хи-хи да ха-ха, вспомни, милок, дружка старого. И тогда муж сыграл
спектакль - и улыбку, и объятия, и прочие излияния дружелюбия. "А ты,
Леночка, - говорит, - оставь нас вдвоем, мы тут посидим, прошлое
вспомним". Долго они сидели, а потом друкок-фронтовичок исчез, со мной не
попрощавшись, я на кухне была. "Что это за личность?" - спрашиваю у мужа.
"Так, - говорит, - человечек из прошлого. Даже фамилию забыл, только
кличку и помню: Хлюст. Из штрафной роты он к нам попал, вместе из-под
Минска драпали, ну а теперь вроде в беде: жалко. С блатными опять
связался, милиция по пятам идет. Вот я и решил посодействовать. Денег дал
на дорогу, записку написал знакомому директору завода из Тюмени: пусть
поможет бывшему фронтовику устроиться по-человечески. А там, глядишь, и
судимость снимут за давностью". Вот и вся история с дружком. Ну а потом,
этак через год с лишним, когда мы фактически уже разошлись и вот-вот
должны были разъехаться, к Ягодкину пожаловал гость. Уже не фронтовичок в
грязной рубахе, а джентльмен в клетчатом пиджаке, блондин лет тридцати
пяти, с длинной по-модному шевелюрой. Познакомил нас Ягодкин, представил
мне его как профессора стоматологии из Риги. Помнится, Лимманисом его
назвал. Я так подробно об этом рассказываю лишь потому, что Ягодкина после
его визита словно подменили. Появились какие-то пьяные девки, не то
манекенщицы, не то продавщицы из каких-нибудь торгов - одна даже, помнится
мне, торговала у нас в молочном киоске напротив. Да и привечал-то он их не
для себя, а для новых дружков своих, из которых одни возникали и
пропадали, другие задерживались дольше, бражничая по вторникам и
четвергам, в его выходные дни в поликлинике. Были среди них и люди
интеллигентные на вид, и просто подонки, которые у винных прилавков на
троих соображают. А неизменно присутствовали в компании двое, их-то я и
запомнила. Один из них, грузин московского розлива - без малейшего акцента
говорил, - по имени Жора, а фамилию не знаю. Был он молод, этак лет
тридцать, в сыновья Ягодкину годился, а хозяйничал за столом как первый
министр в его правительстве. Второй тоже ходил под Ягодкиным, но больше
помалкивал да поглядывал, кто это мимо открытой двери на кухню идет. Звали
его - тоже без фамилии - Филей. Впрочем, Ягодкин как-то проболтался о нем,
сказав кому-то по телефону: свяжись, мол, с нашим механиком Филькой
Родионовым, он тебе машину в любой цвет перекрасит. Я сказала как-то
Ягодкину, вскользь сказала, между прочим: зачем, мол, тебе этот подонок? А
Ягодкин засмеялся и говорит: "Это для тебя он подонок, моя бывшая женушка,
а на станции техобслуживания он бог Саваоф, поневоле поклонишься, если моя
"Волга" уже на ладан дышит". Кстати, тут он солгал: "Волга" у него была
нестарая, в прекрасном состоянии. Может, в том была как раз Филькина
заслуга. Не вмешивалась я и в его страсть к маркам: все его закулисные
знакомства как раз и связаны с марками. Он часами торчал в обществе
филателистов на улице Горького или в марочном магазине на Ленинском
проспекте, с кем-то перезванивался и все о марках. Скрывал он от меня и
свою любовницу. Ну а вы сами понимаете, как я к этому относилась: пусть
хоть десяток заводит, мне-то ведь все равно. Вот так и прошла моя жизнь с
Ягодкиным. Больше и рассказывать нечего.
улыбается. А я молчу. Столько узнал, что не разложишь в мыслях, как
пасьянс на столе. А вдруг сойдется?
многозначительно Жирмундский.
комплектуешь вопросы, вытекающие из рассказа Линьковой.
равнодушной.
рассказ-то ее, если из него личные обиды вычесть, любопытен. И без
вопросов не обойдешься. Почему солгал Ягодкин? Сказал, что не знает адреса
своей бывшей жены. Боится он ее, что ли? Кто был этот латыш, и почему он
исчез, оставив Ягодкина с непростым решением "начать жизнь по-новому"?
