будущем Доминик будет нуждаться во мне в гораздо большей степени, чем я буду
нуждаться в нем. Его боевики из "Новых якобинцев" представляют собой лишь
незначительную силу, пригодную для решения местных задач. Я же, напротив,
имею возможность выйти на международный уровень. И выйду. Его новые
компьютерные программы будут загружены в американские информационные сети,
но убедить кого-то они способны только на время. Я же и мои командиры можем
отправиться в Америку, чтобы лично встречаться с местными нацистами и
воодушевлять их собственным примером. Мы - народ Фатерланда, движение
родилось в нашем доме. Вы же - представители народа, который был покорен и
приучен служить. Мир последует за мной, и они это сделают сейчас, а не через
пять, не через десять или сколько там лет. И что в равной степени важно, они
сразу же дадут нам деньги. А это, месье Хорн, делает меня не просто ровней
вашему Доминику. Это ставит меня выше его.
назад, он упрятал нож в чехол, скрытый прямо в рукаве пиджака.
облегчение.
расскажите, что я преподал вам урок смирения. Уверен, он поймет. И еще вы
можете сказать, что никто - ни Карин До-ринг, ни кто-либо другой не
возглавит движение здесь, в Германии. Это - мое предназначение. Итак, у нас
есть еще какие-то нерешенные дела?
отрицательно покачать головой.
такси и даст немного времени, чтобы вы привели себя в порядок. Верю, мы
сегодня еще увидимся. Это будет запоминающийся вечер.
на пол. Француз перевернулся на бок, его тело колотила дрожь. Слева, с той
стороны, где кровь сочилась из пораненного века и стекала ниже, ему виделись
красноватые разводы.
кармана платок и промокнул глаз. Там, где ткань соприкоснулась с ранками,
она стала бледно-розовой от крови, которая мешалась со слезами. Моргая, он
каждый раз испытывал острую режущую боль. Однако душевная боль была еще хуже
физической. Он чувствовал себя предателем за то, что сломался до такой
степени.
тем, что, несмотря на примененное к нему насилие, все же выполнил то, что
было приказано месье Домиником. Он передал предложение и получил
категорический отказ от неуправляемого самоуверенного хлыща.
почему месье Доминик желал бы и намеревался увидеть его людей в своей
обойме. И заключалась она не в том, чтобы движение за расовую чистоту
продвинуть еще дальше, а в том, чтобы доставить как можно больше хлопот
немецкому правительству. Месье Доминик хотел дестабилизировать Германию
ровно настолько, чтобы остальная Европа засомневалась, стоит ли ей позволять
этой стране определять будущее Европейского Сообщества. Эта роль должна
перейти к Франции, а ее политику будет определять горстка финансовых
олигархов. И туда, куда пойдет Европа, пойдут Азия и весь остальной мир.
погрязнет в беспорядках. И когда цель будет достигнута, месье Доминик
избавится от Рихтера. Опыт пятидесятилетней давности говорил французам, что
давать немецким фашистам слишком много власти просто непозволительно.
к себе стул и опершись на него, он встал на ноги. Ранки стали уже подсыхать
и нещадно царапали глазное яблоко. Каждое движение века вызывало новый
приступ ненависти к немцам.
ученым, он знал цену терпению. Кроме того, как напомнил месье Доминик перед
самым отъездом, даже неверный шаг чему-то да учит. А уж этот шаг в сторону
"нового фюрера" научил его многому.
Он не стал обращаться к Эвальду за какой-либо помощью. Самостоятельно открыв
дверь, он прикрыл поврежденный глаз от палящих лучей солнца и медленно
поковылял к уже ожидавшему его такси.
