Чтение 9–й страницы книги ~Усмирители~

высовываться либо вываливаться в самый неподходящий миг.

- Прикажете верить на слово?

- Это значительно облегчило бы жизнь обоим.

- Уж вам-то наверняка облегчило бы! - презрительно обронила Гейл. -
Только забываете об одной подробности. Я была очевидицей случившемуся.
Мэри-Джейн вовсе не собиралась вам ничего передавать. И говорить не
собиралась. Вы торчали рядом, она глядела на вас в упор, а потом
отвернулась. Ко мне. Извольте объясниться, господин самозванец.

- Не объяснюсь, - ответил я. Ибо незачем. Гейл нахмурилась:

- Это как понимать?

- Очень просто. Прошу, когда предстоящая процедура завершится, иметь в
виду: вам открыли чистейшую истину. Я действительно состою на секретной
службе у правительства Соединенных Штатов. И попросил вручить мне известную
вещь, равно как и сообщить сведения, переданные вашей сестрой. Агентом той
же самой тайной организации, в которой числюсь я. Таковы факты. Вероятно, их
не следовало излагать, и мне закатят хорошую, заслуженную взбучку, но все же
кладу карты на стол и всепокорнейше прошу...

- Дражайший! Вы считаете меня прирожденной и непроходимой дурой? Поверить
подобному безо всяких доказательств?

- О да, - вздохнул я. - Вы - дура. Утонченная, хитрая дура, полагающая
всех без исключения мужчин лжецами, боящаяся в критическую минуту положиться
на чье-либо честное слово. Я дал вам последнюю возможность. Ибо чту память
покойной Мэри-Джейн.

Гейл окрысилась:

- Господи, помилуй, это вы дурак! Прикажете верить незнакомцу, впервые
встреченному в толпе отъявленного сброда? Бросившему друга на произвол
судьбы?

- Не судите, и да не судимы будете. В особенности, не судите о вещах, в
которых не смыслите ни черта. Если футбольная команда борется за победу,
игрок намерен ударить по воротам, а где-то позади товарища сбивают с ног -
что же, по-вашему, нападающий остановится, обернется и ринется подымать
упавшего? Чушь!

- Разные вещи! Разные! Это... Не знаю правил вашей игры, но это ведь не
футбол!

- Конечно. Только и вы - не мяч. Понимаете? Увы и ах, она понимала навряд
ли. Я огляделся, ища нечто, почти неизменно имеющееся в гостиничных номерах.
Обнаружить искомое удалось не сразу, но пристальное изучение комнаты
убедило: изящно переплетенная Библия покоится в ящике скрипучего комода.

Я положил руку на Священное Писание и, не отрывая глаз от женщины,
произнес:

- Клянусь и присягаю: изложенное мною - правда, чистая правда и ничего,
кроме правды. Господь свидетель.

И водворил Библию на место.

Последовало долгое безмолвие. Затем Гейл решительно замотала головой.
Толковать надлежало так: я воробей стреляный, на мякине провести не
получится.

- Мэри-Джейн, - тихо сказала Гейл, - не намеревалась отдавать и сообщать
вам ничего! И верить голословным россказням не стану. Докажите!

- Достаточно убедительные доказательства мне удастся получить "и
предъявить часа через два. Или через два дня - как посчастливится. А я не в
состоянии следить за вами двое суток. Следить, понимаете ли, приходится
непрерывно - иначе вы сотворите что-нибудь с известной вещицей или отколете
номер похлеще... Мы оба измотаемся до упаду. Не упоминаю таких мелочей, как
еда, сон, отправление природных потребностей... Слушайте внимательно.
Убежден: Мэри-Джейн отрастила на меня зуб. Длиною со слоновий бивень. И не
пожелала разговаривать из чисто личной неприязни... Однажды, в Сан-Антонио,
вышла ошибка. Я счел вашу сестру неприятельским разведчиком...

Рассказ о приключениях двухлетней давности не отнял много времени.

- ...Разумеется, все произошло прежде, нежели прилюдное раздевание стало
оперативной задачей Мэри-Джейн. Поражаюсь подобной злопамятности, но только
ею и могу объяснить нынешний случай. Слишком унизительным показался,
наверное, первый настоящий обыск.

Я по-прежнему говорил правду - надеялся, что говорю правду, ибо
телефонная беседа с Маком наталкивала на очевидный вывод.

Колеблясь, не сводя с меня взора, Гейл полюбопытствовала:

- А почему, собственно, вы и Дженни столкнулись в Сан-Антонио?

- Здесь уж извините, промолчу. Совершенно секретно.

- В каком агентстве или бюро вы служите?

- Смотри предыдущий параграф.

- Но, если вы и впрямь работаете на правительство, зачем похитили меня
бандитским образом? Револьвером пугали? Тьфу, ручкой паршивой!

- Во-первых, не хотел осложнений и помех, покуда не получу необходимых
сведений. Во-вторых, на вопрос о месте службы отвечу самым косвенным
намеком: начальство категорически запрещает просить помощи у иных, похожих
на наше, государственных учреждений. Только при жесточайшей нужде. Которой и
не дозволили возникнуть. Использовав бандитские приемы. Убедил?