мешало. О каком деле говорил он? О своей специальности? Но не все ли
равно, какую фамилию носит дантист, даже весьма в Москве популярный? Кто
был дружок-фронтовичок, угнанный им за тысячи верст от Москвы? И где
сейчас этот дружок-фронтовичок? С кем был связан Ягодкин в своем марочном
промысле? И какую роль в его окружении играли пресловутые Жора и Филя?
Жирмундский. - Только для кого? Для нас или для уголовного розыска?
основанная, ни одним фактом не подтвержденная.
расследования личности Ягодкина.
версии (или, вернее говоря, права на эту версию).
повышает тонус моей уверенности в победе. - Раскручивай свою гипотезу.
Начинай с азов.
сформулированных Жирмундским в своем вопроснике.
доказательств, найденных в процессе расследования.
раз и прошу расследования в поисках ее доказательств.
генерал. - С чего начнешь?
гитлеровской разведки оказывается необходимая документация на двух
советских людей с некоторой возрастной разницей, но с одинаковым именем,
отчеством и фамилией. Какая идея может возникнуть у хозяев этой разведки
или у их преемников сразу же после войны? Ведь ставка на "двойников" не
есть нечто новое в разведывательной практике.
уже несуществующим, то его анкетные и биографические данные, составленные
с помощью предателя, этому же предателю и присваиваются. С поддельными
документами и надежной биографией он возвращается из плена, проходит
проверку, приезжает в Москву и легко находит себе жилье в Марьиной роще.
одном районе обязательно. Вы это поймете из дальнейшего изложения моей
гипотезы. Так вот, этот "двойник", именуемый по паспорту Ягодкиным, а на
самом деле Гадохой, поступает на работу киоскером, живет замкнуто, с
преступным миром не связан, пьет в одиночку, не заводя дружков-алкашей, и
в конце концов погибает пьяный. Случайно, как предположили в угрозыске?
Может быть, и случайно... Работал плохо или вообще не работал, пил без
просыпа. За какие-то дела он получал или получил свою пачку долларов -
лично я думаю, что она была единственной. А вручили ему ее на подготовку
агентуры для "двойника". Не обязательно той, что необходима для
разведывательной деятельности, а той, что может быть полезной, скажем,
крупному мошеннику-дельцу или аферисту-хищнику. Вероятно, и здесь Гадоха
не преуспел: помешал страх перед разоблачением. Ягодкину, возможно, и
передали кое-кого из купленной Гадохой шпаны, но едва ли это была хорошо
организованная и законспирированная агентура разведчика. Просто порученцы
для разных дел.
очень, не скоро высветлишь. Но вы помните одно местечко из рассказа
Линьковой, где Ягодкин, тяготясь уничижительностью своей фамилии, говорит,
что ему бы хотелось быть Вишневским или Малиновским. Хотелось бы, да дело
не позволяет. А дело, оказывается, могло быть: ждать. Ждать под крышей
Ягодкина, потому что, когда придет время, хозяева будут искать Ягодкина, а
не Вишневского. И нашли его наконец. Линькова о латыше говорит, но латыш
ли? Гадать не будем, но дело пошло.
давно это сделать, а не перебивает: ждет. И я знаю, чего ждет: у него два
козыря. Во-первых, Ягодкин, мол, сам в управление пришел, и заявление его
почти неопровергаемо: был ведь иностранец в поликлинике и мог ошибиться
адресом, к другому Ягодкину шел и тоже, представьте себе, совпадение, из
Марьиной рощи. А во-вторых, военная биография Ягодкина чистым-чиста:
отступал, наступал, на оккупированной противником территории не был. Где ж
завербовать его могли? Неувязочка у вас, полковник Соболев. Выстрелил, да
промазал.
фехтовальной дорожке.
испугался он смерти киоскера, проверки испугался: вдруг да заинтересуемся
мы соседом-однофамильцем? А тут - честный гражданин с чистой биографией -
проверяйте, товарищи, я сам к вам пришел. Нет пока у меня никаких
доказательств, только штришки из рассказа Линьковой, но не верю я ему,
слишком уж все гладко у него. Какой-то перебор в правдоподобии, какой-то
пережим. И военная биография его, по чести говоря, меня не убеждает.
Отступали они из Минска с боями, врассыпную или десять дней по болотам, по
ольшанику под бомбежкой шли, да немцы то и дело десанты выбрасывали. Ну
обходили их помаленьку, отстреливаясь, отбиваясь, пушки в болоте вязли, из
полка меньше двух рот на соединение с дивизией вышли. Больше трети личного
Быков Василий
Шилова Юлия
Сапковский Анджей
Прозоров Александр
Сапковский Анджей
Шилова Юлия