Чтение 9–й страницы книги ~Возвращение блудной мумии~

Инспектор с удивлением посмотрел на меня.

— Зачем люди вообще ездят в Ситжес? Отдыхать, купаться, загорать.

— Вы уже допросили соседа Вэнса и его подружек?

— Естественно, допросили. Ты думаешь, мы тут бездельничаем целыми днями?

— Нет, конечно, — соврала я, гадая про себя, в какой степени универсальный испанский принцип “maeana mismo” распространяется на действия уголовной полиции. — Мне бы и в голову такое не пришло. И что показали свидетели?

— Ровным счетом ничего. Прямо удивительно — все словно сговорились. Никто ничего не знает. Более того, у соседа и подружек на воскресенье прямо-таки железобетонное алиби.

— А телефонные звонки из квартиры проверили?

— Послали запрос в телефонную компанию. Теоретически мы уже должны были получить распечатку, но данные пока не пришли.

— Телефонная компания обещала прислать ответ “maeana mismo”? — сообразила я.

— Да, — удивленно кивнул Пепе. — Откуда ты знаешь?

— Я вообще догадливая. И какие версии есть у полиции?

— Естественно, рассматривается версия ограбления, хотя на ограбление не похоже. Отправляясь на нудистский пляж, человек обычно не имеет при себе крупные суммы денег. Более логичным выглядит предположение, что убийца был знаком с жертвой. Мотив, правда, пока неясен. Это может быть ревность, месть. Твой приятель случайно не был гомиком?

— Вряд ли. Скорее его можно отнести к категории альфонсов. Насколько я знаю, Родни специализировался исключительно на женщинах. Впрочем, в наше время ни в ком нельзя быть уверенным. Не исключено, что в обмен на хороший ужин в ресторане Родни согласился бы временно поменять сексуальную ориентацию.

— Сиджес — город геев, — заметил Пепе. — Убийство произошло недалеко от “голубого” нудистского пляжа. Думаю, следует прощупать местных извращенцев.

— У меня есть другая версия. Родни мог кого-то шантажировать.

— Шантажировать? Кого? — удивленно вскинул брови Тамайо.

— Одного из членов группы Творческой поддержки.

— Это еще что за компания? — нахмурился инспектор.

— Сейчас расскажу, — пообещала я.

* * *

В лесу раздавался топор дровосека. Мужик отгонял топором гомосека. Устал, утомился, упал дровосек. С улыбкой залез на него гомосек, — в такт шагам повторяла я навеянную нежно-голубой темой Ситжеса любимую пионерскую счита-лочку, под которую так удобно маршировать. Бодрым шагом я двигалась по бульвару Сан-Хуан в направлении площади Святого Семейства.

Автомобили ревели моторами, проносясь по обе стороны от отделанной красным цементом пешеходной дорожки, отчаянно выли сиренами, застревая в пробках.

Грохот пневматического молотка, вскрывающего тротуар, соперничал с шумом строительного мусора, сбрасываемого в металлический контейнер по желтой пластиковой кишке с четвертого этажа реставрируемого здания.

Визгливо орали дерущиеся дети, с балконов домов на проезжающий транспорт истерически лаяли очумевшие от обилия впечатлений собаки.

Разудалая семейка цыган, хлопая в ладоши, громко скандировала свое любимое “ло-лай-ра” и, перекрывая грохот пневматического молотка, хором пела что-то про одинокого ослика, потерявшегося на пути домой.

Зажатый между серыми и безликими, как штампованные оловянные солдатики, рядами лепящихся друг к другу домов воздух тускло мерцал дымным маревом выхлопных газов. Словом, Барселона была в своем амплуа.

Тэдди Пиддингтон, сосед Вэнса по квартире, к которому я, собственно, и направлялась, оказался дома. Как-то раз мы столкнулись с ним в ирландском пабе “Майкл Коллинз”, и Родни познакомил нас.

— Жуткая история, — вздохнул Тэд. — Представить себе не могу, зачем кому-то понадобилось убивать Родни. Он был таким безобидным, никогда ни с кем не ссорился. Может, это баски?

— Баски? — удивилась я. — Ты имеешь в виду террористов?

— Кого же еще! Они ведь недавно устроили несколько взрывов на курортах Каталонии.

