стоит на часах морской пехотинец. Денно и нощно. Он должен был заметить
злоумышленника. Но утверждает, что никого не видел...
- Вот уже до чего дошло? - присвистнул Тиндалл. - Настал черный день,
командир. А что говорит по этому доводу наш лихой капитан морской пехоты?
- Фостер? Мысль об измене он находит смехотворной. А сам крутит усы, того
и гляди, оторвет. Встревожен ужасно. Ивенс, старший сержант, обеспокоен не
меньше.
Дверь отворилась, и по палубе мостика зашаркала подошвами похожая на
застигнутого бурей медведя грузная, угрюмая фигура в канадке,
непромокаемом плаще и русской ушанке на бобровом меху. Брукс подошел к
экрану Кента - стеклянному диску, вращающемуся с большой скоростью, сквозь
который можно наблюдать в любую погоду - дождь ли, град, или снег. С
полминуты он с несчастным видом разглядывая горизонт. По всему судя,
представшая его взору картина удручала его.
Громко фыркнув, он отвернулся и начал хлопать себя по бокам, пытаясь
согреться.
- Ха! Врач-лекаришка на командном мостике крейсера. Какая непозволительная
роскошь! - Он ссутулился и стал казаться еще более несчастным. - Здесь не
место цивилизованному человеку вроде меня. Но вы сами понимаете, господа,
меня привел трубный зов долга.
Тиндалл усмехнулся.
- Наберитесь терпения, команда? Эти слуги смерти долго раскачиваются, а уж
если раскачаются...
Прервав адмирала на полуслове, Брукс озабоченно произнес:
- Новые неприятности, командир. Не хотел сообщать по телефону. Не знаю
еще, насколько дело серьезно.
- Неприятности? - Вэллери внезапно умолк, чтобы откашляться в платок. -
Прошу прощения. Говорите, неприятности? А чего еще можно ожидать? У нас у
самих только что была крупная неприятность.
- Вы об этом самонадеянном молодом кретине Карслейке? Мне уже все
известно. У меня повсюду шпионы. Этот олух смертельно опасен... Теперь
послушайте, что я скажу.
Мой юный коллега Николлс вчера допоздна засиделся в санчасти. Карточками
туберкулезников занимался. Сидел там часа два или три. Свет в лазарете был
выключен, и больные не то не знали о его присутствии, не то забыли. И он
услышал, как кочегар Райли - кстати, до чего же опасен этот Райли - да и
другие заявили, что, как только их выпишут, они запрутся в кочегарке и
устроят сидячую забастовку. Сидячая забастовка в кочегарке - это что-то
невероятное! Во всяком случае, Николлс пропустил это мимо ушей. Словно бы
ничего не слышал.
- То есть как? - Голос Вэллери был резок, гневен. - Николлс промолчал, не
доложил мне? Вы говорите, это случилось вчера вечером? Почему же мне
тотчас не доложили? Вызовите Николлса, и немедленно. Хотя нет, не надо. Я
сам его вызову. - Он протянул руку к телефонной трубке.
- Не стоит, сэр, - положил ладонь на руку командира Брукс. - Николлс
толковый мальчик, очень толковый. Он не подал виду, что слышал их
разговор, иначе бы матросы решили, что он доложит об их намерениях. Тогда
бы вам пришлось принимать соответствующие меры. А ведь открытое
столкновение с экипажем вам совершенно ни к чему. Сами сказали вечером в
кают-компании.
- Верно, я так говорил, - нерешительно произнес Вэллери. - Но тут совсем
другое дело, док. Смутьяны всю команду могут подбить к мятежу...
- Я уже вам объяснил, сэр, - вполголоса возразил Брукс. - Джонни Николлс
очень смышленый юноша. Он огромными красными буквами вывел на дверях
лазарета: "Не подходить. Карантин по скарлатине". При виде этой надписи я
со смеху помираю. И, знаете, помогает. Все шарахаются от лазарета, как от
чумы.
Связаться со своими дружками из кочегарского кубрика - для Ралли дело
безнадежное.
Тиндалл громко засмеялся, даже Вэллери слабо улыбнулся.
- Толково придумано, док. И все-таки следовало уведомить меня еще вчера.
- Зачем же беспокоить командира по всякому пустяку, да еще глубокой ночью?
- с грубоватой фамильярностью ответил Брукс. - У вас и так забот полон
рот. Нельзя допустить, чтобы вы лишний раз кровь себе портили. Вы
согласны, адмирал?
- Согласен, о Сократ, - важно кивнул Тиндалл. - Довольно витиеватый способ
пожелать командиру корабля спокойной ночи. Но я к вам присоединяюсь.
- Ну, у меня все, господа, - Брукс приветливо улыбнулся. - Надеюсь, на
военно-полевом суде встретимся. - Он лукаво поглядел через плечо; снег
валил все гуще. - Чудно было бы попасть на Средиземное, а, господа? -
Вздохнув, Брукс непринужденно продолжал с заметным ирландским акцентом: -
Мальта весной. Взморье в Слиеме. На заднем плане - белые домики. Сто лет
назад мы там устраивали пикники. Легкий ветерок, причем теплый, голубчики
вы мои. Синее небо, бутылочка кьянти под полосатым тентом...
