будешь ходить?
получается.
делать самому. Разве нет людей кроме тебя?
тобой. Вот почему я тебя вызвал. Больше вопросов она не задавала. Подняла
телефонную трубку, заказала мне виски и себе шерри. Принес сам хозяин,
слегка отдуваясь от подъема по лестнице. Мэри улыбнулась ему и сказала:
Обед! Неплохо, черт возьми, а? Как вы думаете, где вы приземлились? Не в
Кларидже? - Он отвел взгляд от потолка, куда взывал к небесам, и поглядел
вновь на Мэри. Открыл было рот, потом закрыл его, уставившись на Мэри. Я
уже знал, что песенка его спета. - Кларидж, - машинально повторил он, -
я... гм... я посмотрю, что можно сделать. Против заведенного в этом доме
порядка, заметьте... вы... но... мне доставит удовольствие это сделать,
мадам.
третий Харденджеру. Тот все еще находился в Мортоне. По голосу
чувствовалось, что ол раздраженный и усталый. И неудивительно: у него был
тягостный и не очень приятный день.
которыми вы виделись? На ферме.
готовых поклясться, что никто из них не был замечен ближе пяти миль от
Мортона между одиннадцатью и двенадцатью вчера вечером.
подозреваемых в лаборатории номер один?
думаете ли вы, что преступник настолько глуп, что не обеспечит себе алиби?
И черт возьми, хорошее. По-прежнему уверен, что не обошлось без помощи
извне.
послушать, что скажут.
почти закричал он. - Я не хочу, чтобы совершались ошибки...
свободу действий, не так ли? Препятствуя мне... знаете, я несколько иначе
понимаю свободу действий. Шефу это не понравится, Харденджер.
более обычного дружен с доктором Хартнеллом. Меня прежде всего интересует
Хартнелл. Он довольно выдающийся исследователь, однако в денежных делах
весьма неразборчив. Он полагает, что если умен в науке, то таковым будет и
на бирже. Три месяца назад Хартнелл вложил деньги в ненадежную компанию,
которая помещала свои рекламы во всех национальных еженедельниках. Он
почти все потерял. Затем, за несколько недель до моего ухода из Мортона,
заложил свой дом. Подозреваю, что и его потерял, пытаясь возвратить ранее
утраченное.
Харденджер.
заткнули рот, затем сказал задумчиво: - Не слишком ли это легко? Броситься
на Хартнелла только потому, что его ожидает вызов в суд как банкрота?
выяснить. У обоих алиби, конечно?
встретиться, - сдался он. - Буду в Альфингеме.
Скажем, в десять?
обрадовано.
заключалась в том, что я увел от него самую лучшую секретаршу, какую он
когда-либо имел. Она работала с ним три года, и он берег ее как зеницу
ока, мою Мэри. Конечно, он ответил, что будет у нас в десять.
молчаливая. За обедом я рассказал ей все подробности истории. Никогда
раньше не видел ее такой напуганной. Двое испуганных в автомобиле... Было
чего бояться. Этот дьявольский микроб... К дому Чессингема мы подъехали
без четверти восемь. Это был старомодный, каменный, с плоской крышей и
длинными окнами особняк. Пролет каменных ступеней вел к парадной двери
через подобие рва, проложенного вправо вдоль дома для окон подвального
помещения. Шумящие на холодном ночном ветру высокие деревья окружали дом
со всех сторон. Пошел сильный дождь. И место, и ночь соответствовали
нашему настроению. Чессингем, услышав шум мотора, уже встречал нас на
верху лестницы. Он был бледен и утомлен, но в этом ничего удивительного не
было: каждый, кто так или иначе был связан с блоком "Е", имел основание в
этот день выглядеть бледным и утомленным.
посторонился, пропуская нас. - Слышал, вы были в Мортоне. Признаюсь, не
ожидал вас здесь. Там мне сегодня задали и так слишком много вопросов.
Чессингем. Когда я гуляю с женой, наручники оставляю дома.
провел нас в старомодную гостиную с мебелью времен короля Эдуарда,
бархатными портьерами от потолка до пола, большим огнем в зажженном
камине. В креслах с высокими спинками сидели у огня двое. Довольно милая
девушка лет девятнадцати - двадцати, тонкая, с каштановыми волосами и
карими, как у самого Чессингема, глазами. Его сестра. Затем, очевидно, его
мать, но гораздо старше, чем я предполагал. Однако, разглядев
внимательнее, пришел к заключению, что она не так стара, а просто выглядит
старой. Седые волосы, в глазах тот особенный блеск, какой иной раз можно
заметить у людей, отживших свой век; лежащие на коленях руки, тонкие и
морщинистые, с набухшими голубыми венами. Скорее, не старая, а больная,
сильно больная, преждевременно состарившаяся. Но сидела она очень прямо,
дружелюбная улыбка не сходила с ее худого аристократического лица.
говорил о мистере Кэвеле. Моя мать, моя сестра Стелла, - познакомил он
нас.
и деловым голосом, который подошел бы скорее к викторианской гостиной и к
полному слуг дому. Она пристально посмотрела на Мэри. - Мои глаза, боюсь,
уже не те. Но, честное слово, вы красивая. Подойдите и сядьте рядом со
мной. Как вам удалось на ней жениться, мистер Кэвел?
на возраст, глаза ее сохранили живость. Она продолжала: - Это ужасное
происшествие в Мортоне, мистер Кэвел. Ужасно. Я наслушалась обо всем
сегодня. - Она немного помолчала, затем слегка улыбнулась. - Надеюсь, вы
не пришли за Эриком и не отведете его в тюрьму, мистер Кэвел. Он еще даже
не обедал. Вся эта суета, знаете...
имел несчастье работать в лаборатории номер один. Наша задача простая:
полностью и окончательно избавить его от всяких подозрений. Каждое
неподтвердившееся мое расследование в своем роде прогресс.
Чессингем. - У Эрика с этим делом нет ничего общего. Даже такая мысль
смехотворна.
Харденджер, ведущий расследование, этого не знает. Все должно проверяться,
независимо от необходимости такой проверки. Пришлось много похлопотать,
чтобы вместо полицейских послали сюда меня. Еле уговорил инспектора. - Я
заметил, как широко открылись глаза Мэри, но она быстро овладела собой.
поскольку всю инициативу в разговоре взяла его мать; он, должно быть,
чувствовал себя по-дурацки.
его на три четверти от дурацких вопросов, какие специальный отдел и его
детективы могут задавать во множестве, особенно в таком случае, грубых и
ненужных вопросов.
чрезвычайно жестоки, если понадобится, - она вздохнула и положила руки на
подлокотники кресла. - Однако, я надеюсь, вам незачем этого будет делать.
Полагаю, вы меня, старую женщину, извините, здоровье мое оставляет желать
лучшего. - Она обернулась с улыбкой к Мэри. - Мне хотелось бы поболтать с
вами, дитя мое. Меня так мало навещают. Не поможете ли вы мне подняться по
этой ужасной лестнице, пока Стелла позаботится об обеде? Когда мы остались
одни, Чессингем сказал: