по улице из конца в конец.
витрины. Внимание мое привлекает не столько лиможский фарфор, сколько
унылая темно-зеленая дверь безликого здания за перекрестком. Я прохожу
мимо нее до ближайшего переулка и возвращаюсь назад. Еще несколько раз
прохаживаюсь по этому маршруту. Наконец зеленая дверь открывается, и на
улицу выходит сухопарый человек в широком модном плаще бронзового цвета,
словно с чужого плеча. Спешу ему навстречу. Когда я подхожу почти
вплотную, человек узнает меня.
мужчине] Марин...
эмигранта, старого знакомого, так вот он мне сказал, что ты живешь где-то
на этой улице.
сих пор?
было, то прошло. Важно, что теперь мы вместе!
продолжая бессвязно говорить:
случай познакомить тебя с остальными... Эмиль, мой мальчик, если бы ты
только знал, как мне тебя не хватает. Нам с тобой придется изрядно
потрудиться. Но об этом после. Вот оно, кафе... Хозяин, представь себе,
наш, болгарин...
розовым неоном и большими зеркалами за стойкой. Время обеденное, поэтому
здесь людно и шумно. Младенов останавливается у лотерейного автомата при
входе; какой-то мужчина нещадно колотит кулаком по автомату, а другой
наблюдает за ним.
бежали. Это Тони Тенев и Милко Илиев, славные парни, свои люди...
тотчас же снова нажимает на кнопки. Тони проявляет больше радушия, пробует
даже заговорить со мной, но Младенов тащит меня дальше.
персоны, потому что, знакомя меня с ними, Младенов одного называет
господин Димов, другого - господин Кралев. Господин Димов, надо полагать,
важнее всех. Это заметно по его флегматичному виду и скучающему выражению
лица. Он невысок ростом, полный, с бледным, нездорового оттенка лицом.
Кралев - брюнет с мрачной физиономией. У него широкие брови, маслянистые
черные волосы, облепляющие угловатый череп. Он выглядит небритым, хотя
наверняка не меньше двух раз проскреб утром свои щеки. Младенов
представляет меня как одного из столпов антикоммунистической оппозиции,
напоминая при этом, что я тот самый, кто спас ему жизнь. Невзирая на такую
аттестацию, ни Димов, ни Кралев не обращают на меня особого внимания.
Первый равнодушно протягивает мне влажную потную руку, другой же лишь
бегло кивает лоснящейся головой.
веса - одного фамильярно именуют Вороном, другого Ужом. Есть среди них и
дама, пользующаяся по всем признакам благоволением Димова; сидя рядом с
ним, она позволяет себе ласково называть его Борей. На этой женщине
могучего телосложения огненно-красное платье, под стать ее напомаженным
пурпуром губам.
ее Младенов.
предлагает мне место рядом с собой.
ей, хотя от нее разит потом - запах крепких духов не спасает ее.
по меньшей мере бутылку шампанского. - Два пива!
разговор, как приличествует даме.
товаров, цены растут...
сосет конфету. Короткие толстые пальцы играют ключами от машины, среди
которых поблескивает серебряная пластинка с изображенным на ней
скорпионом. Шеф, надо полагать, родился под знаком скорпиона.
что я собрался сказать нечто такое, чего он не отметил.
скорые перемены надеяться не приходится...
Димов, посасывая несуществующую конфету.
намерения делать комплименты, но Эмиль Бобев - один из наиболее способных
наших журналистов. Коммунисты, будь они малость сообразительней, молились
бы на таких, как он, вместо того чтоб увольнять. - Он берет фужер,
поданный ему кельнером, и, чокнувшись со мной, добавляет: - Я полагаю, что
именно такого человека, как Эмиль, и не хватает нашему журналу.
впервые трубным басом отзывается Кралев.
Человек говорит то, что думает. А таким я в сто раз скорее отдам
предпочтение перед теми, которые льстят вам, чтоб выудить лишний франк, а
за спиной показывают язык!
меня дружеской улыбкой. - Я всегда был достаточно прямолинеен, но
хорохориться перед кем бы то ни было мне ни к чему. Да и натерпелся
предостаточно от тамошнего режима - нет нужды доказывать, что я его
ненавижу. Что касается статей, то мы будем писать их в соответствии с
задачами нашей пропаганды. А это вовсе не означает, что собственную
пропаганду следует принимать за чистую монету. Чтобы победить противника,
надо прежде всего иметь реальное представление о его силах.
подобающей твердостью. Эффект такой, какого и следовало ожидать: Кралев
хмурит свои густые брови и смотрит на меня с открытой неприязнью. Зато
Младенов явно приободрен моей уверенностью. Он демонстративно второй раз
чокается со мной и одним духом допивает пиво. Димов занимает среднюю
позицию.
сердечком, чтоб выплюнуть несуществующую конфету. - Мы люди осведомленные,
и нам более или менее знакомо ваше досье. Но именно потому, что нам все
известно, мы и советуем вам не поддаваться пораженческим настроениям. В
Болгарии вы не могли знать того, что мы знаем тут. Потому я и не виню вас.
Недооценивать врага, конечно, легкомысленно, но переоценивать его пагубно.
связку ключей с эмблемой скорпиона, как бы давая понять, что ему больше
нечего добавить.
чтоб страсти окончательно улеглись.
встает.
отсчитывает несколько монет и кладет их на стол.
мне. - Вот тебе моя визитная карточка с адресом. Заходи часиков в шесть,
потолкуем. Нам с тобой придется изрядно потрудиться.
из-под кофе и зеленые бутылки из-под перно. В моем распоряжении более пяти
часов, и я не знаю, чем мне заняться. За большим, окованным медью
прилавком, где торгуют сигаретами, продаются почтовые открытки - цветные
виды Парижа с ярко-голубым небом, ослепительно белыми облаками и
ярко-зелеными автобусами. Это меня наводит на мысль, что и я мог бы
черкнуть несколько открыток друзьям, как делают все порядочные люди,
прибывая на новое место. Купив пять-шесть одинаковых видов Эйфелевой
башни, как наиболее типичных для Парижа, я снова сажусь за уже убранный
стол и начинаю сочинять тексты, обычные для подобных случаев: "Наконец я в
Париже", "Большой привет из Парижа" и тому подобное. Откровенно говоря,
те, кому я посылаю открытки, не такие уж близкие мне друзья, но самый
факт, что я посылаю кому-то открытки, наполняет меня ощущением, что я не
совсем одинок в этом мире.
видимо устав дубасить кулаком по автомату.
Каргалов Вадим
Роллинс Джеймс
Сертаков Виталий
Лондон Джек
Конан-Дойль Артур
Посняков Андрей