волнение - казалось, по блестящим рельсам можно уехать в совершенно
неведомые края, в другую жизнь, чуть ли не в Зазеркалье. Снова поймав себя
на этом ощущении обещанного праздника, Глеб усмехнулся и покачал головой.
Ему давно уже было известно, что все железные дороги заканчиваются в
сутолоке и грязи депо и захолустных сортировочных станций, но чувство
приятного подъема все равно не проходило. Возможно, отчасти в этом было
виновато его очередное бегство из-под надзора. Сломав оговоренную
последовательность действий, он каким-то образом восстановил статус-кво,
опять сделавшись независимым и невидимым как для врагов, так и для друзей.
ногами в своем любимом старом кресле и читающая какой-то журнал при свете
торшера. Вернее, делающая вид, что читает, потому что на самом деле она
дожидалась его возвращения, чутко прислушиваясь к каждому звуку,
доносившемуся с лестничной площадки. Эта картина разбудила в нем глухие
угрызения совести, но Глеб утешил себя тем, что Малахов, наверное, уже
сделал обещанный звонок.
отстояв коротенькую очередь, приобрел два места в спальном вагоне до
Пятигорска. Теперь в его распоряжении было целое купе, что полностью
разрешало проблему попутчиков, которым могло не понравиться соседство с
человеком, у которого под мышкой висит пистолет, а в карманах полно патронов
и запасных обойм.
вокзала на Каланчевскую площадь и остановился, придерживая на плече ремень
полупустой сумки. Туман оседал на его кожаной куртке мелкими капельками
влаги, мартовская грязь поблескивала в свете фонарей. Автомобили, проезжая
мимо, издавали такой звук, словно двигались по огромной липучке для мух, с
трудом отдирая от нее колеса. Глеб вытряхнул из пачки сигарету,
автоматически отметив, что внутри осталось всего три штуки. Что ж, решил он,
до утра этого ему вполне хватит, а там... Там о сигаретах придется на время
забыть. Там придется на время забыть о многом. В голове у него вдруг возник
на удивление яркий образ: мохнатый паук-охотник, крадущийся в поисках жертвы
через травяные джунгли, время от времени останавливающийся и
приподнимающийся на своих суставчатых ногах, чтобы оглядеться. Идеальная
машина смерти - без эмоций, без пристрастий, без вредных привычек и
перепадов настроения. Это была довольно отталкивающая картинка, но Глеб лишь
равнодушно пожал плечами: каждый уважающий себя профессионал во время работы
приобретает некоторое сходство с машиной. Скажем, хороший плотник, когда он
занят своим делом, представляет собой идеально отлаженное универсальное
устройство для отпиливания досок и забивания гвоздей. И чем седой профессор,
с блеском читающий одни и те же лекции уже двадцатому поколению студентов,
отличается от хорошего магнитофона? Разве что тем, что его нельзя выключить,
когда надоест.
сигарету, внося свою лепту в загрязнение атмосферы. На крыше соседнего
здания красно-синим огнем полыхала реклама. Он поймал себя на том, что
совсем не думает о деле, и снова едва заметно пожал плечами: ну и что?
Впереди у него дальняя дорога и масса времени. К тому же он не знал, о чем
тут думать. При том минимуме информации, которым он обладал, можно было
только фантазировать Все станет ясно, когда он доберется до места. Впрочем,
кое-что можно с некоторой долей уверенности утверждать уже сейчас.
мысленно раскладывая по полочкам то, что он знал, и то, о чем мог только
догадываться. Кто-то в Чечне занимался печатанием фальшивых долларов, причем
в масштабах, исключающих всякую возможность самодеятельности. Это не нолики
к десяткам подрисовывать, это целое производство. Глеб криво улыбнулся. Чего
там только не производят! Нефтяные скважины во дворах, перегонные кубы в
сараях, самодельный бензин, а теперь вот - доллары домашней выработки,
отличающиеся от настоящих только тем, что на самом деле они поддельные.
Подрыв экономики противника путем выброса на рынок огромных масс фальшивых
денег - старый фокус, проверенная тактика. Вместе с масштабами производства
это поневоле наводит на мысль, что тут действовал не предприимчивый частник.
Это - часть политики, один из фронтов продолжающейся уже шестой год войны.
спросить, не он ли организовал фабрику по производству фальшивок. А если
президент Ичкерии возмущенно ответит, что он тут ни при чем, придется
отправиться на поиски Хаттаба или Басаева и взять интервью у них... Ничего
не скажешь, веселая перспектива!
свернул туда, вспомнив, что перед уходом даже не выпил кофе. За спиной у
него, клокоча двигателем, медленно прокатился милицейский УАЗик: стражи
порядка патрулировали злачные места в поисках легкой добычи. Слепой слегка
поморщился, как от зубной боли: все-таки на свете было и есть немало
неприятных вещей и явлений помимо плохой погоды.
неплохого кофе, сваренного по-турецки - именно так, как любил Глеб. Помимо
кофе, здесь имелся весьма широкий ассортимент горячительных напитков, так
что пристальное внимание патрульных ментов к этой точке общепита было вполне
объяснимо. Глеб снова посмотрел на часы и после недолгого колебания заказал
к кофе пятьдесят граммов армянского коньяка - не для храбрости, а просто
потому, что это было вкусно.
