каминной полки висели чашки, образуя своего рода гирлянду. Чашек таких
теперь уже было не найти - необычной формы, с раскрашенными от руки
жанровыми сценками, вернее одной и той же сценкой: перед низким
деревенским домиком катаются на снегу дети.
когда они построили дом, и сама же подвесила их так, как они теперь
висели, - чтобы было повеселее, как она говорила.
пользовались.
было шесть. Матильда проследила за его взглядом и поняла. Первую чашку
разбил однажды вечером он сам, когда помогал ей мыть посуду. Он отметил
это, и как вспомнил - удивился: столько утекло времени!
палкой от швабры разбила еще одну, то это оказалась самая бледная чашка,
которой никогда не пользовались.
делал это, когда находил чтонибудь, что принадлежало другому или чем
другой пользовался, подойдет к камину, возьмет четыре чашки и, ни слова
не говоря, бросит их в мусорный ящик.
на место и опять заработал челюстями, избегая смотреть на камин. Может
быть, именно это послужило причиной того, что Матильда перестала
беспокоиться, и он даже немного разозлился: почему она больше не
приходит в панику от его неожиданных выходок. Да и она кое-что сказала
из ряда вон выходящее. Когда он выходил, сестра спросила:
Может быть, она даже точно знала, куда он едет.
воздух был чист, и мир казался пустынным.
естественным катить по асфальтовой дороге, гладкой, как слюда или
серебряное полотно - посреди красивая белая полоса и таблички, на
которых вместо названий были номера.
повернули налево и взяли чуть выше по отрогу Скалистых гор. Тусон
скрылся из виду, его заслонили высокие горы. Но мало-помалу, по мере
того как приближались к Санбурну, Джон начинал узнавать знакомый ему
пейзаж - эту гигантскую равнину, точнее - плато, которое отсюда казалось
круглым, как тарелка без единой трещины, со всех сторон его окружали
горы, которые солнце окрашивало во всю гамму цветов - от синего до
красного или розового.
подвешенная в пространстве из чистого хрусталя? Раньше, когда он
оказывался тут, у него перехватывало горло. Он искал и не находил, как
туда попасть. На какое-то мгновение он задумался, каким же образом он
попадал в этот небесный цирк.
препятствию - можно было увидеть, что препятствие это отступает, затем
открывает в себе проход, и он с удивлением обнаруживал, что продолжает
ехать по равнине.
волны прибоя, катились люди - одни останавливались на обочине, чтобы
построить тут свое ранчо, а другие карабкались по утесам, вгрызались в
гору киркой или взрывали ее динамитом, чтобы найти в ее недрах медь или
серебро.
воспоминания - это снег, туман или дождь. Правда, и там случался летом
зной.
вишневыми деревьями, и мальчишки, которые карабкаются на них и набивают
себе животы уже поклеванными птицами плодами.
головой, расстилалась пустыня с двурогими кактусами, которые часто
принимали форму старинных индейских скульптур, присваивая себе внешность
варварских богов.
ощущение хаоса, выжженной покрасневшей земли, изъеденной палящим солнцем
как песок.
больше не вернулся. И тем не менее затруднялся сказать, что именно он
тут любил.
небоскребами и аэропортами? Да он на него и внимания не обращал и знал
еле-еле.
с тысячами людишек, съехавшихся отовсюду - они цеплялись за землю, за
горы или за равнину, убивали друг друга в случае необходимости для того,
чтобы не покидать эти земли.
тоже. Тем не менее молчание не тяготило их, они не чувствовали, что
молчат: черное и светлое сомбреро кое-где вместе наклонялись, чтобы
выглянуть в окошко. Дженкинс жевал свою резинку, Джон - кончик сигары -
и так продолжалось целые мили, чувство общности, возникшее между ними
обоими, было настолько сильно, что, когда машина неожиданно
остановилась, они стыдливо вышли каждый со своей стороны и можно было
подумать, что они избегают смотреть друг на друга.
огромной надписи, белых загородок, какого-то сарая, набитого
размалеванными, как на сельском празднике, вещами.
на самом солнцепеке и не тронулся с места. Кэли Джон, который лет
двадцать в Санбурне не был, нахмурился и с агрессивной подозрительностью
взглянул на хозяина сараюхи, - маленького толстяка с кирпичным лицом,
одетого, как в кино, - он им рукой показал на ограду. Там был турникет,
ящик вверху ограды для пожертвований посетителей.
этих местах людей, то, что теперь называют Boothill graveyard.
их свозили сюда понемногу отовсюду, потому что в те времена, когда они
были убиты, убийца ограничивался тем, что хоронил свою жертву на месте
преступления, и не для того, чтобы скрыть его, а для приличия.
разные имена, известные и незнакомые, включая имена убитых женщин и
детей, целых семей, уничтоженных апачами.
откуда сбегали тропы, по обочинам которых индейцы устраивали свои
засады.
восстановлено. Апачи еще тут жили, но уроки, которые преподали им
шахтеры и ковбои, лишили их былой агрессивности.
револьверных выстрелов, судов линча, карательных экспедиций, но это
совсем не было похоже на то, что некоторые называли тогда "прекрасными
временами".
уже стать по большей части значительными людьми и ходили в черных
рединготах, светлых брюках и широкополых шляпах а-ля Дикий Запад. Они
снова оказались перед его внутренним взором, они сидели за столом для
фараона или рулетки у Малыша Гарри, не за теми столами, где затевали
потасовки пьяные или еще не совсем пьяные шахтеры, а за теми, что
оставляли для них специально и где золотые доллары возвышались перед
каждым ровными стопочками.
последней могиле имя китайца, который был отцом его китайца, Чайна Кинга
- отец его долго держал маленький ресторанчик на открытом воздухе.
кладбищенским сторожем, презрительно взглянув на фотографии мертвецов и
повешенных, которые тот ему предлагал.
этих десяти тысяч. Повсюду были улицы, шахты, салуны, театр; вдоль улиц,
по краям которых стояли деревянные дома или дома из необожженного
кирпича, беспрестанно сновали всадники.
совсем маленьким, очень чистым, с одноэтажными домами, выкрашенными в
белый цвет, и островками зелени.
неясной поэтической полудреме, он без колебания ответил бы: "За
правдой".
Правдой о пуле, которую он получил в руку? О человеке, с которым они
Куликов Роман
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Афанасьев Роман
Сертаков Виталий