касается его, Валленберга, - он в данной ситуации никто,
опрашивающая машина, чья функция с этой минуты завершена.
Осталось лишь написать соответствующий и - как ни крути,
объективный отчет, ибо необъективность всплывет, как только
араб очутится в руках специалистов непосредственно в
Лэнгли".
встретились,произнес Ричард, вставая со стула. - Завтра
увидимся вновь. В девять часов вечера. Если выйдете из отеля
и пройдете где-то полмили влево, увидите автобусный круг.
Там найдете мою машину. В переулке у ювелирного магазина.
Запомнили?
вежливо.
беззвездное небо, словно затянутое пыльной черной шалью, в
дробящееся сияние неисчислимых неоновых огней, которыми
полыхал город, и через считанные минуты уже катили в плотном
потоке автомобилей в сторону трассы, проходящей мимо вилл,
отгораживающих ночную безбрежность теплого, спокойного
залива.
необходимые бумажки, а послезавтра - до свидания Аравия,
привет Америка! Интересно, увижу ли я этого парня вновь, уже
в Вашингтоне? А ведь вполне вероятно..."
качестве сопровождающего лица, а буквально через час по
прибытии ему было предписано продолжить начатую разработку
перебежчика уже на "собственной территории".
детство и юность провел в семье, отличавшейся
добропорядочностью несомненной. Дед, отец папы - большевик с
восемнадцатого революционного года, в прошлом - директор
крупного военного завода; основа семьи - Папа - секретарь
райкома партии коммунистов, достойно традиции деда
продолжал, а мама растила детей - Мишу и Марину,
младшенькую. В семье - согласие, мир и достаток. Два пайка -
дедовский и отцовский, машина персональная, на которой папа
на работу ездил, а мама по магазинам, квартира из четырех
комнат, ведомственные санатории на морском берегу...
трагических восьмидесятых. Миша в ту пору в институте
международных отношений учился, имея непробиваемую бронь от
армии, Марина в институт иностранных языков готовилась, папу
на повышение выдвигали, деда чествовали, наперебой
приглашали в гости к пионерам, мама в хронической эйфории
пребывала, как вдруг - началось!
только она - эйфория?!
говори, знаю, что брезгуешь... И оправдываться не стану,
виновен. А началось-то как? Приходит ко мне начальник
строительного управления и тридцать тысяч в конверте - на
стол. Твое, говорит. Я - на дыбы. А он - спокойно так,
глазом не моргнув: это, мол, за твои резолюции. Можешь,
конечно, ОБХСС вызвать, но только не районный, его я и сам
могу... И учти: резолюции есть, а что ставил их, под чужое
убеждение попав, то - не оправдание. Посадить не посадят, но
низвергнут до нуля. Выбирай. Можешь денежки в урну бросить,
можешь сжечь, дело твое. И деньги твои. Кстати, об ОБХСС. И
не о районном. Там тоже свои. И... там тоже все в порядке. А
белых ворон не любят. Потому их и нет, как понимаю.
Или система виновата? Миша полагал - система.
успеваемостью в институте. И не потому, что папиным
авторитетом он там держался. Уж какие вопросы на сессии
памятной, последней, Мише-отличнику задавали, таких в
программе захочешь - не обнаружишь. И наконец без
предоставления академотпуска - за борт. Далее пошло крушение
за крушением... В месяц сгорела от рака мать, ударилась в
загулы Маринка, начала путаться с заезжей кавказской
публикой по ресторанам, после - с иностранцами...
на молоко и творожные сырки из своей большевисткой пенсии.
Одряхлел дед окончательно, помутнел разумом, хотя к
переменам в семье единственный отнесся философски. Отцовское
падение переживал, конечно, но видел его через призму
собственного опыта, а на памяти деда таких падений, ох,
сколько было... Погоревал и по матери, но и смертей видел
дед много, тоже притупилось... Лишь об одном Михаила
спросил: может, неудобен, а Дом ветеранов партии, говорят,
неплох... Но тут уж Миша без колебаний возразил: и не думай!
Ужас Мишу охватил - любил он деда, дед частью детства был, а
ныне последним родным кусочком прежней жизни оставался,
последним...
сказочно богатого, но в браке продержалась недолго. Муж-
мусульманин воли жене не давал, желал десяток детей и
требовал строгой домашней дисциплины. Разошлись, впрочем,
мирно. Состоятельный супруг оставил беспутной жене квартиру
с мебелью, двадцать тысяч как откуп и спешно бежал к другой,
страшненькой, но благонравной, из своего рода-племени. А
Миша устроился переводчиком в "Интурист". С трудом, за
большую по тем временам взятку, одолженную из сбережений
деда. И познакомился Миша с миром возле "Интуриста" -
валютчиками, фарцой и проститутками, среди которых в один
день узрел и свою сестрицу... Узрел, а ничего в душе не
дрогнуло. Закономерно, видимо, так он и подумал. А если о
нотациях - просто глупо, на себя посмотри.
освоился он в новой среде легко. Начал с импортных сигарет и
шмоток, обретя основательные связи, со службы ушел и -
ударился в спекуляцию дефицитной тогда радиоаппаратурой:
телевизорами, компьютерами, видео и аудио техникой. Деньги
потекли рекой. Гладкой и полноводной. Однако иллюзией
оказалась безмятежность быстрого обогащения. Караулила Мишу
беда. Сбили его на самом гребне спекулятивной удачи, с
предельной ясностью доказали три крупных противозаконных
сделки, и очутился он в камере...
надо любыми способами, любыми... И предложил тогда Миша
гражданам начальникам свои услуги... Многих из преступного
мира он уже знал; знал: кто, как, когда, сколько. И это
касалось не только спекулянтов, валютчиков и проституток.
Знал Миша и воров, рэкитиров, жуликов-кооператоров,
покупавших у него электронику и модное тряпье...
и не заметил никто его отсутствия... Но вышел теперь иным,
далеко не вольным стрелком. Появился у Миши куратор в лице
опера Евгения Дробызгалова, и стал Миша куратора просвещать
по части секретной уголовной хроники... Гешефты Михаила
продолжались уже с гарантией их полной безопасности, ибо
надлежало ему "хранить лицо"; нажитого никто не отбирал, а
Дробызгалов удовлетворялся блоком "Лаки-страйк", импортной
бутылкой или же демонстрацией ему какой-нибудь пикантной
видеопленочки, которую он именовал "веселыми картинками".
Откровенных взяток опер не брал. Но, с другой стороны,
сволочью был Дробызгалов изрядной. Шантажом не брезговал,
хотя подоплека шантажа была примитивненькой: мол, Мишуля,
работай плодотворно, не финти, без утайки чтоб, а то узнают
коллеги твои о тайном лице, скрытом за маской честного
спекулянта, и, Мишуля...
поразило его, что на обложке было выведено чьей-то чужой
пакостной рукой: кличка - "Мордашка".
с угрюмой обидой.
ответ, убирая папку, оставленную на столе, видимо, по
оплошности, в громоздкий сейф. - Спасибо скажи, что "харей"
не назвали или "мурлом" там каким...