трое... идут. "Умник, Мишка! - про себя крикнул Кристапович. - Умник, взял
из машины бульдожку!" И уже повалил одуревшую сразу Нинку, взгромоздился
сверху, потянул на спину одеяло до самого затылка, ноги поджал - так что
вылезли наружу только Нинкины голые, и, поднимаясь и опускаясь под одеялом
самым недвусмысленным образом, чтобы и от двери было видно, чем люди
занимаются, прямо в лицо женщине раздельно выговорил: "Это за мной, не
бойся, молчи..." Револьвер уже держал в левой, не слишком сильно
упирающейся в простыню руке, правую приготовил к главному толчку.
протянул по-малаховски:
ширине трубы, чуть ли не с водопроводную, "люгер" или "маузер". Прием под
это дело шел классически, но кроме тех, кто в свое время достаточно
почитал всякой ерунды, никто этой сыщицкой уловки не знал. Мишка как бы от
ужаса чуть дернул головой, прижав затылок как можно крепче к стволу, на
секунду как бы обмяк и - изо всех сил, уже почти ощущая входящую в мозги
пулю, ударил головой назад, одновременно поворачивая ее резко влево, так
что ствол сразу ушел в сторону, почти не почувствовав содранной металлом
кожи, услышал стук упавшем и, судя по звуку, сразу уехавшего с
прикроватного половичка под кровать пистолета, и без интервала, почти
наугад, но все же успев увидеть и оценить главные расстояния - четыре пули
подряд над их головами, и всей тяжестью американской офицерской бутсы,
извернувшись, но продолжая опираться на кровать правой рукой - по зеленым
дудочкам, под самую развилку, и коротеньким рыльцем бульдожки второму
поперек переносицы, чтобы сразу кровь в глаза, и снова первого, уже
поднявшегося, с поворотом спиной, каблуком чуть правее нижней пуговицы
клетчатого коричневого пиджака, по затылку просто кулаком, и второго,
ослепшего, кольцом рукоятки прямо сверху, по макушке, чуть сзади
заходящего на лысину красно-пергаментного термитного ожога, по съехавшей
мятой шапке, и прыжок к двери, и Нинке - "Одевайся, иди в коридор, если
соседи придут - чтобы никто ни о чем!", и, пропустив обезумевшую, в
немецком халате наизнанку, задравшемся выше задницы, успокоив дыхание -
им:
этим делом днем не занимаются. Теперь слушаю вас.
паленый. Сел на полу, осмотрелся, с омерзением задержался взглядом на
собственных мокрых штанах, подавился рвотой, обтер негритянские, да еще и
в темных каких-то пятнах, вроде веснушек, губы. Выговорил неразборчиво:
покачивающиеся у двери два ствола, короткий Мишкиного "кадета" и тяжелый
своего "люгера". - Слушаешь, значит... Ну, ладно... Где татарка?
сообразил, что между ними и разница по возрасту - года три, не больше.
Улыбнулся - скорее не искренне, а специально, чтобы полный страх навести.
- Татарка там, где надо. Слушаю дальше.
стиляга. - И нас отпусти, а мы тебя больше искать не будем и народ
серьезный на тебя не выведем. Ты что, думаешь, на тебя умельца не
найдется? Найдется, Миша, не мне чета. Твои яйца трещать будут...
у того, кто их в чужую дверь сует. А раз у тебя умных предложений нет, ты
теперь своим другом займись, потом я тебе свой план сообщу.
стенку - холодный, с великими трудами встал со стула, из носика вылил воду
на голову обожженного. Бухгалтер зашевелился, залитым кровью глазом из-за
распухшего носа окинул с полу происходящее, в пространство сказал о суках
фашистских и снова затих.
говорю. Меня Фредом зовут. Деньги отдашь, Миша? Процентов десять из своих
тебе отпишу...
было все труднее, от невошедшей в мозги пули поднималась дрожь. - Щедро,
но не нужно. А нужно мне от тебя, друг Федя, вот что, запоминай...
растирая сдвинутые тяжелым башмаком почки. Вдвоем подняли обожженного,
зажав с боков, вывели в коридор, большой пистолет сзади за поясом упирался
Михаилу в крестец, бульдог давил сквозь карман ляжку. Лицо Нинки белело в
пыльной темноте, как мертвое.
комнате прибери, не психуй, с Яцеком поговори, не бойся...
