самоубийство.
на листочке бумаги три условные фразы. Недоверчиво усмехнувшись. Рассказов
взял листок в руки и сказал фразу, после которой мужчина повернулся к нему
и, бесстрастно глядя перед собой, замер в ожидании. Рассказов приказал ему
раздеться догола и порвать свою одежду. Тот быстро и четко выполнил
приказание, а его глаза оставались такими же холодными и безразличными,
как и ранее. Генерал подумало том, что выполнить предложенное им несложно,
и неожиданно Франк, словно читая его мысли, улыбнулся и сказал, что для
избавления от сомнений нужно приказать испытуемому невозможное.
направленную на самоубийство. Мужчина осмотрелся вокруг, сначала не было
понятно для чего. Его взгляд остановился на окне, он быстро подошел к
нему, выглянул.
терпения, господин Рассказов! - улыбнулся тот. - Он ищет оптимальное
решение для исполнения вашего приказа.
что он не должен выполнять ваш приказ, он не послушается!
Рассказов.
на отмену команды. В этот раз я не вложил такой код потому, что этот
человек не подготовлен для какого-либо вашего задания, а значит, не
представляет совершенно никакой ценности, - ответил Франк. В его взгляде
было что-то садистское, а может, Рассказову это только показалось.
остановился на толстом шнуре, при помощи которого закрывались шторы. Он
быстро сорвал его, сделал петлю, взбежал по лестнице, ведущей на второй
этаж, привязал к перилам шнур, накинул петлю себе на шею и быстро, словно
выполняя обычный прыжок, спрыгнул вниз. Рассказов даже опомниться не
успел, как раздался страшный хруст: от веса тела у обреченного разорвались
шейные позвонки, и все кончилось моментально.
заговорить, ни пошевелиться. Потом медленно подошел к висящему телу и
покачал головой: ему стало немного жутковато от того, что произошло на его
глазах. С Франком нужно быть предельно осторожным, решил он для себя, и
быстро повернулся к нему, совершенно придя в себя от шока.
действительно гений!
довольный похвалой. - Скоро это сможет лелать любой рядовой врач!
пить? - Виски с содовой, если можно. - Дорогой Франк, - Рассказов протянул
ему хрустальный бокал, - как я понял из эксперимента, любого человека
можно закодировать на какие-то разовые исполнительные функции. А можно ли
с помощью вашей системы заставить его изменить свой внутренний мир,
сделать... как бы это точнее выразиться...
Возненавидеть то, что он раньше любил, и полюбить то, что ненавидел? Я
правильно понял ваш вопрос?
- Результаты есть, но окончательных гарантий пока дать невозможно: такое
воздействие на каждом испытуемом сказывалось по-своему. Но... - Он развел
руками. - Мы ищем! - За ваши успехи! - поднял бокал Рассказов. - Ваше
здоровье!
симпатичной продавщицей. Все его попытки вспомнить хоть что-нибудь из
своего прошлого ни к чему не привели. Он замкнулся, ушел в себя и был
совершенно безразличным ко всему, что происходило вокруг. Его угрюмый и
молчаливый вид не располагал к симпатии со стороны окружающих, да он и не
стремился к тому, чтобы допускать кого-то к своей душе, к своим мыслям.
Приткнувишсь к бомжам, он принял предложение ночевать в их "нижнем отеле".
Так они окрестили подземные шахты, по которым проходили трубы
теплоцентрали города. Бомжи обосновались в коллекторе, откуда в разные
стороны разбегались трубы.
матрасов и спинок от сломанных диван-кроватей, они соорудили довольно
удобные спальные места человек на десять.
моментально уснул. Однако спать ему долго не пришлось - он вскочил от
ощущения, что по его телу кто-то бегает. Тусклая лампочка с трудом
освещала их помещение, но Савелий увидел, что его разбудило: крысы -
огромные, чуть не полуметровые твари - спокойно разгуливали по "постелям",
совершенно не обращая внимания на Савелия.
