списком участников конкурса. Они с Ивонной значились в нем последними, под
номером 32. Доктор Р.С.Мейнт и мадемуазель Ивонна Жаке (я все-таки
вспомнил ее фамилию). Кубок "Дендиот" присуждался ежегодно такого-то числа
"самым красивым и изящным". Организаторам удалось так разрекламировать
конкурс, что, по словам Мейнта, о нем иногда даже писали в парижских
газетах. Мейнт считал, что Ивонна непременно должна в нем участвовать.
и спросила у меня: стоит ей пойти на конкурс или нет? Очень сложный
вопрос. Она задумалась. Я отыскал глазами Мейнта, сидевшего в одиночестве
со стаканом белого портвейна. Он заслонился от света левой рукой. Может
быть, плакал? Иногда они с Ивонной казались такими беззащитными и
потерянными (потерянными в полном смысле этого слова).
Это так поможет ей в будущем. Счастье ей улыбнется, и вот она уже - "Мисс
Дендиот". Конечно. Все актрисы с этого начинают.
следует отмыть накануне конкурса, выглядит вполне сносно. А бежевый капот
вообще будет как новенький.
более раздражительной. Не могла усидеть на месте, все опрокидывала,
кричала на собаку, дог глядел на нее с нежным состраданием.
съемки - это да! А тут всех дел на пять минут. Перед жюри пройтись - и
все! Даже если не победишь - не огорчайся, все равно из них всех одна ты
снималась в кино. Можно сказать, единственная профессиональная актриса.
предложил устроить генеральную репетицию в тенистой аллее за гостиницей
"Альгамбра". Сидя на скамейке, я изображал жюри. Машина медленно
подъезжала. Оттуда выглядывала Ивонна с натянутой улыбкой. Мейнт правой
рукой крутил руль. Пес повернулся к ним задом, неподвижный, как украшение
на корме корабля.
дверцу, напрягся и одним махом перепрыгнул через нее. Он приземлился очень
изящно, ноги вместе, руки врозь. Слегка кивнув, Мейнт быстренько обежал
"додж" и резко отворил дверцу. Ивонна вышла, ведя собаку за ошейник, и
робко прошлась по аллее. Немецкий дог шел понурившись. Они снова сели в
машину, и Мейнт, опять перемахнув через дверцу, очутился за рулем. Я был
восхищен его гибкостью.
обалдеет - вот увидите!"
плакать, как маленькая девочка перед выступлением на школьном празднике.
Соревнования начинались в полдень, но он решил выйти заранее, чтоб еще
кое-что уладить: в последний раз проверить, в порядке ли машина, дать
необходимые наставления Ивонне и на всякий случай слегка размяться.
ей надеть: розовый, цвета фуксии, тюрбан или большую соломенную шляпу.
"Тюрбан, дорогая, тюрбан", - раздраженно торопил ее Мейнт. Она была в
белом широком платье. Он - в чесучовом костюме песочного цвета. Я всегда
запоминаю, кто во что одет.
июльского утра мне потом не случалось видеть. Легкий ветерок раскачивал
большой сине-золотой флаг на столбе перед гостиницей. Чей это флаг?
аллеи, ведущей к "Спортингу". Когда громкоговоритель объявит ваш номер и
фамилию, вы должны немедленно предстать перед жюри, восседавшим на террасе
ресторана. Аллея шла под уклон, к круглой площадке, так что судьи видели
каждое выступление от начала и до конца.
происходящее, вплоть до мельчайших подробностей. В особенности выражение
лица Дуду Хендрикса, когда Мейнт будет выполнять свой смертельный номер.
И, если надо, даже записать.
смотровое зеркальце водителя, подкрашивалась. Мейнт, надев странные темные
очки в стальной оправе, промокал платком виски и подбородок. Я гладил пса,
а он глядел на каждого из нас с неизбывной тоской. Мы остановились у самой
ограды теннисного корта, там как раз играли четверо: две женщины и двое
мужчин, - и, желая немного отвлечь Ивонну, я указал ей на одного из
теннисистов, похожего на французского комика Фернанделя. "А что, если это
он и есть?" - подзадоривал я ее. Но она не слушала. От волнения у нее
дрожали руки. Мейнт покашливал, чтобы не обнаруживать беспокойства. Потом
включил радио, и оно заглушило действующий на нервы звук отскакивающих
теннисных мячей. Мы все трое сидели не шелохнувшись и с замиранием сердца
ждали, когда же сообщат о начале конкурса. Наконец громкоговоритель
объявил: "Уважаемых участников соревнований на кубок "Дендиот" просят
приготовиться". И через несколько минут: "Участники номер 1, госпожа и
господин Жан Атмер!" По лицу Мейнта пробежала судорога. Я поцеловал
Ивонну, пожелал ей удачи и в обход направился к ресторану "Спортинга". Я и
сам немного нервничал.
