Чтение 9–й страницы книги ~В тупике~

- Семь.

- Владимира не видела?

- Он только что пришел на кухню... Спал на лужайке.

- Напился?

- Только начинает.

- Дай мне халат.

Ей не хотелось одеваться. Она лишь провела гребнем по волосам, почти что
белым у корней и таким редким, что между ними видна была кожа.

- Напомни мне завтра отнести кольцо в банк. Жанна сошла вниз
расслабленной походкой и сама зажгла лампы, так как комнаты уже погружались
в полутьму. Входя в гостиную, она столкнулась со стоявшей там Жожо.

- Ты что тут делала?

Они обе испугались друг друга и с недоверием переглядывались.

- Собиралась отдать письма Дезирэ, чтобы он их отправил...

- Никто не приходил?

Она прошла через буфетную на кухню. Белоснежная кухня была ярко освещена,
и Владимир сидел на столе, рядом стоял стакан.

- Добрый вечер, ребята!

Кухарка пекла пирог. Дворецкий, накинув фартук на жилет, чистил серебро.

- Идешь, Владимир?

У него уже набрякли веки, глаза увлажнились. Она направилась в гостиную и
спросила у него с материнской заботой в голосе:

- Хочешь, съездим куда-нибудь, развлечешься.

- Нет!

- А что ты будешь делать?

- Ничего.

Он боялся, что, выехав с виллы, встретит Блини. Он представлял его себе
на перроне вокзала, в ожидании поезда, идущего неведомо куда.

- Сбить тебе коктейль?

В гостиной был маленький бар. Жожо, смутившись, ушла в соседнюю комнату.
Ковры были потертыми, обивка поблекла, мебель казалась чужой...

- Я тебя никогда не видела таким несчастным, - вздохнула Жанна.

- Я хочу напиться, - сообщил он хрипло. И он пил. Она тоже. Позвали Жожо,
чтобы та завела граммофон, но когда поставили русскую пластинку, Владимир
встал и отключил граммофон так резко, что тот, должно быть, испортился. Во
всяком случае, внутри что-то престранно щелкнуло.

- Ты все думаешь про Блини? А я о той парочке; наверное, ругаются сейчас
друг с другом в вагоне. Так им и надо, пусть не воображают из себя! Дрянь
такая...

- Дрянь... - повторил Владимир. Он уже был пьян, но по нему никогда не
было заметно, что он перепил, - он всегда умел сохранить какое-то
достоинство.

Все вокруг казалось пустым и бесцветным.

- Что ты хочешь вечером на обед?

- Ничего!

- Послушай, Владимир!

- Я сказал - ничего, черт возьми! Долго еще ко мне будут приставать?

- Да что с тобой творится? Я тебя таким никогда не видела.

- Что со мной? Что со мной?

Он внезапно швырнул на пол бутылку джина, и она разлетелась вдребезги.

- Блини не крал бриллианта! - прорычал он и снова застыл в неподвижности.

- Что ты сказал?

- Я сказал... Я сказал...

За неимением джина он взялся за вермут, глотая прямо из горлышка.

- Я сказал, что я сволочь... Я хотел, чтобы Блини уехал... Это я подсунул
кольцо.

- Ox! - вырвалось у Жожо, которая до сих пор молчала.

- Ты уверен? - спросила Жанна, вставая.

- Я ревновал...

- Меня?

- Вообще... Никто не поймет... Теперь он, наверно, на вокзале...

Почему Блини все время виделся ему на скамье, с узел ком, в ожидании
поезда?

- Что надо сделать?

- Откуда мне-то знать?

- Слушай, Владимир... Что если я пошлю ему с Дезирэ немножко денег?

Он пожал плечами.

- Ты хочешь, чтобы я снова его сюда вернула? Он с отчаянием посмотрел на
нее и опять пожал плечами.

- Хотите, я съезжу? - предложила Жожо.

- Правильно, поезжай! Я тебе дам денег... Ты ему скажешь.., скажешь...

- Да он от них не откажется! - заявила Жожо. Пару минут спустя она уже
ехала на машине и везла в сумочке десять тысяч франков. Жанна подсела к
Владимиру на диван.

- Ну, теперь скажи правду... Почему ты ревновал?

- Просто так!

- Сознайся, не меня ты ревновал...

- Оставь меня в покое!