возраст которого невозможно было определить. - Это наша охрана. Мы их
подкармливаем, и они нас не трогают, да и нездешних своих сородичей
отгоняют. Так что ложись и не сумлевайся: не тронут!
Новый человек пришел, нужно же им познакомиться с тобой! Брось им
что-нибудь пожрать и станешь для них своим. Они, как и всякая Божья тварь,
ласку и внимание понимают. И не только понимают, но и помнят гораздо
лучшее чем человек. Крыс-то нечего бояться: они смирные и верные. Человека
бойся! Самая неблагодарная и злая тварь на свете. Только человек сжирает
себе подобных!
Сжирает, в смысле убивает! Назови хоть одну породу зверей, которая бы
охотилась на своих сородичей. Нет, не назовешь! - Мужичок поднялся и сел,
опершись спиной о стену. - Что-то сон сегодня не приходит. - Он вздохнул,
вытащил из кармана пачку дешевых сигарет, не торопясь, достал одну,
чиркнул спичкой и с удовольствием затянулся. - Самое ненужное удовольствие
на земле! - кивнул он на сигарету. - И здоровье себе отравляешь, и кашлять
начинаешь, а продолжаешь смолить... - Он снова затянулся. - Вот я и
говорю: и звери одной породы меж собой скандалят, но только по двум
причинам: из-за пищи, если ее мало, и из-за самки. Но эти споры никогда не
оканчиваются смертью: слабый уступает и уходит, чтобы поискать пищу или
самку в другом месте. И уж никогда не вздумает мстить обидчику.
головой.
в рачку. - За семь лет своего "бичевания" я многих повидал: убогих телом,
душой, обиженных на людей, на жизнь, на власти... Словом, каждый в душе
нес хотя бы какую-то обиду, которая и заставила уйти в мир. Возьми меня, к
примеру, как-никак четыре курса Бауманского, это тебе не хухры-мухры!
Престижный вуз. - Он горестно вздохнул. - Педагоги говорили: очень
перспективный молодой человек! Уже на первом курсе такой реферат
состряпал, что завкафедрой ахнул... Да что говорить! - махнул он рукой. -
И что же случилось?
из глубинки России... Кто такой? Откуда? Кто его родители? А все мои
данные умещались в пару строчек: "родителей нет, проживал по дальним
родственникам да по соседям". Очень уж мальчик стремился к знаниям! - Он
вдруг хихикнул и полез к краю "кровати", вытащил бутылку водки, на
четверть отпитую. - Ух ты, моя хорошая! - Чмокнул ее и ласково погладил. -
Глотнешь?
твоих глазах я все время вижу безразличие, а это очень опасный симптом для
молодого еще человека. Можешь поверить мне как старшему. Тебе сколько? -
Не знаю... - Не знаешь или не помнишь? - Какая разница, когда не можешь
ответить. - С одной стороны, никакой, а если глубже взглянуть, то может
оказаться существенной... - Он сделал несколько больших глотков, зажевал
куском хлеба, затем протянул бутылку Савелию.
бутылку. - Мне уже шестой десяток стучит... - Он глубоко вздохнул. -
Проскочила жизнь, как свисток паровоза. И пожить-то не успел как следует.
Так вот, люди вокруг завистливые, не выносящие чужого успеха. А у нас курс
был привилегированный: сыночек одного из секретарей партии учился, будь
она неладна! Фамилию, правда, уже запамятовал, громкая такая, известная,
ну и не понравилось этому сыночку, что какой-то там периферийный мальчик
лучше его по всем статьям. Ну и пошло-поехало: то выговор, то взыскание...
Другому даже и не заметят, а мне - как бы побольнее. Ну и не выдержал я -
сломался!
чем не жалел! - гордо пояснил он, снова хлебнул из горла и предложил
Савелию, но тот отказался. - Как хочешь... К ней припал. - Мужик кивнул на
бутылку. - К ней, родимой! С тех пор почти и не просыхаю. За редким
исключением, когда на больничную койку угораздит, а пару раз и в ЛТП
отдыхал. - ЛТП?