под красно-зелеными зонтиками. Вокруг толпились зрители. Некоторым
посчастливилось занять места за соседними столиками и попивать аперитив,
но большинство смотрело стоя. Все были в пляжных костюмах. Я подобрался
поближе к судьям, следуя указаниям Мейнта, и стал глядеть на них во все
глаза.
произведений (любимых книг моего отца; он мне давал их читать, что я и
делал с большим удовольствием). Фукьер был в панаме с лентой цвета морской
волны. Он опирался подбородком о ладонь правой руки, и на лице его была
написана утонченнейшая усталость. Он скучал. В его возрасте все эти
отдыхающие в бикини и пятнистых купальниках казались людьми с другой
планеты. Не с кем было поговорить об Эмильенне д'Алансон или Ла Гайдара.
Кроме меня, разумеется, если представится случай.
этакий светский лев, скорей всего и есть Дуду Хендрикс. Он без умолку
болтал с сидящими рядом и хохотал. Голубоглазый подвижный здоровяк -
воплощенная пошлость. Брюнетка с очень провинциальными манерами
многозначительно улыбалась чемпиону по лыжному спорту. Кто она? Жена
президента игроков в гольф или президента тех, кто обслуживает туристов?
Мадам Сандоз? Гамонж или Гаманж, киношник, это должно быть, вон тот тип в
роговых очках, одетый по-городскому: в двубортный серый пиджак в тонкую
белую полоску. С трудом припоминаю еще одного субъекта с
серебристо-голубыми завитушками, тоже лет пятидесяти. Он все время
облизывался и держал по ветру не только нос, но даже подбородок, чтобы за
всеми уследить и всех опередить. Кто он? Супрефект? Господин Сандоз? А где
же танцор, Хосе Торрес? Ах, нет, он не приехал.
останавливается посреди круга; женщина в пышном платье с перетянутой
талией выходит из машины с карликовым пуделем на руках. Ее спутник
остается за рулем. Она направляется к жюри. В черных туфельках на
шпильках. Такие обесцвеченные волосы, кажется, нравились экс-королю Египта
Фаруку, о котором так часто рассказывал мой отец (уверявший, что однажды
поцеловал ему руку). Мужчина с кудряшками произнес несколько в нос,
облизывая каждое слово: "Госпожа Жан Атмер!" Бросив на землю
крошку-пуделя, который отряхивается как ни в чем не бывало, она идет, с
грехом пополам подражая походке манекенщиц на подиуме, гордо подняв
голову, ни на кого не глядя. Потом садится в машину. Вялые аплодисменты. Я
заметил, как вытянулось лицо у ее мужа с волосами ежиком. Он дал задний
ход, затем ловко развернулся, видимо из кожи вон лез, чтобы показать, как
он здорово водит машину. Должно быть, он сам натирал "пежо" - вон как
блестит! Я решил, что это молодая супружеская пара, он - инженер, из
довольно обеспеченной семьи, она - из семьи попроще, но оба в отличной
форме. И, по привычке все обставлять с подробностями, я представил себе их
квартирку на углу улицы Доктора Бланша в Отейе.
запомнил. В памяти осталась восточная женщина лет тридцати в сопровождении
рыжего толстяка. Они подъехали в открытом "нэше" цвета морской волны. Она
подошла к жюри, как заводная кукла, и вдруг остановилась. Ее била нервная
дрожь. Застыв, она взглядывала по сторонам, как бы ополоумев. Толстяк в
"нэше" жалобно звал ее: "Моника... Моника...", - словно произносил
заклинание, усмиряющее экзотического дикого зверя. Наконец он сам вылез и
увел ее за руку. Заботливо усадил в машину. Она разрыдалась. Машина резко
стронулась и на повороте чуть не смела жюри. И еще очаровательная
шестидесятилетняя пара, я даже запомнил их имена: Жаки и Тунетта
Ролан-Мишель. Они подъехали на сером "студебеккере" и оба предстали перед
жюри. Она - крупная, рыжеволосая, с энергичным, несколько лошадиным лицом,
в теннисном костюме. Он - невысокого роста, с маленькими усиками и
внушительным носом, с насмешливой улыбкой на губах - типичный француз, по
представлению калифорнийского кинопродюсера. Несомненно, у этих важных
персон были все основания победить, поскольку, когда кудрявый объявил:
"Наши уважаемые Жаки и Тунетта Ролан-Мишель", - несколько членов жюри
(среди них брюнетка и Даниэль Хендрикс) сразу захлопали. А Фукьер даже не
удостоил их взгляда. Они как по команде поклонились. Подтянутые и весьма