Чтение 9–й страницы книги ~Танцы на льду~

по-тихому, без регистрации. Валька никогда не кичится своей "грамотностью"
и занимается укрывательством заявлений и отшиванием потерпевших вовсе не
потому, что такой бессердечный, аморальный человек. И не потому, что ему не
жаль людей. Просто он сам поставлен в раковые условия. Как и все остальные
оперы.

Министерству нужны высокие цифры. Не обеспечиваешь их высоту - будь любезен
на выход. Обеспечить же их можно двумя способами - либо все подряд
раскрывать, что просто нереально, либо не регистрировать. Говоря попросту -
"жать заявления". Жать - удовольствие тоже ниже среднего, любая проверка
может найти "зажатые" материалы, и опер рискует попасть туда, куда сам
отправляет других.

На нары. За укрывательство. Лезвие бритвы. Танцы на льду.

Тем не менее второй вариант преобладает, хотя и связан с риском. Он более
приемлем в борьбе за хорошую статистику. Кто не рискует, тот не опер.

Лично я пришел с твердой уверенностью, что никогда ничего жать не буду и
никакой начальник не заставит меня укрыть преступление. Самое смешное, что,
действительно, впрямую ни один шеф не дает никому указаний прятать. Но уже
через неделю, вдохнув оперативной атмосферы, я понял, что жать придется.
Рано или поздно. Нож гильотины начал медленный подъем. Когда он упадет? А,
лучше не загадывать.

Быть плохим опером не хочется, сидеть, в общем, тоже...

Сейчас у Вальки не потерпевший. Я спрашиваю разрешения поприсутствовать и,
получив таковое, сажусь на свободный стул. Перед Валькой. мужичок лет
сорока с козлиной бородкой, полуспившимся лицом и узкими лисьими глазами.
Одежда указывает на низшее сословие, запах - на подвально-чердачное
существование, наколка - на прежнюю судимость.

- Вот, Юра, полюбуйся. Товарищ Шмыльников, ранее судимый за кражи, тунеядец
и бездельник, сегодня ночью забрался в детский садик, откуда утащил фен,
два куска мяса и несколько простыней, но был пойман на выходе
вневедомственной охраной. Пытался скрыться, но помешал гололед.

- Провокация!!! - Шмыльников вскочил со стула и задрал кверху козлиную
голову.

- Чего-чего?

- Да, я не отрицаю, что проник в детский садик! Но проникновение носило
чисто политический характер! Я хотел привлечь внимание прогрессивной
общественности к нуждам обездоленных детей! Я указывал на их бедственное
положение и полное безразличие государства! Сволочи!

- Кто сволочи-то? Дети?

- Те, кто ездит на "фордах" и "мерседесах", в то время как бедные дети
голодают и холодают! Не, холодеют!

- А мясо? Фен?

- Полная провокация! Мне и раньше пытались подсунуть наркотики, оружие,
чужие вещи. И только сегодня им это удалось!

- Кто ж пытался?

- Те, кому не нравится моя правда! Власть предержащие! Те, что довели
Россию до нищеты и развала! И они в сговоре с мафией ухитрились все же
сделать свое черное дело в отношении меня! Вот кого надо сажать, а не
честных людей, негодующих и протестующих! Я требую! Требую!!!

Козлиная голова задралась еще выше, а сжатый кулак ударил в грудь.

Валька безразлично рассматривал говорящий памятник и пощелкивал пальцами.

- Придет время, и вы за все ответите! - продолжал "памятник". - За голодных
детей, за невинных страдальцев, затравленных органами и мафией! За нищих на
улицах и разрушенные колхозы! Потом за это, как его, плю... плю... в общем,
за голых американских баб в ларьках! А сейчас я, как представитель духовной
оппозиции, требую иммунитета и неприкосновенности!

Валька зевнул. Не выспался.

- Ну ладно, кончил верещать? На зоне агитировать будешь. - Рука выдернула
ящик стола, в котором покоились граненый стакан и короткая дубинка.
Извлечено было второе.

"Памятник" резко сел.

- Это чего? Вы будете меня бить?

- Конечно, будем. А что ж тебе, место в парламенте дать? Или пенсию
депутатскую? Нефиг воровать. Мы ж сатрапы, купленные мафией. Тебе куда
удобнее - по брюху или по хребту? А то загнешься еще, оппозиция.

- Это произвол, я буду жа... Мы в демократическом обществе, это вам не
комму... Э, э, погодите, погодите...

Валька поднялся и виртуозно крутанул дубинку между пальцами.

- Ты не ссы, Шмыльников, я профи, никаких следов не останется.

Шмыльников замахал руками:

- Погодите, погодите, может, договоримся? Хотите, я вам еще двоих сдам, кто
по садикам лазает? А вы меня отмажете...