— Но ведь Родни не взорвали, — возразила я. — Да и вообще, зачем он мог понадобиться баскам? Скорее уж можно заподозрить ирландцев. Вдруг Вэнс в прошлом им чем-нибудь насолил?

— Ты не понимаешь, — таинственно понизив голос, сообщил Пиддингтон. — Сначала они разбомбили Югославию, а теперь принялись за Испанию.

— Кто онм? — также понизив голос, в тон ему спросила я.

— Как кто? Конкуренты! Французы, итальянцы, греки, турюг, наконец.

— Турки не бомбили Югославию, — заметила я. — По крайней мере, я об этом не слышала.

— Югославию, может, и не бомбили, а вот Родни запросто могли пришить.

— Ты ведь только что говорил, что Вэнса прикончили баски. Так кто все-таки — баски или турки?

— Никак не сообразишь? — удивился моей тупости Тэд. — Все более чем очевидно. Турки заплатили баскам, чтобы те убили Родни. Ну, может, не турки, а греки, я точно не уверен.

Некоторое время я задумчиво созерцала вдохновленного своей идеей Пиддингтона, размышляя над тем, почему мне так везет на психов. Карма, что ли, у меня такая? Может, во мне есть что-то особенное, что их притягивает? Или, наоборот, меня притягивает к ним. Взять хотя бы группу Творческой поддержки…

А что, если я действительно чего-то не понимаю, в то время, как Тэдди зрит прямо в корень?

Гением дедукции я себя никогда не считала, равно как и сыщиком. Может, мне просто не дано понять, каким образом Тэдди ухитрился приплести к убийству Родни греков и турок. Или он знает что-то, неизвестное мне? Откуда такой полет воображения?

Тут я вспомнила, как однажды Родни упомянул, что его сосед по квартире был писателем, хоть и не публикующимся, и все сразу встало на свои места. После посещения группы Творческой поддержки я начала относиться к креативным собратьям по перу с боязливо-завистливым восхищением, безоговорочно признавая, что в области воображения в подметки им не гожусь.

Наверняка Тэдди запросто мог бы накатать нечто в стиле мехового грифа со встроенным микрофоном, а то и еще что-нибудь покруче. Впрочем, до турок, подкупающих басков, чтобы убить английского альфонса, даже автор “мехового грифа”, может, и не додумался бы. Интересно, почему Пиддингтон решил ограничиться греками и турками? Мог бы приплести нечто более экзотичное, вроде иранских чараймаков [5 - Чараймаки — группа народов, живущих на территории Ирана и Афганистана] или бенгальских санталов.

— Значит, греки, — глубокомысленно изрекла я. — Ты извини, сегодня я что-то туго соображаю. Будь любезен, объясни мне популярно, в чем тут дело.

— Но это же элементарно, — пожал плечами Пиддингтон. — Дело в туризме. После того как разбомбили Югославию с ее развитой индустрией дешевого туристического бизнеса, народ хлынул в Турцию, Грецию и Испанию. В прошлом году убийства на турецких курортах также отпугнули множество туристов. Баски борются за отделение от Испании. Того же самого добивается л Каталония. Обе эти провинции считают испанцев иностранными оккупантами. Поэтому было бы логичней, если бы баски устраивали взрывы не в Барселоне, а в Мадриде. Тем не менее они взрывают курортные города Каталонии незадолго до начала туристического сезона, а это что-нибудь да значит. Самим баскам глубоко плевать, где и кого взрывать. Они за деньги маму родную взорвут под предлогом, что она вела себя непатриотично. Держу пари, что за эти взрывы террористам заплатили конкуренты по туристическому бизнесу. Вот и Родни пришили из тех же соображений. Сама подумай, кто поедет отдыхать на курорт, где иностранцев мочат как мух?

— Логично, — согласилась я. — В особенности насчет взрывов. Но в случае с Родни я сомневаюсь. Если бы целью этого убийства было нанесение ущерба туризму, Вэнса прикончили бы более зрелищно, расчленили бы, например, а кусочки развесили на рекламных щитах, так чтобы подробности обошли все страницы мировой прессы. А какой интерес в том, что из моря выловили мертвого туриста? Мало ли, почему он утонул. Может, был пьян и с обрыва свалился. Такая новость никого особенно не напугает.