подъезде. - Внимание москвичей привлечем...
уже темно, успокойся.
"ким".
Нету уже линдачей, и линды нету, мы стилем увлекаемся, атомным, может,
слыхал?
Фреде, который и сам еще с трудом стоял, бухгалтера, бросил, открыв
багажник малолитражки, "парабеллум", старательно прикрыл крышку. - Гаубицу
твою возвращаю, она у тебя, может, казенная. Сейчас приятеля своего сажай
и трогая на первой, понял? Насчет трепа не предупреждаю, мальчик ты умный.
Блатным своим скажи - дело будет, и деньги будут, а девка, скажи, совсем
от вас смотала, завязывает, скажи, татарочка. Когда мое дело начинать, я
тебе сам сообщу, найду. Вы где стилем-то бацаете, в коке?
пайках, - Фред сложил бухгалтера на тесное заднее сиденье, кривясь, сам
протиснулся за руль. - В "Метрополе" найдешь, если жив будешь.
отчетливо приказал: - Сейчас поедешь впереди, я за тобой до Лубянки, там
свернешь в Охотный, потом свободен. И не шути со мной, у меня с юмором
слабо, ты видел...
с нажимом, Мишка расслышал все - и то, что не так прост он, стиляга, если
сумел его, Мишку, точно вычислить, и что союз их до первого поворота
спиной. Пришлось снова подойти к "киму", наклониться к не закрытой еще
дверце.
самым страшным голосом. - Мне ведь это знать хочется. От Файкиного подвала
следил?
голос не сработал - стиляга выходит из-под контроля. - Догадливый ты,
Миня...
понял, чем он сейчас эту раннюю наглость собьет. - Догадливый... Я вот еще
о чем догадываюсь: о том, что тебе здешний участковый по моей машине все
данные дает. Так он лихо пожалеет, Федя, увидишь. И дружки твои пожалеют.
Считайте, что этого мусора уже больше нет, им скоро свои займутся,
спецследствие. Как скрывшим истинное лицо. Понял? Спасибо за то, что вывел
родные органы на этого гада... Стиляга сник сразу, никак не попадая ключом
в зажигание, глаз не поднимал...
улицу, поехал следом...
был уже на своем месте - возле матросского револьвера. Разложив на скамье
свои узелки, он пугал бездомные парочки своим барахлом, невероятным
багровым носом индюка, седыми курчавыми волосами и рваной тенниской в
ноябре.
запасенный и сейчас пригодившийся карманный китайско-русский словарь на
тончайшей бумаге, двадцать тысяч иероглифов в объеме записной книжки,
полтораста рублей отдал в букинистическом у Китай-города, вот и не зря, не
только старику приятно, но и самому теперь польза будет.
всегда, приподнявшись и с полупоклоном, но тут же растерял воспитание,
увидев книгу, - уткнулся, зачмокал, забормотал, присюсюкивая. Мишка
спокойно ждал, хотя время поджимало, но сейчас докучать безумцу было
бессмысленно.
шепотом, имитируя все положенные в таких случаях эмоции, что вечером его
возьмут. Основания верить в это у блестящего, ведущего из ведущих китаиста
Исая Портнова были - пять лет в Пекине, специальные задания Коминтерна и
близость к большим людям были основаниями более чем достаточными. Шутка
достигла цели - Портнов исчез, даже без помощи голубых фуражек, освободив
дорогу в советники одному из шутников. Вечером Исай не пошел домой - в
забитую книгами и красными лакированными коробками с драконами комнату в
большой квартире на Тверском, в комнату, где он жил в свое удовольствие
пятидесятилетним розоволицым холостяком, - вместо этого он спустился в
метро, затерялся там, а через месяц уже стал постоянным его жителем,
безумный обросший старик, с индюшачьим носом от постоянных простуд, в той
самой тенниске, в которой был в проклятый день, с какими-то тряпками,
которыми одаривали его сердобольные молочницы, едущие по утрам от трех
вокзалов... Его не искали - к удивлению хорошо понимающих обстановку людей
- и даже не гнали из метро - к еще большему их удивлению. Впрочем, много
чего было вокруг, что удивляло людей, хорошо понимающих, по их
Белоусов Валерий
Трубников Александр
Белов Вольф
Майер Стефани
Круз Андрей
Афанасьев Роман