освободившийся табурет у стойки, наблюдая за тем, как худосочная крашеная
блондинка в белой мужской рубашке навыпуск и зеленом жилете с ловкостью
бывалого наперсточника передвигает в жаровне с раскаленным песком шипящие,
пенящиеся джезвы с кофе. Вид у нее был ночной, сонно-возбужденный, острые
плечи под широкой, не по размеру рубашкой ритмично приподнимались и
опускались в такт музыке, которая лилась из сипловатых динамиков дешевого
двухкассетника. Девица выглядела вялой и анемичной, но кофейные причиндалы
так и мелькали у нее в руках, и Глеб, всегда испытывавший самые теплые
чувства к профессионалам, невольно залюбовался.
готов. Глеб еще раз покосился на часы и бросил на стойку пару купюр, решив
расплатиться сразу. Он закурил, придвинув к себе стоявшую поодаль
пепельницу, пригубил кофе и, держа рюмку с коньяком у самого лица,
повернулся спиной к стойке, чтобы видеть зал.
плавал подсвеченный ритмичными вспышками цветомузыкальной установки табачный
дым, отдаленно похожий на северное сияние. Народ за столиками сидел в
основном кочевой, привокзальный, и разговоры здесь велись соответствующие:
кто-то радовался встрече, кто-то, наоборот, пил ?на посошок?, торопясь и
поглядывая на часы. Взгляд Глеба рассеянно скользил по лицам и спинам, ухо
автоматически ловило обрывки разговоров. Он подумал, что за долгие годы
двойной жизни привычка все время быть начеку вошла в плоть и кровь,
сделавшись краеугольным камнем натуры. Здесь, в дешевой привокзальной
забегаловке, у него не было никаких дел, но внутренний сторож помимо его
воли просеивал хаотичный шум, состоявший из музыки, болтовни и звона посуды,
как радиосканер. Глеб улыбнулся уголком рта, немного отпил из рюмки и,
немного посмаковав, проглотил коньяк, который тут же разлился по пищеводу
приятным теплом. Внезапно что-то в зале привлекло его внимание, и он не
глядя поставил рюмку на стойку даже раньше, чем понял, что секунду назад его
слуха коснулось слово ?Шамиль?, произнесенное хрипловатым прокуренным басом.
локоть. Сигарета дымилась у него в зубах, дым разъедал левый глаз. Он стал
внимательно осматриваться кругом, щурясь от дыма, с видом полупьяного
бездельника, которому некуда торопиться. Его левая рука опять скользнула в
карман куртки и принялась перебирать теплые цилиндрики пистолетных патронов,
словно это были четки. Он никак не мог понять, откуда долетело привлекшее
его внимание имя; более того, он не понимал, зачем ему это нужно. Москва
говорила о чеченцах не первый год, и любой мужской разговор за бутылкой рано
или поздно сворачивал в накатанную колею этой избитой темы. Но что-то в том,
как было произнесено имя Басаева (если, конечно, речь шла о нем, а не о
каком-то другом Шамиле), заставило Слепого насторожиться.
пили пиво пополам с водкой, ожесточенно дымили сигаретами и о чем-то
оживленно беседовали. Один из них, крепкий чернявый парень лет тридцати,
выглядел типичным москвичом. Он больше слушал, чем говорил, и, судя по тому,
что видел Глеб со своего места, всячески пытался унять расходившегося
собутыльника, который на глазах утрачивал связь с реальностью, а вместе с
ней, похоже, и инстинкт самосохранения. Это был крупный, широкоплечий и
поджарый самец лет сорока, с редеющей русой шевелюрой и короткой, но
какой-то очень неопрятной бородой. Эта борода выглядела так, что сразу было
ясно: ее отпустили не для красоты, а просто потому, что бриться было либо
очень затруднительно, либо просто лень.
черные, а теперь ставшие грязно-серыми джинсы и растоптанные рыжие ботинки
со сбитыми носами. Из багажа при нем имелась только небольшая спортивная
сумка, ремень которой был небрежно наброшен на спинку стула. Глеб сразу
понял, что эта небрежность напускная: русоволосый путешественник время от
времени, не прерывая разговора, отводил назад руку и щупал сумку, проверяя,
на месте ли она. Видимо, в этой потертой сумке было нечто, представлявшее
для ее владельца гораздо большую ценность, чем смена белья и туалетные
принадлежности.
правый глаз, точнее, плотная повязка из черной материи, наискосок
пересекавшая лоб и полностью скрывавшая глазницу. На щеке под повязкой Глеб
заметил розовый рубец свежего шрама. Когда его внутренний приемник
окончательно отстроился от помех, он понял, что в данный момент разговор
идет как раз об этом шраме. Видимо, история излагалась не в первый и даже не
во второй раз, потому что чернявый собеседник одноглазого откровенно скучал
Шилова Юлия
Никитин Юрий
Орлов Алекс
Роллинс Джеймс
Лукьяненко Сергей
Афанасьев Роман