Чтение 9–й страницы книги ~Бумеранг~

"Не иначе, новая уловка. Подкидина не проведешь!"

-- Эти штуки и фокусы я знаю!

Однако бланк в руке Пал Палыча все же приковывает взгляд Подкидина.

-- "Освободить задержанного... -- читает он с великим изумлением. --
Освободить в связи с непричастностью к краже..." Я могу уйти?!

-- Забирайте вещи в КПЗ -- и скатертью дорога.

Входит вызванный Пал Палычем конвойный.

-- Слушай, извини, -- бросается к нему совершенно ошалевший Подкидин.
-- Это что?

Тот заглядывает в бланк.

-- Отпускают. Читать не умеешь?

Ноги у Подкидина готовы сорваться, но что-то принуждает топтаться на
месте. Попрощаться? Даже извиниться, пожалуй, ведь хамил...

Он возвращается к столу Пал Палыча, прокашливается. Но способность к
членораздельной речи его покинула. Безуспешно открыв рот несколько раз,
Подкидин садится.

И нерешительно, конфузливо протягивает руку за списком.

x x x

Пляж в пригородной зоне отдыха. Среди купающихся -- Сеня. Он
выбирается на берег, фыркая и отплевываясь.

Мимо гуляющим шагом идут двое. Если б нам не был основательно известен
облик Томина, мы бы и взгляда на них не задержали -- настолько оба органичны
на здешнем фоне. Вдруг эти двое останавливаются около Сени, как раз когда он
снимает резиновую шапочку.

-- Закурить не найдется? -- спрашивает один, будто не видит, что на
Сене лишь мокрые плавки.

-- Некурящий я, некурящий, -- отвечает тот, стремясь поскорее
добраться до полотенца и одежды.

-- Даже некурящий! -- укоризненно произносит второй, то есть Томин. --
А зачем окурки воруешь? -- и крепко берет Сеню за плечо. -- Зачем,
спрашиваю, окурки-то воровать?

-- Какие окурки... у ккого... -- лепечет Сеня, начиная сразу отчаянно
мерзнуть.

-- У Подкидина, у кого же. У Виктора Подкидина, который проживает в
квартире с твоей теткой, -- веско разъясняет Томин. -- Взрослый парень -- и
крадет окурки! Это хорошо? Я спрашиваю -- хорошо? -- будто речь и впрямь об
одних окурках.

Сеня стучит зубами. Он голый, мокрый и беззащитный. Происходящее столь
неожиданно для него, что он не способен к сопротивлению. В полном смысле
слова застали врасплох..

И когда Томин тем же укоризненным голосом осведомляется:

-- Записную книжку с перчаткой в тот же раз взял? Заодно?

Сеня без спору подтверждает:

-- Ззаодно...

-- Тогда поехали.

-- Штаны... -- просит Сеня, далеко не уверенный, что дозволят.

-- Как считаешь? -- оборачивается Томин к своему спутнику.

-- Штаны, я думаю, можно, -- серьезно отзывается тот.

-- Спасибо... -- потерянно благодарит Сеня. Сеня, теперь
подследственный Калмыков, относится к той разновидности преступников,
которые, коли уж попались и проговорились, не запираются и впредь. Таких,
как правило, используют для изобличения сообщников. Потому логично, что мы
застаем Калмыкова на очной ставке с Тутаевым.

Тутаев мрачен и воспринимает поведение своего тезки как предательское.

-- Деньги мы поделили по дороге обратно. Заехали в кусты, там
пересчитали, понимаешь, и поделили... на три части, поровну. -- Калмыков
ловит взгляд Тутаева, моргает -- обрати внимание -- и повторяет: --
Поровну, значит, на троих... Вот так было совершено преступление... По
глупости, конечно.

-- Что скажете? -- спрашивает Пал Палыч Тутаева.

-- Плетет незнамо что! Псих какой-то...

-- Кому принадлежала идея бросить в универмаге чужие вещи? Тутаев?

-- Не понимаю вопроса.

-- Калмыков?

-- Кому принадлежала... забыл, кому первому. Но вещи я взял случайно в
квартире у тетки... то есть у соседа.

-- Совсем случайно?

-- Ну, точней, с целью ввести в заблуждение товарищей из милиции.

-- Понятно. Как, Тутаев, все никак не припоминаете этого гражданина?

-- Первый раз вижу! -- глупо упорствует тот.