Валька схватил Шмыльникова за шиворот и потащил из кабинета. Через минуту
он вернулся и зло бросил дубинку в стол.

- Ты ему врезал, Валь?

- Еще об это говно дубинку марать! Сам свое получит когда-нибудь.

Дверь отворилась от резкого удара. В проеме, метя отделенческий линолеум
полами распахнутой шубы, возник не кто иной, как господин Блюминг с
отметиной возмущения на лице. Он прошел к стулу, на котором только что
сидел Шмыльников, плюхнулся и, ударив кулаком по Валькиному столу, выдохнул:

- Бардак!

Потом, увидев меня, ткнул пальцем:

- Вот! Вот! Вместо того чтобы ворюг ловить, вы на порядочных людях
выезжаете! Идиотизм!

- Здороваться надо, товарищ, - опять безразлично перебил Блюминга Щеглов.

- Да, здравствуйте.

- В чем дело-то, собственно?

- Меня обокрали!

- Правда? Ну, слушаю.

- В двенадцать я вышел из офиса, чтобы ехать по делам, но заметил, что
заднее колесо спустило, начал менять его на запасное...

"Врешь, однако, - подумал я, - менял не ты, а охранник".

- А какая-то сволочь вытащила из салона мою папку и удрала! Самое-то
обидное, что я его чуть не догнал! Гололед помешал. Да и крепкий, стервец,
оказался. Каратист наверняка. Я его за капюшон-то схватил, а он меня ногой
в скулу. Очень профессионально. Тьфу, куда вы смотрите?

- В светлое будущее. Приметы помните?

- Я ж говорю - здоровый бычара, выше меня, шкаф!

И снова я вынужден мысленно перебить Блюминга. Мой рост сто семьдесят пять,
а Сан Саныч едва достает мне до плеча.

- Молодой, старый?

- Средний.

- Одет во что?

- Кажется, куртка или пальто. Я не запомнил. Все темное. Главное, шустрый
какой, бегает, как спринтер.

- Нечего машину открытой оставлять. Вы что, телевизор не смотрите? На
сегодня это самый распространенный способ кражи. У нас целая серия идет.
Колесо вам прокололи, а пока вы его меняли, папочку и того. Что там,
кстати, было? В папочке?

- Я вот из-за этого и пришел. Документы кое-какие рабочие, но это не
главное, хотя обидно. Самое важное - техпаспорт на машину и права. Да, еще
деньги. Где-то долларов пятьсот.

"Врешь, собака! - кричит мой внутренний голосок. - Не было там никаких
долларов!"

Валька, кажется, тоже не верит в деньги.

- У вас что, кошелька нет? Кто ж в папках деньги носит?

Блюминг на секунду смущается:

- Какая разница, где я ношу деньги? Куда хочу, туда и кладу.

- Понятно. А от нас вам что надо?

- Не понял?

- Ну, с разным ведь люди приходят. Кому преступника вынь да положь, кому
справочку для бухгалтерии, кому страховочку.

- Мне надо восстановить техпаспорт и права.

- Это без проблем. - Валентин достал из стола самодельный бланк справки,
отпечатанный на компьютере. - Давайте ваш паспорт и данные машины.

Через минуту он протянул заполненную справку.

- С этим в ГАИ. Печать в канцелярии поставьте. Свободны.

- А заявление?

- Я ж спросил, что вам надо - преступника поймать или справку выдать?

Блюминг прокашлялся, свернул бумагу и поднялся.

- Хорошо, где канцелярия?

- Там же, где и начальник.

Громко хлопнув дверью, Аркадий Андреевич вышел. Я повернулся к Вальке:

- Слышь, Валь. Я немного не понял. Ты его отшил или нет? Он ведь не оставил
заявы.

- Никого я не отшивал. Ты ж слышал. Я спросил, что он хочет. Кажется, он
хотел восстановить документы. Я разве был против? А жаловаться он не
побежит. Сомневаюсь, что этот случай имел место. Нажрался товарищ
где-нибудь да прос...л свою папочку, а теперь выкрутиться хочет с
минимальными потерями. Знаю я этих Блюмингов.

- Хорошо, а если б не Блюминг, а честный мужик?

- Я что-то, Юрок, тебя не понимаю. Я никого и никуда не отшиваю. Я
разбираюсь по существу. Это две большие разницы. А по поводу отшитая вот,
послушай одну маленькую историю.

Встретились на тусовке два преступных босса и обсуждают проблему.

"Слушай-ка, братишка. В отделе милиции, что на нашей территории, назначили
нового начальника. Со старым-то мы хорошо ладили, никаких проблем. А этот,
говорят, честный, не берет ни фига. Ушибленный по жизни. У тебя никаких
предложений не имеется?"

Второй отвечает: