Чтение 9–й страницы книги ~Сын Тарзана~

клык.

Убедившись, что шейх ушел, девочка пробралась в тень шалаша и прижала
Джику к груди. Все ее тело вздрагивало от горьких рыданий. Она не смела
плакать громко, так как боялась, что ее услышит отец. Не одна только
физическая боль жгла ее сердце, но и другая боль, тоска по любви, которой
она никогда не знала.

Маленькая Мериэм не помнила другой жизни. Она знала только бесконечную
жестокость шейха и Мабуну. Смутно, в глубине своей детской души, она хранила
слабое воспоминание о милой, нежной маме; но Мериэм иногда казалось, что это
не воспоминание действительной жизни, а сон, в котором воплотилась ее
страстная жажда материнской нежности и ласки...

Сама она была лишена материнских забот, но зато щедро расточала их
своей Джике. Джика была ужасно избалованным ребенком. Маленькая мама Джики
не следовала примеру своего отца и своей няньки: она воспитывала Джику с
изумительной кротостью и снисходительностью. Джика получала тысячу поцелуев
в день. Иногда Джика вела себя скверно, но маленькая мама никогда не
наказывала ее. Мериэм любила и ласкала свою дочку, потому что ей самой так
недоставало любви!..

Она крепче прижала Джику к груди, и ее рыдания постепенно стихали.
Немного успокоившись, она стала изливать свое горе своему единственному
другу.

-- Джика любит Мериэм, -- шептала девочка. --Но за что шейх, отец мой,
не любит меня? Разве я веду себя дурно? Я стараюсь быть хорошей! Я не знаю,
за что он бьет меня. Сейчас он ударил меня очень больно, Джика, но я ничего
не сделала плохого, я только сидела перед палаткой и шила тебе юбочку.
Наверное, шить нехорошо, потому что он побил меня за это. Но что же здесь
плохого? О, милая моя! Я не понимаю, я не знаю, Джика, я так хотела бы
умереть! Вчера охотники принесли убитого эль-Адреа [льва]. Эль-Адреа умер.
Никогда больше не будет он тихо подкрадываться к беззащитным зверям. Никогда
больше не будет его огромная косматая голова наводить ужас на мирно
пасущихся животных. Никогда больше не будет его громовой голос потрясать
землю. Эль-Адреа умер. Охотники больно колотили его, когда принесли в
деревню, но ему было все равно. Он не чувствовал боли, потому что он умер.
Когда я умру, Джика, я тоже не буду чувствовать щипков Мабуну и пинков моего
отца, шейха. Тогда я буду счастлива. О Джика, как я хочу умереть!

Быть может, Джика хотела сказать что-нибудь утешительное своей
маленькой маме, но ее намерению не суждено было осуществиться, потому что у
деревенских ворот вдруг раздались громкие сердитые голоса. Мериэм
прислушалась. Она была любопытна, как все дети, и ей очень хотелось побежать
к воротам и узнать, в чем дело. Деревенские жители уже бежали туда. Но
Мериэм не решилась пойти вместе с ними. Шейх, наверное, там, он увидит ее и
опять побьет. Мериэм стала прислушиваться, не двигаясь с места.

Она услышала, что толпа движется к палатке шейха. Девочка осторожно
высунулась из палатки. Ей так хотелось узнать, что случилось! Деревенская
жизнь протекала однообразно, и Мериэм не имела никаких развлечений.

Она увидела двух белых людей. Их было только двое, но Мериэм слышала,
как они говорили окружающим их туземцам, что они приехали с большим
караваном, который расположился невдалеке от деревни. Белые хотели
поговорить с шейхом.

Старый араб встретил их у входа в палатку. Его глаза сердито сверкали,
когда он вышел к гостям. Хозяин и гости обменялись приветствиями. Белые
сказали, что хотели бы купить слоновой кости. Шейх насупился. Нет у него
слоновой кости! Мериэм удивилась. Она знала, что соседняя хижина почти
доверху набита клыками слонов. Девочка высунулась из палатки, чтобы лучше
разглядеть посетителей. Какая у них белая кожа! Какие светлые бороды!

Один из белых неожиданно глянул в ту сторону, где сидела Мериэм. Она
хотела спрятаться, потому что она боялась всех на свете, но было уже поздно,
белый увидел ее. Мериэм заметила, что в его взгляде выразилось
необыкновенное удивление. Шейх тоже заметил удивление белого.

-- Нет у меня слоновой кости, -- повторил он. -- Я не торгую. Уходите!
Убирайтесь!

Они вышли из палатки, и шейх стал подталкивать белых по направлению к
воротам. Белые не знали, что им делать, а шейх непрерывно осыпал их бранью.
Сопротивляться было безрассудно, а потому белые люди ушли из деревни и
быстрыми шагами направились к стоянке своего каравана.

Шейх вернулся в палатку... Он бросился к маленькой Мериэм, которая
лежала, прижавшись к стене из козлиной кожи. Мериэм затрепетала. Шейх
нагнулся, схватил ее за руку, протащил до своей палатки и сильным ударом
втолкнул девочку внутрь. Сам он тоже вошел в палатку, опять схватил Мериэм и
стал жестоко колотить ее.

-- Не смей выходить из палатки! -- рычал он. -- Если ты еще раз
покажешься на глаза чужестранцам, я тебя убью!