— Но ведь Родни все-таки убили. По крайней мере, так считает полиция.

— Убили. И я хотела бы выяснить, кто это сделал. Поможешь мне?

— Чем? — удивился Тэдди. — Все, что знал, я уже рассказал полицейским. Я понятия не имею, чего ради кому-то, кроме, разумеется, турок, греков и басков, могло понадобиться убивать Вэнса. Мы не слишком много общались, но, насколько мне известно, у него не было врагов. Сомнительно, чтобы это сделал кто-либо из его знакомых.

— Для начала перескажи мне, как вел себя Родни в последние дни. Ты видел его в прошлый "четверг вечером? Постарайся вспомнить, не выглядел ли он взволнованным. Что он говорил? Чем занимался?

— В четверг? — Тэдди наморщил лоб, припоминая. — Точно! Это было в четверг. Вэнс действительно выглядел странно. Может, выпьешь чаю или кофе?

— С удовольствием, — сказала я. — Лучше чай.

— У меня есть настоящий английский “Эрл Грей”, — похвастался Пиддингтон. — Из Парижа привез. В Испании даже приличного чая не купишь.

— Ты говорил, что Родни выглядел странно, — напомнила я.

— Он вернулся домой около половины десятого. Я сидел за компьютером. Вэнс влетел в мою комнату и заявил, что ему срочно нужно-кое-что посмотреть по Интернету. Я как раз участвовал в форуме на тему “Во что перевоплощаются души использованных пластиковых упаковок” и попросил Родни подождать минут пятнадцать, но он как с цепи сорвался. Прямо приспичило ему.

У Вэнса своего компьютера не было, и он иногда пользовался моим — получал или отправлял электронную почту, но по Интернету никогда не шарил, да и вообще за компьютером не засиживался.

— Что именно он искал?

— Точно не знаю. Когда я подошел полюбопытствовать, Родни запрашивал информацию о южноафриканских газетах. Я спросил, что его интересует, а он отмахнулся и сказал, так, ерунда, хотел освежить кое-что в памяти. Когда-то он около года прожил в Кейптауне.

— Я в курсе, — кивнула я. — Гашишем там торговал. Так Вэнс нашел то, что искал?

— Не думаю, Выключая компьютер, Родни выглядел расстроенным. Он выругался, а потом кому-то позвонил.

— Кому? О чем он разговаривал?

— Понятия не имею. Я как раз в этот момент вышел на кухню, решил посуду помыть. Мы ее около недели не мыли.

— Ты вообще ничего нерасслышал?

— Почти ничего. Да я, честно говоря, особо и не прислушивался. Кажется, Родни говорил, что это то ли очень важно, то ли очень срочно. Потом он назвал какое-то имя. По-моему, он пытался что-то выяснить об этой женщине…

— Какое имя?

— Женское. Сейчас вспомню. Джоанна, что ли…

— Может быть, Джейн Уирри?

— Джейн Уирри? А кто такая — Джейн Уирри?

— Да так, одна шарлатанка. Холистический Внутренний Дизайнер.

— Нет, это была не Джейн. Я точно запомнил, что ее звали Джоання. есть такая туалетная вода. Ее всегда использовала одна моя подружка. Джоанна… а как же дальше? У меня еще возникла какая-то ассоциация с университетом, с мастерской степенью, кажется. Да! Точно! Джоанна Мастере.

— А еще что-нибудь ты помнишь?

— Нет, больше ничего, — покачал головой Тэд и поставил передо мной дымящуюся чашку. — Я ведь не прислушивался. Родни только тем и занимался, что с женщинами разговаривал. Звонил по всем объявлениям языкового обмена. У него было хобби — заставить даму раскошелиться. Да ты сама, наверное, знаешь.

— Знаю, — кивнула я. — У Вэнса что же, действительно было так плохо с деньгами?

— Да нет. Родни преподавал английский, как и я. Зарабатывал, правда, поменьше, поскольку не знал испанского, но на жизнь хватало. Дело было не столько в деньгах, сколько в принципе. “Раскручивая” женщин, Вэнс воплощал в жизнь концепцию прогрессивного мужского феминизма.

— Как это? — удивилась я.