беседа... Но сначала предлагаю по чашке кофе. Мне нужна информация. Пока
что, капитан, вы единственный, кто может дать ее мне.
домой, не ложиться в постель... Я просто не смогу! Хорошо бы вообще сегодня
не ложиться. - Он с решительным видом обвел взглядом комнату. - Пошли.
светилось окошко позднего кафе. Столики с улицы еще не забрали, хотя тусклый
бульвар был безлюден и только ветер свирепо трещал парусиной тентов.
Завернувшись в пальто, мы присели за один из столиков. Высоко над бульваром
мерцало то неясное сияние, тот эфемерный нимб, который по ночам стоит над
Парижем; издалека доносился мелодичный шум уличного движения, изредка
нарушаемый глухим кваканьем клаксонов. По мостовой, словно в каком-то
призрачном танце, метались мертвые листья. Нервы у нас были напряжены до
предела. Официант принес нам горячего кофе с коньяком, и я с жадностью
отхлебнул из своего стакана.
понимаю, к кому мы собираемся? И еще эта погода...
ответил Бенколин. - Во всяком случае, это одно из его имен. Между прочим,
Джефф, вы видели его сегодня вечером: это человек, которого я показал вам в
ночном клубе. Что вы о нем думаете?
в том жутком водовороте, который закружил нас после той встречи; сохранилось
лишь воспоминание о зеленых лампах, таких же неприятных, как и в музее,
которые бросали отсвет на немигающие глаза и кривую усмешку. "Этьен Галан,
авеню Монтень". Он жил на моей улице, а квартиры там стоят недешево; имя его
было известно инспектору Дюрану. Казалось, с самого начала вечера призрак
этого человека буквально преследовал нас... Я кивнул:
только, что он неким образом связан с событиями сегодняшней ночи. - Детектив
передвигал свою чашку туда-сюда по мокрому столу, глаза его ничего не
выражали. - Я понимаю, что вам обоим не слишком нравится работать в такое
время, в потемках, но обещаю, что, если только мы застанем его дома, вам
многое станет ясно относительно событий сегодняшней ночи. Может быть, вы
даже поймете все...
лист и закружил над столом. От холодного ветра у меня начали мерзнуть ноги.
Бенколин.
Шомон, - что лучше было бы позвонить по телефону?
не попадет, так что из газет они о нем не узнают. Я знаком с ее отцом. Могу
освободить вас от этой миссии, если хотите... Невероятно! - воскликнул он
вдруг. - Обе девушки из очень хороших семей. Ладно бы какие-нибудь
простушки... Но эти...
И все же готов поставить на кон свою репутацию - я не мог ошибиться... Мне
нужна информация! Рассказывайте, капитан! Расскажите мне об этих девушках, о
вашей невесте и Клодин Мартель.
невежлив, что тот факт, что за эту ночь он уже несколько раз забывал о
правилах хорошего тона, заставил меня взглянуть на него с удивлением.
Клянусь честью, он грыз ноготь! - Прошу вас, оставьте при себе восторги
влюбленного. Расскажите о ней что-нибудь конкретное. Что она была за
человек? Кто были ее друзья?
находил слов. Несколько сбитый с толку, он смотрел на фонари, на свой
стакан, на листья, устилающие тротуар...
- Она живет с матерью. Ее мать - вдова. Одетта любит дом, сад, пение... Да,
она очень любила петь! И она боялась пауков: увидев паука, чуть не падала в
обморок. И много читала...
прошедшее время, с пылкой и трогательной готовностью обшаривая уголки своей
памяти. Из моментальных картинок - Одетта срезает цветы в залитом солнцем
саду, Одетта скатывается со стога сена - складывался образ доброй,
непритязательной и очень счастливой девушки. Шомон говорил об их чистом,
серьезном романе, и перед моим мысленным взором вставала девушка с
фотографии: милое личико, пышные темные волосы, хрупкая шейка, глаза, не
видевшие в жизни ничего, кроме книжек с цветными картинками. О, у этой пары
все было невероятно чисто: совместные планы, письма - все под присмотром
матушки, которая, судя по описанию Шомона, была вполне светской дамой.
