мотрела в самый низ карты и прочла названия, от которых у меня трепетно
забилось сердце: Оранж, Салон-де-Прованс, Марсель, Сен-Рафаэль. Повязав
голову косынкой, я сняла правую туфлю и поехала.
точницы, как проехать к автостраде. N 6. Я купила букетик фиалок и
пристроила его у ветрового стекла. Чуть дальше, на перекрестке, я увиде-
ла нескольких жандармов на мотоциклах, которые о чем-то болтали. И в эту
секунду у меня мелькнула мысль: "А вдруг Каравей вернется до конца
праздников? Что-нибудь случится, и он прилетит сегодня вечером?" Я не-
вольно замедлила ход.
же, позвонит мне (только есть ли у него мой телефон?), а не найдя меня,
обратится в полицию. Я представила себе, как на все дороги сообщают мои
приметы и повсюду устанавливают посты жандармов. Да нет, глупости. В от-
личие от меня, все нормальные люди, если говорят, что сделают то-то или
то-то, так и поступают. Каравей не вернется до среды. С ним жена и ребе-
нок, и он не станет портить им праздник. Он будет говорить дочке, чтобы
она дышала поглубже, катать ее на лодке по озеру. Да и зачем ему возвра-
щаться в Париж? До среды все учреждения закрыты. В праздники ко всему
подходят с иной меркой, и я - похитительница автомобиля лишь на время
танцев по случаю 14-го июля, так что нечего себя запугивать и делать из
себя преступницу. Я увеличила скорость. Небо было ясное, густо-синее,
почти лиловое, пшеничные поля - словно припудрены теплым светом, солнеч-
ной пылью. Однако притихшая было тревога, которая закралась в мою душу,
когда я свернула с автострады, упорно не оставляла меня, она затаилась в
самом дальнем и смутном уголке моей совести и по любому пустячному пово-
ду, а то и вовсе без него, вдруг принималась буйствовать, словно растре-
воженный зверь или какое-то существо, сидящее во мне самой, которое ме-
чется во сне. Я проехала долину Ионны. Помню, что остановилась в Жуаньи,
у бистро, чтобы купить сигареты и зайти в туалет. В бистро над стойкой
висели трехцветная афиша, сообщавшая о "праздничных увеселениях", и фо-
тографии, на которых были изображены разбитые в автомобильных катастро-
фах грузовики. Несколько шоферов грузовиков болтали у стойки, потягивая
пиво. Когда я вошла, они замолчали, а один из них, увидев, что я, выпив
фруктовый сок, положила на стойку деньги, сказал хозяину, что платит за
меня. Я не хотела этого, но шофер - он говорил с южным акцентом - возра-
зил: "Не хватало еще, чтобы вы отказались", - и я взяла обратно свою ме-
лочь. Когда я включила мотор, он вместе с приятелем вышел из бистро и,
направляясь к своему грузовику, остановился около меня. Это был молодой
- примерно моего возраста - черноволосый парень с беспечным видом и ос-
лепительной улыбкой. Как на рекламе зубной пасты "Жибс". Переводя взгляд
с капота машины на вырез моего костюма, он сказал мне со своим южным ак-
центом: "С таким мотором вы, небось, гоните вовсю". Я в знак согласия
тряхнула головой. Он сказал, что в таком случае мы, к сожалению, никогда
больше не встретимся. Когда я тронулась с места, он открыл дверцу своего
грузовика и забрался в кабину. Помахав мне рукой, он крикнул: "Если
встретимся, я вам его верну". Он что-то держал в руке, но я была уже
слишком далеко, чтобы разглядеть, что именно. Я догадалась только тогда,
когда посмотрела на ветровое стекло. Он ухитрился стащить у меня букетик
фиалок.
погнала по нему. Я и сама не ожидала от себя такой прыти. Южнее Аваллона
я снова выехала на автостраду N 6. Солнце уже стояло не так высоко, но
жара еще не спала. А мне почему-то было холодно. Голова у меня была пус-
тая и гудела. Наверное, от возбуждения, от страха, который я испытывала,
все сильнее и сильнее нажимая босой ногой на акселератор. Думаю, этим же
объясняется и то преувеличенное значение, какое я придала небольшому
происшествию, которое случилось вскоре. Если меня станут допрашивать, о
нем не следует даже упоминать. Это только собьет всех с толку, они поду-
мают, что у меня не все дома, и перестанут верить моим словам.
автострады. Верно, мне она показалась знакомой. Совершенно верно. Но
ведь любая деревня с рядом серых домов, с уходящей в синее небо коло-
кольней, с холмами на горизонте, с летним солнцем, которое вдруг ударяет
тебе прямо в лицо, когда ты выезжаешь на длинную улицу - такую длинную,
что у меня заболели глаза и я остановилась на две минуты, - любая такая
деревня создала бы у меня впечатление, что я уже здесь бывала, но бывала
давно, очень давно, слишком давно, чтобы можно было вызвать в памяти ка-
кую-нибудь связанную с нею подробность или чье-то имя.
