рукописи, особенно если тебе двадцать девять и к жажде правды примешано
проклятие честолюбия. Деньги кончились, он жил в долг, с ужасом думая -
где взять денег, чтобы расплатиться с кредиторами. Он пошел в крайне левую
газету.
себя половините. Высказывая правильные вещи о положении в нашем доме, вы
называете русских "кремлевскими диктаторами". Зачем? Вы справедливо
ругаете и госдепартамент, который поддерживает русских фашистов из НТС, и
нашу интеллигенцию, которая спокойно взирает на то, как подкармливают
фашизм, но при этом обвиняете советское искусство в утилитаризме. Вы
хотите стать над проблемой, Стюарт. А люди не терпят судей, они любят
собеседников.
все: и люди, которые шли по улицам тугой безликой массой, и жар, и даже
то, как Сара гремела тарелками на кухне.
девятнадцатый год, но она великолепно работала. Он попробовал
передиктовать ей свои очерки, в чем-то смягчить, что-то спрятать,
пожертвовать мелочами во имя главного. Он читал написанное и приходил в
ярость - на туловище волка баранья шкура не влезала. Он хотел дать все
прочесть Саре, но ее целыми днями не было дома: взяв Уолта, она с утра
уезжала на Лонг Айленд.
будет мешать тебе с мисс Бьюти. Ты так мил с ней, и она смотрит на тебя
влюбленными глазами...
в школе для дефективных, - сказал ему уже после, здесь, журналист Тэдди
Файн. - Только художники стоят над природой и живут в мире созданных ими
же образов. Подруги художников сотворены из обычного человеческого
материала. Умозрительно понять разницу между собой и художником, который
рядом, - удел добрых гениев. Ты гениальных женщин видел? Я - ни разу".
проймами и отбивал ногой ритм. Он ослепительно улыбался залу и пару раз
подмигнул Саре: он заметил ее, хотя они с Эдом сидели в самом темном углу.
голоском, - про девочку, у которой все как у мальчиков, только у нее нет
пиписьки!
кармана несколько фотографий и протянула их Эду. - Самые последние.
нельзя жить вместе из-за детей. А еще противней, когда говорят: "Это его
жена и сын, но он не живет с ними". Через пять лет для меня все будет
кончено, Эд. Через пять лет мне будет сорок.
спросить...
право добровольно уехать - в любое время.
когда она приревновала к нему Бьюти, он разъярился и ушел с утра из дому,
но не в редакцию, а к своим друзьям по колледжу.
тощую рыжую бабу, с которой он тогда спал. Он вернулся домой под утро и
долго мылся в ванной, а наутро сказал Саре:
сущей ерунды. Ему бы промолчать, а он боялся триппера или еще чего-то
после той бабы и не знал, что ему делать, когда наступит ночь и надо будет
влезать в маленькую палатку возле реки. Поэтому он раздраженно ответил ей.
И она тогда сказала:
теперь этого нет, и все летит к черту! И нечего врать друг другу, люди без
этого не могут! Нормальные люди, а не психи! Ты шатаешься целыми днями
черт знает где, а я живу как соломенная вдова! Ты существуешь только самим
собой и только для себя! А тот, кто живет для себя, всегда прикрывается
высокими идеалами!
пещеру. Здесь был "вестибюль" радиоаппаратной. На табуретке сидела
шоколадная женщина - Кемлонг. Она поклонилась монаху, встав с табуретки, и
подошла к Степанову. Их познакомил неделю тому назад редактор газеты Патет
Лао. Кемлонг была красива - поразительной, странной красотой. А ее нежная
застенчивость - и то, как она прикрывала лицо рукой, и то, как, смеясь,
отворачивалась, и то, как она внезапно краснела, замечая на себе взгляд, -
все это делало ее баззащитной, а потому еще более прекрасной. Наверное,
она и не знала, что только слабость делает женщину всесильной. Это,
видимо, жило в ней само по себе. В каждой женщине есть свой дар. Это
словно счастье: если есть - так есть, и уж нет - так нет...
обычные здесь вопросы: они входили в состав простого слова "здравствуй".
Если не задать всех этих обязательных вопросов, можно подумать, что
человек обижен на тебя или совсем не рад встрече.
тихонько засмеялась.
тяжесть звуконепроницаемых дверей, мощность хромированной аппаратуры,
таинственное перемигиванье красных и синих ламп на пультах громкости...
Эта радиостанция в пещере была иной - вместо дверей здесь висели тяжелые
одеяла, видимо домотканые, аппаратура была старой и примитивной, а свет на
нее падал от нескольких керосиновых ламп, поставленных под потолком в ряд
на длинной полке.
босой человек в ватнике и читал военную сводку, помогая себе жестами левой
руки. Когда он перечислял количество оружия, взятого как трофей, голос его
ликующе поднимался. Закончив последние известия, он обернулся, выключил
микрофон и спросил:
веселым, несколько даже игривым голосом:
а трубач отвернулся в сторону, чтобы не заглушать своих товарищей
серебряной пронзительностью звуков, которые он извлекал из маленькой
помятой трубы.
Накладка с этим делом вышла, по-моему".
не доходили помехи во время бомбежек, а курточки на джазистах были
хлопчатобумажные, легкие. Они поэтому особенно яростно притопывали ногами
и быстро передвигались, сменяя друг друга у микрофона. Но, видимо,
постепенно ритм песни захватил их, и они забыли про холод; только