Глава 8
Четверг, 11 часов 05 минут, Гамбург, Германия
Как всегда во время служебных командировок, Худ жалел, что у него не хватало
времени на то, чтобы остановиться и рассмотреть некоторые здания, памятники
и музеи, мимо которых они проезжали. Обидно на скорости девяносто миль в час
лишь мельком схватывать взглядом соборы и церкви, которые были старинными
уже тогда, когда Соединенные Штаты еще только переживали свою молодость. Но
даже если бы у него и оставалось свободное время, Худ вовсе не был уверен,
что не испытывал бы неловкости, воспользуйся он им в личных целях. Где бы он
ни очутился, он неизменно старался как можно лучше выполнить дело, ради
которого куда-то попадал. Поэтому времени на развлечения или осмотр
достопримечательностей оставалось совсем немного. Сильно развитое чувство
долга было одним из качеств директора Операционного центра, отчего
подчиненные наградили его прозвищем "папа Павел" - по аналогии с папой
Римским. Он не знал наверняка, но сильно подозревал, что прозвище придумала
глава их пресс-службы Энн Фаррис. Провожая взглядом современные небоскребы,
проносившиеся за тонированными стеклами, Худ ощутил странную грусть. Грусть
по поводу себя и Энн. Молодая женщина практически и не скрывала того, что
неравнодушна к нему, и, когда они оставались наедине, решая служебные
вопросы, он начинал ощущать опасную близость. Что-то возникало между ними -
дурманящая, подавляющая волю тяга, на милость которой так просто было бы
отдаться. Только вот к чему бы это привело? Он был женат, и у него было двое
детей-подростков, которых он вовсе не собирался оставлять. Верно -
заниматься с женой любовью ему и впрямь стало больше не в радость. Порой он
со стыдом признавался себе, что вообще избегает интимных отношений. Это была
не та понимающая, внимательная, энергичная Шарон Кент, на которой он
женился. Она превратилась в мамашу, в персонаж передач кабельного
телевидения, чья жизнь протекала отдельно от родственников и сослуживцев,
которых она знала только по рождественским вечеринкам. А еще она стала
старше и более усталой, и не такой страстной по отношению к нему, как это
бывало раньше. В то время как ты сам, подумал Пол, остаешься - по крайней
мере душой - все тем же Эль Сидом , чье
копье не притупилось, а лихой жеребец готов скакать во весь опор.
не совсем тот рыцарь, которым когда-то был, - разве что только в глазах той
же Энн. Видно, поэтому он то и дело обнаруживал, что начинает в них тонуть.
любовь, пусть даже и не в том виде, какой она была прежде. Мысль, что
придется идти домой к семье после тайных любовных утех в служебном кабинете,
заставила бы его испытывать.., ладно, не надо слов, он и так хорошо знал,
что бы тогда почувствовал. Он уже достаточно об этом наразмышлялся во время
неблизких поездок от авиабазы Эндрюз до своего дома после долгих вечеров,
проведенных вместе с Энн за просмотром и правкой пресс-релизов. Он
чувствовал бы себя проклятым Богом червяком - падшим, избегающим света и
копошащимся в грязи, для того чтобы выжить.
семьей, подобная связь была бы несправедливой по отношению к Энн. Она была
очень хорошим человечком с ангельским сердцем. Увести ее за собой, дать
надежду там, где ее не могло даже быть, привнести интимные отношения в ее
собственную жизнь и жизнь ее сына - все это было бы несправедливо.
так? Может быть, именно поэтому у них с Шарон так сложно все было с
постелью. Страсть, которая когда-то между ними возникала, теперь подменялась
тем, что они оба по-прежнему охотно делали - чем-то новым и необычным каждый
раз, когда они этим занимались.
одну ночь из тех, что когда-то у них были.
городскими озерами. Правда, Худ, Столл и Херберт только-только успели
разместиться и привести себя в порядок, как им снова пришлось спускаться
вниз. Херберт лишь мельком глянул в окно, в то время как Столл быстро
просканировал помещение на присутствие подслушивающих "жучков".
Херберт, пока они спускались в лифте. Он бессознательно покручивал в руках
восемнадцатидюймовую резиновую дубинку, которую обычно крепил на всякий
случай под левым подлокотником кресла. Кроме того, под правым он держал
двухдюймовый складной нож. - Эти озера со множеством лодок напомнили мне
Чесапикский залив.
им молодой немец-портье. - Внутреннее и Внешнее озера.
на подлокотнике. - Хотя я бы, наверно, назвал их Большим и Маленьким.
Большое во сколько - раз в десять больше малого?
юноша.
этажа, где находился центральный холл. - Но все же, мне кажется, что мои
названия были бы лучше. Отличить большое от малого всегда проще. А вот
Лондон Джек
Контровский Владимир
Свержин Владимир
Березин Федор
Володихин Дмитрий
Конан-Дойль Артур