- Прочь! - взревел Тиндалл. - Прочь с мостика, Брукс, а не то...
- Уже исчез, - произнес Брукс. - Сидячая забастовка в кочегарке. Надо же
придумать! Ха! И оглянуться не успеешь, как эти суфражистки в штанах
бросятся приковывать себя к поручням!
Дверь тяжело захлопнулась за ним.
- Похоже, вы были правы насчет бури, сэр, - с озабоченным лицом повернулся
к адмиралу Вэллери. Тиндалл невозмутимо произнес:
- Возможно. Беда в том, что людям сейчас нечем заняться. Вот им в голову и
лезет всякая ерунда. Они ругаются и злятся на все и вся. Позднее все
встанет на свои места.
- Хотите сказать, когда у нас будет... э... больше работы?
- Ага. Когда дерешься за свою жизнь, за жизнь корабля... на заговоры и
размышления о несправедливости судьбы не остается времени. Закон
самосохранения - все-таки основной закон природы... Хотите вечером
обратиться к экипажу по громкоговорящей связи, Командир?
- Да, обычное сообщение. Во время первой полувахты, после объявления
вечерней боевой тревоги. - Вэллери улыбнулся. - Тогда наверняка все
услышат.
- Хорошо. Пусть узнают, почем фунт лиха. Пусть обмозгуют, что и как. Судя
по намекам Винсента Старра, у нас будет о чем подумать во время нынешнего
похода. Это займет команду.
Вэллери засмеялся. Его худое аскетическое лицо преобразилось. По-видимому,
ему действительно было весело.
Тиндалл вопросительно поднял брови. Вэллери улыбнулся в ответ.
- Забавная мысль пришла в голову, сэр. Как бы выразился Спенсер Фэггот,
положение пиковое... Дела наши из рук вон плохи, раз дошло до того, что
лишь противник может нас выручить.
ПОНЕДЕЛЬНИК пополудни
Весь день, не утихая, с норд-норд-веста дул свежий ветер. Ветер, который
час от часу крепчал. Словно начиненный мириадами иголок, студеный этот
ветер нес с собой снег, частицы льда и странный мертвый запах,
доносившийся с отдаленных ледников за Ледовым барьером. Он не был порывист
и резок. Ровно, не ослабевая, он дул в правую скулу корабля с рассвета до
вечерних сумерек и постепенно разгонял зыбь. Старые моряки вроде
Кэррингтона, повидавшие все порты и моря мира, бывалые моряки вроде
Вэллери и Хартли, с тревогой смотрели на волнующееся море и не говорили ни
слова.
Ртутный столбик опускался. Однажды выпав, снег уже не таял. Мачты и реи
походили на огромные сверкающие рождественские едки, украшенные гирляндами
штагов и фалов. Иногда на грот-мачте появлялись бурые пятна - следы дыма,
вырывавшегося из задней трубы, но тотчас исчезали. Снег опускался на
палубу и уносился ветром. Якорные цепи на полубаке он превращал в огромные
ватные канаты, прилипал к волнолому перед носовой орудийной башней. Возле
башен и надстроек скапливались целые сугробы снега, снег проникал на
мостик и влажной грудой ложился у ног. Залеплял огромные глаза
центрального дальномера, тихой сапой вползал в проходы судовых помещений,
неслышно сеял в люки. Выискивая малейшие щели в металлической и деревянной
обшивке, проникал в кубрик, и там становилось сыро, скользко и неуютно.
Вопреки законам тяготения, снег запросто поднимался вверх по штанинам,
забирался под полы тужурок, непромокаемых плащей, в капюшоны канадок и
доставлял людям множество неприятностей. И все-таки это был мир
своеобразной, неброской красоты - белоснежный мир, наполненный странным
приглушенным гулом. Снег падал целый день - непрерывно, без устали, а меж
тем "Улисс" - призрачный корабль, очутившийся в призрачном мире, - лишь
покачивался на волнах, продолжая мчаться вперед.
Но он не был одинок. Теперь у него была компания, превосходная, надежная
компания - 14-я эскадра авианосцев - бесстрашный, опытный, закаленный в
боях отряд эскортных кораблей, почти столь же легендарный, как знаменитый
восьмой отряд, который недавно был переброшен на юг для участия в конвоях
на Мальту - работа не менее самоубийственная.
Как и "Улисс", эскадра весь день шла на норд-норд-вест. Шла прямым курсом.
Противолодочный зигзаг Тиндалл не жаловал и использовал его лишь во время
эскортирования караванов, да и то лишь в водах, опасных от подводных
лодок. Подобно многим флотоводцам, он полагал, что зигзаг представляет
собой большую опасность, чем противник. Шедший зигзагом "Кюрасао",
броненосный крейсер водоизмещением в 4200 тонн, у него на глазах был
протаранен могучим форштевнем "Куин Мэри" и обрел могилу в пучине
Атлантики. Тиндалл никому не рассказывая об увиденном, но картина эта
навсегда врезалась ему в память.
Будучи флагманом, "Улисс" занимал свое обычное место в ордере - он