-- Хотя полгода работали в одном цеху радиозавода и считались
приятелями. По какой причине уволились? -- Снова оборачивается Пал Палыч к
Калмыкову.

-- Мы с Семой...

-- За себя говори!

-- Поскольку на очной ставке, я должен за обоих. Правильно понимаю,
гражданин следователь?

-- Правильно.

-- ОТК часть контактов бракует, отправляет на свалку. А на каждом
контакте -- чуток серебра. Если паяльничком пройтись -- можно снять. Мы с
Семой и занялись... для одного ювелира. Нас, гражданин следователь,
бесхозяйственность толкнула, -- поспешно добавляет Калмыков. -- Серебро,
понимаешь, на помойку!

-- Отчего же прекратилось ваше... хм... общественно полезное занятие?

-- Ювелир сел. Если б не это несчастье, разве б я поднял руку на кассу?
Что вы! У вас обо мне превратное мнение!

Не дослушав, Пал Палыч обращается к Тутаеву:

-- Подтверждаете показания Калмыкова?

Тот злобно смотрит на закадычного дружка:

-- Знал бы, какое ты дырявое трепло, -- я бы от тебя на другой гектар
ушел!

А Сеня Калмыков окончательно вошел в роль "чистосердечника", и ему уже
рисуется обвинительное заключение, где черным по белому записано, как его
показания помогли следствию.

Теперь он взывает к Илье Колесникову:

-- Я, Илюша, во всем признался: как втроем забрались в магазин, втроем
выручку делили в кустах... не помню, сколько отъехали... как на даче у тебя
гуляли... втроем, после дела. Семе я сказал и тебе говорю: чего, понимаешь,
темнить...

У Колесникова шкура потоньше тутаевской и нервы пожиже. Он уже,
собственно, "готов", но Сеня еще не исчерпал запас красноречия:

-- Вот суд будет, а статья-то, она резиновая. Есть верх, есть низ. Надо
адвокату чего-то подбросить, понимаешь, для защиты. Мы молодые, первый раз,
по глупости... Пожалеют...

x x x

В сарайчике у Ильи опрокинут набок ИЖ -- так, чтобы колясочное колесо
свободно крутилось и было доступно для осмотра. Кибрит медленно вращает его,
сравнивая с увеличенной фотографией слепка, снятого со следа у шоссе.

-- Вот это место отпечаталось! Узор в точности совпадает: расположение
трещин, потертости... Да, Шурик, безусловно, он!

-- Отлично! -- восклицает Томин. -- Нужно быстренько оформить это для
Паши.

x x x

-- Разрешите присутствовать на очной ставке? -- Томин входит и кладет
на стол перед Пал Палычем заключение экспертизы.

Сеня зябко вздрагивает (видно, вспомнилось задержание на пляже), но с
подобием радостной улыбки говорит Томину:

-- Здрасте! (Смотрите, переродился с той минуты, как рука закона
ухватила меня за плечо!)

-- Ну вот, Колесников, на дороге остался след вашего мотоцикла.
Подтверждаете вы показания Калмыкова?

Илья Колесников прерывисто вздыхает и выдавливает:

-- Подтверждаю...

-- Теперь по порядку. Где познакомились? -- Это к Калмыкову.

-- В бане. Когда ювелир сгорел и нас поджало, мы Илюхе в бане и
предложили: давай махнем одно дело... втроем.

-- Правильно, Колесников?

-- Дда... правильно.

-- Прошу прощенья, не понял, -- подает голос Томин. -- Вы случайно
мылись, что ли, вместе? Один намыленный другому намыленному говорит: айда
что-нибудь ограбим? Что позволило вам и Тутаеву обратиться к незнакомому
человеку с подобным предложением? Можно такой вопрос, Пал Палыч?

Тот кивает.

-- Почему ж незнакомый? -- возражает Калмыков. -- Мы с Семой попариться
уважали, а Илюха всегда там находился, на месте.

-- Работал в бане? -- уточняет Томин.

-- В общем, да, -- говорит Калмыков.

-- По моим сведениям, Колесников ушел из лаборантов, жил на даче,
полученной в наследство от родителей, городскую квартиру сдавал, тем и
подкармливался. Верно я говорю?

-- Все верно, -- подтверждает Пал Палыч. -- Вы, Александр Николаич, не
в курсе банных тонкостей...

-- Где уж нам! На службу бежишь -- бани закрыты. Домой -- хорошо бы на
метро успеть. Извините за серость, моюсь в ванне.