны по-прежнему не открывал огонь. Я
видел стволы их ружей, черными палочками замершие на краю обрыва, и
широкий раструб мегафона, из которого вперемешку с руганью продолжали
доноситься приказы, касающиеся фиксации растяжек.
"воров" была проглочена на наших глазах в течение полуминуты. На
сгрудившихся работяг рыбины так и не решились напасть. Порыскав вокруг,
они величаво выплыли из котлована, и в ту же секунду лопнула первая из
растяжек. Порыв ветра довершил катастрофу. Мачта, дрогнув, стала
заваливаться, и мы, задрав головы, со злорадством наблюдали за ее
падением.
сбылись. Верхушка мачты полоснула по краю котлована и с треском
обломилась.
расстояния обливая потоками словесной грязи. И вот тут-то началось
главное. Кто-то запустил в них камнем, и мы ринулись в атаку, как войско,
повинующееся жезлу маршала. Вероятно, это было нервным срывом после
пережитого. Тюремный страх и дисциплина на какое-то время превратились в
пустой звук.
Никогда раньше я не стрелял, но все получилось само собой. Руки,
оказывается, знали технику убийства в совершенстве. Я передергивал затвор,
стремительно ловил в прицел мчащиеся к нам со всех сторон черные фигурки
охранников и остервенело жал спусковой курок. Кое-кто из них падал. А
потом стали падать мы. Все чаще и чаще. Наверное, кончились патроны, -
ружье, превратившееся в обыкновенную палку, у меня выбили профессиональным
ударом. Уже поверженного на землю стали пинать.
всегда великолепен - в черных лаковых перчатках, в остроносых сапогах,
аккуратно причесанный. Мне показалось, что черный великан смотрит на меня
с интересом - даже с некоторым изумлением. Я совершил нечто такое, чего он
не ждал, и потому озадачил его, как озадачивает ученого-естествоиспытателя
не умершая от положенной дозы яда лягушка.
после долгого изнурительного бега. - Ты был уверен, что насадил меня на
крючок, да? А я не червяк! Ты понял это, урод?.. Я не червяк!..
его подбородку, но один из охранников опередил меня, свалив наземь и
дважды с силой пнув по ребрам.
великану.
отступили. Дождавшись, когда я поднимусь на дрожащих ногах, Глор с
издевкой поинтересовался:
человек никогда не поймет несвободного. Между двумя этими состояниями -
необъятная пропасть. Падший да возвысится! Как просто и изящно! Особенно
на словах. Но может быть, это и правда. Лишь рухнув и перепачкавшись, мы
испытываем первозданное детское желание подняться. И как сюрприз, как
награда за усилия, кое-кого из нас караулят неожиданные открытия.
Выкарабкиваясь наверх, мы вдруг обнаруживаем, что попадаем вовсе не туда,
откуда судьбе было угодно нас низринуть. Новое место оказывается дальше,
оказывается выше. И, стоя на краю пропасти, мы с особой ясностью видим