Молчание.

- Гейл, я уже рассказал больше, нежели должен или вправе. Можно задать
миллион вопросов. И ни на единый ответа не получите. Либо не буду знать, что
ответить, либо не смогу. Просто посмотрите на меня пристально и решите сами:
лгут вам или нет. Не теряйте времени. Шевелите мозгами... Ну? Поверьте же!

И я немедленно понял: переиграно. Словечко ^поверьте" погубило весь мой
гамбит. Его можно использовать - иногда, лишь единожды и с огромной
осторожностью. Только нынче оно все чаще звучит в устах подонков,
предателей, коммунистов, уголовников и мелких обманщиков. Грязным это
словечко сделалось. Разумный человек пошлет вас ко всем чертям, услыхав
мягко и вкрадчиво произнесенное "поверьте". А Гейл была человеком разумным.

- Нет! - произнесла она.

Я вздохнул глубоко, точно вынырнувший гиппопотам.

- Ну-с... В эдаком разе... Кажется, возникает закономерность. Всякий раз,
начиная знакомство с урожденной Спрингер, я вынужден попросить ее раздеться.

Ошарашенная Гейл остолбенела.

- Дражайший...

- Разоблачиться. Устроить стриптиз. Как выражался конферансье? "Донага!"
Добро пожаловать на сцену.

Гейл отступила на шаг" ударилась о комод. Выпрямилась. Прямо воплощение
оскорбленного достоинства...

- Милейший!..

- Послушайте, не разыгрывайте простушку. Вы - не Мэри-Джейн. Вы переспали
с четырьмя законными супругами и Сэмом Гунтером. Это равняется пяти. По
самому скромному подсчету... Кстати, не вздумайте завопить, ринуться к
телефону или учинить нечто подобное. Очутитесь на полу, оглушенная крепко и
основательно. Между прочим, - ухмыльнулся я, стараясь казаться елико
возможно похабнее, - сделаетесь бесчувственны и беспомощны...

- Вы не осмелитесь! - прошипела Гейл. - Новое надувательство...

Что верно, то верно: я блефовал. И не впервые. Уже выдавал вечное перо за
шестизарядный револьвер. А Гейл была не из тех, кого можно "купить"
повторно. Девка отлично уразумела: за разбойничьей внешностью кроется
хрупкая поэтическая натура.

Касайся возникшее затруднение только личного досмотра, я, пожалуй,
продолжил бы урезонивать мирно и миндальничать напропалую. Но следовало не
только отыскать и отобрать: надлежало получить сведения словесные.

А для этого надобно произвести соответствующий эффект. Потрясающий. В
самом прямом и буквальном смысле... Вдобавок, высокомерная, презрительная
болтовня Гейл и впрямь начинала раздражать.

Я сделал проворный шаг, оскалился, разодрал серебристое вечернее платье.

Глава 7

Это вполне могло бы сойти за новый подвиг Геракла. Гейл облачалась не для
стриптиза, на строгих одеяниях змейки отсутствуют; портняжка то ли был
храбрым, то ли нет - Бог весть, - но уж умелым оказался несомненно. Сшил на
совесть и славу. А материалом послужил, как уже упоминалось, обойный штоф,
не протиравшийся на бабушкиных креслах десятилетиями!

"Разодрал" - чересчур сильно сказано, и прошу прощения за случайное
хвастовство. Я лишь немного надорвал платье у ворота (чудом не надорвав
собственный живот) и стянул его с женщины - сверху вниз, точно шкуру со
зверя снимал "чулком".

Пролетело целое мгновение, прежде нежели Гейл осознала, что же именно
творится. Затем она вцепилась в сдергиваемое платье. Воспоследовала
безмолвная и малопочтенная борьба между мужчиной и женщиной. Под конец, я
исхитрился ухватить оба запястья Гейл в левую руку, а правой сызнова
принялся разрушать произведение безвестного швеца. Платье соскользнуло до
талии. Покорный слуга резко дернул обойный штоф, стараясь повредить наиболее
уязвимые части; на деле проверяя справедливость пословицы "где тонко - там и
рвется".

Тонко было сбоку. Я рванул в последний раз - и платье лопнуло до нижней
кромки подола. С подрубленной кромкой поделать я не сумел ничего, но и
надобности в этом не замечалось. Платье обрушилось на пол.

Я отступил и обозрел плоды трудов своих. Непроизвольно рванувшись вперед,
Гейл осеклась, уразумела, что ногти в ход пускать и бесполезно, и
небезопасно.

Мы созерцали друг друга. Женщина выглядела почти забавно - в длинных
белых перчатках, синих туфлях с каблуками-шпильками, лифчике, пояске,
уснащенном подвязками, и чулках. Точь-в-точь одна из идиотских
псевдопорнографических открыток, приклеиваемых на стенках дешевых кабачков.

Только модели на упомянутых фото чуток соблазнительнее. Не подумайте,
пожалуйста, будто Гейл не блистала красотой и свежестью - напротив! Я вновь
неверно выразился: модели на упомянутых фото улыбчивы, задорны и юны. А
передо мною стояла женщина взрослая" прелестная и разъяренная донельзя. Я