стульчике сидела худая старуха с изможденным лицом в черном фартуке. Ос-
лепленная солнцем, я ехала очень медленно, но что-то вдруг словно под-
толкнуло меня вернуться. Я увидела, что старуха машет мне рукой, зовет
меня. Я остановилась у тротуара. Женщина, с трудом передвигая ноги, мед-
ленно приближалась ко мне. Я вышла из машины. Говорила она громко, хрип-
лым, свистящим голосом астматика, и я с трудом ее понимала. Она сказала,
что утром я забыла у нее свое пальто. Помню, что в руке она держала зе-
леные стручки гороха, а когда она сидела, у нее на коленях стояла кор-
зинка. Я ответила, что она ошибается, я не забывала у нее никакого
пальто хотя бы потому, что я никогда не была здесь. Но она стояла на
своем: утром она мне подала кофе и бутерброды и она тогда уже поняла,
что я не в себе, и ни капельки не удивилась, обнаружив после моего ухода
на спинке стула мое пальто. Я сказала, конечно, большое спасибо, но это
ошибка, и поспешно села в машину.
лицу. Она двинулась за мной. Она вцепилась своей морщинистой темной ру-
кой с узловатыми пальцами в дверцу машины. Она твердила, что я пила у
нее кофе и ела бутерброды, пока на станции техобслуживания "обихаживали"
мою машину.
принялась оправдываться: утром я была в Париже, Бог знает в скольких ки-
лометрах отсюда, она просто спутала две похожие машины. Ее ответ, сопро-
вождаемый отвратительной старческой улыбкой, был ужасен или, во всяком
случае, в ту минуту показался мне ужасным:
чтобы она оставила меня в покое, что я ее не знаю, что она меня никогда
и в глаза не видела и пусть не плетет, будто она видела меня, никогда,
никогда... Тут до меня дошло, что мой крик могут услышать и другие жите-
ли деревни. Кое-кто уже смотрел в нашу сторону. Я уехала.
поехала прямо, стараясь думать о Матушке, о чем-нибудь успокоительном, о
своей квартире, о море. Но не смогла. По левую сторону дороги я увидела
станцию техобслуживания. Правда, недавно в Орли я проверила уровень го-
рючего, стрелка была в самом верху шкалы. Сейчас она спустилась лишь на-
половину, и я могла бы проехать еще много километров. Но все же я пред-
почла остановиться.
двумя автомобилистами. На нем не было ни форменной фуражки, ни спецовки.
Я направилась к белому домику, сняла косынку. Помню скрип гравия у меня
под ногами и особенно отчетливо-солнечные блики, пробивавшиеся сквозь
листву деревьев на холмах. Внутри было сумрачно, тепло и тихо. Я приче-
салась, отвернула кран умывальника. И вот тут мое второе "я", мой страх,
дремавший во мне, пробудился и стал кричать, кричать что было мочи. Меня
схватили сзади, да так неожиданно, что я не успела даже шевельнуться, и
хладнокровно, упорно - я знаю, да, я знаю, за какое-то бесконечное мгно-
вение я это поняла и умоляла, умоляла не делать этого - мне стали ломать
руку.
"тендерберд" последней модели, весь напичканный всевозможной автомати-
кой, V-образный восьмицилиндровый двигатель в 300 лошадиных сил, макси-
мальная скорость - 120 миль, емкость бензобака - 100 литров. Мануэль
имел дело с автомобилями с четырнадцати лет - а сейчас ему уже под сорок
- и интересовался всем, что мчится на четырех колесах, не меньше, чем
теми, кто ходит на двух ногах и высоких каблуках. Читал он только "Авто-
мобильный аргус" и проспекты с рекламой женской косметики, которые лежа-
ли обычно на стойке в аптеке.
вольствие. Там вас слушают. Даже если вы плохо говорите по-английски и
целую вечность подбираете нужное слово. Мануэль, баск по национальности,
всю свою молодость проработал в Америке, главным образом в Толедо, штат
Огайо. У него и сейчас живет там брат, старший и самый любимый. Об Аме-
рике Мануэль тосковал в основном из-за брата и еще из-за рыжеволосой де-
вушки-ирландки, с которой он катался на лодке по реке Моми во время
праздника, организованного баскской колонией. В общем-то, между ними ни-
чего не было, если не считать, что однажды она зашла к нему в комнату, а
он попытался залезть рукой к ней под юбку, но она быстро поставила его
на место.
легкого поведения или замужние дамы, и он вспоминал о них без всякой
грусти. Теперь он пытался убедить себя, что тогда был слишком горяч и
нетерпелив и что, если бы он приложил немножко усилий, Морин, как и дру-
гие, была бы его. В память о том празднике на реке он называл ее Морин,
потому что это звучит почти как Моми и походит на ирландское имя, но как
ее звали на самом деле, он позабыл. А может, она вовсе и не ирландка.
Порою, когда вино вгоняет его в тоску, он даже начинает сомневаться, бы-
Афанасьев Роман
Корнев Павел
Панов Вадим
Лукин Евгений
Шилова Юлия
Орловский Гай Юлий