Сильным пинком ноги он отбросил ее в дальний угол. Мериэм плакала, а
шейх расхаживал взад и вперед и что-то шептал себе под нос. У входа сидела
Мабуну, бормоча и посмеиваясь.

В лагере чужестранцев один говорил другому:

-- В этом нет сомнения, Мальбин!

-- Ни малейшего, -- отвечал его товарищ. -- Но я одного не могу понять:
почему этот старый негодяй не потребовал выкупа?

-- Есть нечто более дорогое сердцу араба, чем деньги, Иенсен, -- сказал
первый. -- Это -- месть.

-- Возможно, -- ответил Иенсен. -- Но все-таки нужно начать с денег.

Мальбин покачал головой.

-- Шейха не подкупишь, -- сказал он. -- Можно подкупить кого-нибудь из
его людей, но сам шейх никогда не променяет мести на золото. Если мы сейчас
предложим ему денег, мы только подтвердим те подозрения, которые возбудили в
нем, когда разговаривали у палатки. А тогда -- наше счастье, если удастся
унести головы!

-- Что ж, попробуем подкупить другого, -- согласился Иенсен.

Но их замысел потерпел жестокое крушение. Много дней пришлось им стоять
лагерем вблизи поселка, прежде чем удалось подкупить низкорослого, старого
негра, вождя туземных войск шейха; тот соблазнился презренным металлом,
потому что жил на берегу и знал великое могущество денег. Он обещал поздно
ночью привести им ребенка.

Чуть только стемнело, двое белых отдали приказание собираться в дорогу.
К полуночи все было готово. Носильщики прилегли у своей клади, готовые в
любую минуту взвалить ее на плечи и двинуться в путь. Вооруженные аскари
прятались в кустах между лагерем и арабской деревней; они должны были
прикрывать караван, когда черный вождь принесет их господам то, чего они
ждут, и караван двинется.

На тропинке, ведущей от деревни к лагерю, раздались шаги. Дозорные
аскари подняли тревогу; белые насторожились. Они ожидали одного человека, а
к ним шли двое. Иенсен сделал несколько шагов вперед и спросил приглушенным
шепотом:

-- Кто идет?

-- Мбида! -- был ответ.

Так звали подкупленного негра. Иенсен успокоился, но затем его охватило
сомнение: зачем Мбида привел с собой еще другого? И вдруг он понял. То, что
принесли эти люди, лежало на длинных носилках. Иенсен разразился
проклятиями. Неужели этот осел доставил им мертвое тело? Ему было заплачено
за живого ребенка!

Носилки остановились перед белыми людьми.

-- Получайте свою покупку! -- сказал один из пришедших. Они спустили
носилки на землю, повернулись и быстро исчезли в темноте ночи.

Мальбин взглянул на Иенсена, и кривая улыбка исказила его губы. То, что
лежало на носилках, было покрыто лоскутом материи.

-- Ну, что же? -- насмехался Мальбин. -- Сними покрывало и полюбуйся на
свою покупочку. Хорошие деньги мы выручим за мертвое тело, особенно после
того, как потаскаем его шесть месяцев по пустыне под горячим солнцем!

-- Кто же мог знать, что этот болван доставит девчонку мертвой? --
проворчал Мальбин. Он отвернул уголок покрывала, а потом сорвал его совсем.

Взглянув на то, что было под покрывалом, они с проклятиями отскочили от
носилок: перед ними лежало мертвое тело неверного Мбиды.

Через пять минут верблюды Иенсена и Мальбина мчались во весь опор к
западу, а за ними неслись взволнованные аскари, готовясь защищать караван от
ожидаемого каждую минуту нападения арабов.

В ДЖУНГЛЯХ

На всю жизнь запомнил сын Тарзана первую ночь, проведенную им в
джунглях. Лютые звери не грозили ему ужасной смертью; кровожадные дикари ни
разу не выглянули из-за деревьев. Впрочем, может быть, были и звери, и
дикари, но мальчик был так углублен в свое отчаяние и в свои тяжелые мысли,
что все равно не заметил бы их.

Он думал о своей несчастной маме; сознание огромной вины перед
родителями заставляло его невыносимо страдать. Американца ему не было жалко:
вор заслужил наказание. Но Джек с ужасом думал о том, что все его планы
расстроены теперь убийством Шендона. Теперь ему не вернуться домой! Ужас
перед жестоким судом дикарей, о котором он читал в захватывающих, но
фантастических рассказах, заставил его бежать без оглядки в джунгли. Но не
только за себя он боялся: он боялся доставить своим родителям новое горе и
опорочить их честное имя в позорном судебном процессе.

Когда наступило утро, мальчик немного приободрился. Проснулось солнце и
вместе с ним в груди у Джека проснулась новая надежда. Он может другим путем
вернуться в цивилизованный мир. Кто же сможет догадаться, что он имеет
какое-нибудь отношение к убийству незнакомца, в крошечной гостинице на
далеком диком берегу?

Мальчик сидел на суку, прижавшись к обезьяне; он не спал почти всю
ночь; он совсем продрог. Тонкое белье не защищало его от сырости джунглей.
Лохматый бок его друга был его единственной защитой. Как он обрадовался
рассвету, сулившему столько тепла, как благословлял он солнце, целителя всех