- Я ведь тебя знаю, будто сама тебя сделала на заказ! Сознайся, ты ведь
подбирался к моей дочери...

- Нет!

- Стервец!

Она это сказала беззлобно, скорее, ласково.

- Не могу я на тебя сердиться, я ведь тоже способна на то же самое, что и
ты. Ты Эдну утром видел? - Жанна истерически рассмеялась.

- Она у меня зажигалку сперла... Давно уж на нее глаз положила. Я у Жожо
тоже кое-что нашла, да ничего не сказала...

- Что нашла?

- А тебе не все равно? Я ей все-таки ничего не скажу. Она дура! Способна
прикарманить пять тысяч и сказать, что все отдала Блини... Я-то думала, ты с
ним дружишь...

Пауза. Она отпила глоток.

- Нет, ты совсем такой, как я. Ну скажи, разве у тебя есть друзья?

Жанна уже растрогалась; она могла очень много выпить, но с первых же
рюмок принималась хныкать.

- Может, ты и прав... Уж очень он хорошо ладил с моей дочерью...

Потом она погрузилась в размышления; видно, припомнила сцену на палубе.

- Ну, ты все-таки порядочный негодяй! Скажи, ты здорово мучаешься
теперь?

Жанна высморкалась. Какое-то время они сидели молча. Потом Владимир
вскочил как ужаленный. Он нервничал, оттого что Жожо долго не возвращалась.
Наконец она появилась.

- Ну что?

- Уехал...

- Куда?

- Элен не знает. Дневным поездом.

- Каким?

- Не знает она. Вот деньги.

- Положи сюда. А что моя дочь делает?

- Ничего. Собирается сойти с яхты, поесть у Полита. Владимир резко
спросил:

- Вы ей сказали?

- Нет! Нет! - горячо возразила Жожо, чувствуя, что он вот-вот взорвется.

Он посмотрел ей прямо в глаза, чтобы убедиться, что она не лжет.

- Может, поужинаем, - зевнула Жанна. - Кажется, я видела, как пирог
пекли...

Глава 4

Настала Пасха. С шести часов утра, под торжествующими, как фанфары,
солнечными лучами, машины привозили из Тулона и Марселя рыболовов-любителей,
которые перекусывали на террасе "У Полита", а затем отправлялись на захват
всех скал, какие только имелись на мысе Антиб. За ними тащились женщины и
детишки в соломенных шляпах. Трезвонили колокола. Всевозможные лодочки,
ялики, плоскодонки, парусники, величиной в несколько метров, похожие на
игрушки, которые почти что весь год стоят в порту без хозяина, теперь этого
хозяина дождались, а то даже нескольких. Тарахтя, заводились моторы. В
неподвижный воздух поднимались паруса. Небо и море сливались в едином
сиянии, и два самолета, Бог знает почему, без конца описывали круги над
заливом и то снижались, гремя моторами, чуть не до самой воды, то снова
взлетали и снова кружили над заливом.

Владимир, усевшись в привычный уголок, угрюмо ел анчоусы со сливками,
запивая розовым вином, в то время как Полит деловито сновал туда-сюда, а
Лили украдкой поглядывала на Владимира. На ней, как всегда, было черное
платье с белым передником, но Владимир обратил внимание, что в это утро она,
впервые в этом году, была без чулок. Он даже заметил, что кожа у нее на
ногах очень гладкая, тонкая и чистая.

Заметил - и все тут. И уже отвел глаза. Лили было семнадцать -
восемнадцать лет, у нее было забавное личико и соблазнительное тело. Все
посетители заигрывали с ней. А она вздыхала по Владимиру, хотя он был
единственный, кто, казалось, вообще не воспринимал ее как женщину.

Какая-то марсельская семья завладела соседним с ним столиком. Сперва он
рассматривал этих людей, как рассматривают некий странный феномен, -
огромную женщину в розовом шелку, ее мужа, которого Владимир почему-то счел
слесарем-водопроводчиком, зятя, малышек, - потом, словно не выдержав, молча
встал и направился к яхте своей обычной ленивой походкой.

А колокола все звонили да звонили. Даже голубой свод небесный казался
колоколом, под которым с неистовым жужжанием носились два самолета. Владимир
мимоходом увидел, что Элен уже встала и готовит кофе на плитке, поставленной
на столик в салоне. Она была полностью одета. Он вообще ни разу не видел ее