меня вояка! После Сен-Сира <Вероятно, имеется в виду военная школа имени
маршала Франции маркиза Лорана Сен-Сира (1764-1830).> меня отправили в
колонии, там я немного повоевал, но потом мои родственники забеспокоились и
в конце концов добились моего перевода на базу в Марокко. А там какая уж
война! Но Одетте было приятно, так что...
заверил нас Шомон. - У них была компания, три девушки, они называли себя
Неразлучными, очень дружили. Одетта, и.., и... Клодин Мартель...
близки, как раньше. Хотя.., я не знаю. Я так редко бываю в Париже, и Одетта
никогда особенно подробно мне не рассказывала, где и с кем видится. Мы
просто.., просто разговаривали. Понимаете?
распрямил плечи, - Она обожала язвить, постоянно всех вышучивала. Но она
умерла, а Одетта ее любила... Не знаю. Я так редко здесь бываю...
тут же в недоумении поставил его на стол.
хотела стать актрисой, насколько мне известно, но семья воспротивилась.
Хорошенькая, даже очень, но на любителя. Блондинка, довольно высокого роста.
столу и время от времени кивал собственным мыслям.
сообщить нам что-нибудь существенное об этих девушках. Что ж, ладно! Если вы
готовы, - он постучал монетой по блюдечку, подзывая официанта, - мы можем
идти.
безлюдны, и дома смотрели на них пустыми глазницами затворенных ставен,
светилось всего несколько скорбных фонарей. Вместительный лимузин Бенколина
быстро домчался до центра города, где под электрическими вывесками площади
Оперы дремали бледные фонари. Здания серо-голубых тонов купались в ярком
свете звезд, и чуть слышно перекликались приглушенные гудки автомобилей.
Деревья на бульваре Капуцинов стояли неопрятные, страшные. Мы втроем
втиснулись на переднее сиденье. Бенколин вел машину со свойственной ему
отвлеченностью, как всегда со скоростью пятьдесят миль в час, ни на минуту,
казалось, не озаботившись тем, что он за рулем. Звук нашего клаксона
разносился эхом по улице Ройяль, и врывавшийся в открытое окно холодный
ветер бросал нам в лицо запах влажной мостовой, каштанов и осеннего дерна.
Пробравшись через лес белых фонарей, который называется площадью Согласия,
мы свернули на Елисейские Поля. Недолгая бешеная езда вынесла нас из трущоб
вокруг арки Сен-Мартен, и мы очутились среди солидных витрин кафе-грилей и
подстриженных деревьев - этих благопристойных декораций авеню Монтень.
квартале от него. Это было большое старое здание; от улицы его отгораживала
высокая серая стена, и я ни разу не видел открытыми огромные, выкрашенные в
коричневый цвет, с начищенными медными шарами-ручками двери в этой стене.
Бенколин дернул за кольцо дверного звонка. Тут же открылась одна из дверей.
Я слышал, как Бенколин быстро перебросился с кем-то парой слов, и, не
обращая внимание на слабые протесты, мы вошли в пахнущий сыростью двор. Эти
протесты, источник которых я не мог рассмотреть в темноте, преследовали нас
до самого дома. Из открытой двери здания вырывался яркий свет; затем его
перекрыл хозяин протестующего голоса, который пятился перед нами в прихожую.
встаньте на свет, мой друг, дайте-ка взглянуть, не знаю ли я вас.
Мы увидели очень бледное, с правильными чертами лицо, коротко подстриженные
волосы и негодующие глаза.
Бенколин. - Я вас знаю. Ваша фотография есть в нашей картотеке. Мы подождем
господина Галана.
потолком, выдержанную в старинном стиле, с почерневшими от времени
золочеными карнизами. Отбрасываемого лампой под абажуром света не хватало,