недобрым огнем.
этому поводу думает Тэн. И хотя он знал ответ с точностью до волоска, но
ведь даже на этом волоске может повиснуть целая телега, груженая всякими
новыми обстоятельствами.
близок к тому, чтобы понять, кто на Медовом Берегу заправляет этими шар...
шар... (как уже успел заметить Эгин, слово "шардевкатран" с первого раза
давалось далеко не всем) этими выползками! -- нашелся Тэн, но вмиг скис и
смущенно опустил глаза.
собственно, умудрилась?" Вот, что мог бы сказать на это Эгин. Но он сказал
не так и не эдак.
друг мой, было бы вспоминать об этом сейчас. Сейчас, когда все равно ничего
не докажешь, а добрые отношения с Аютом стоят дороже лежалой истины. Да и
вообще -- победителей не судят, -- добавил он себе и Люспене в оправдание.
Все-таки, она была славной, обходительной и очень неглупой, а это большая
редкость среди женщин.
бы он мог неслышно и невидимо проникнуть в каюты "Лепестка Персика".
фраза, те же самые слова произнесла княжна Сайла, сидевшая на краю
неохватного ложа, занимавшего половину гостевой каюты. На этом ложе вполне
могли бы разместиться на ночлег семеро гвардейских офицеров вместе со своими
лошадьми. У Сайлы, правда, были на это ложе другие виды.
(Сайла говорила "бледненький"), шипя, словно аспид, распекал ее за
самодеятельность и самонадеянность. Конечно, когда она, не посоветовавшись с
ним, отдала Аюту Медовый Берег в обмен на помощь и "Лепесток Персика" -- то
была самодеятельность. Но когда она явилась на Медовый Берег вместе с
"девочками" -- так Сайла называла теперь Вирин и ее соратниц, -- это уже
была самонадеянность. Но ведь она, Сайла, в конце-концов княжна и имеет
право на любую самодеятельность!
следует проучить зарвавшуюся Сайлу при случае. Хорошие дела -- потерять
Медовый Берег! Не то чтобы уж он так важен, но что может быть важнее
принципов?
взгляд неподкупного и серьезно настроенного судьи. "Но ведь победителей не
судят!" -- в отчаянии молит Сайла и Лагха наконец расцветает в улыбке. О
такой мечтает каждый столичный любезник, потому что это единственное оружие,
которое разит без промаха и горничных, и цариц.
деревянная колода разошлась надвое под его "облачным" клинком. Собравшиеся
вокруг горцы издали одобрительный ор, вздымая ввысь свои приспособления для
перерубания надвое трухлявых колод.
перегаром Тэн окс Найра. Поначалу он немного сердился на Эгина из-за того,
что его судьбоносные откровения касательно Люспены нисколько аррума не
впечатлили. Но, к счастью, скоро отошел.
размышляя о том, что сколько ратных подвигов горцы не соверши, а меч для них
все равно остается в первую очередь приспособлением для колки дров и
разделки туш. Он был готов побиться об заклад, что ни одному варанцу не
придет в голову пробовать "облачный" клинок на крепость на деревянной
колоде. А вот горцам -- пожалуйста. И все-таки, это очень приятно --
сдержать обещание. В первую очередь потому, что такая приятность случается
крайне редко. Непосредственная, детская радость, в волнах которой купались
получившие обещанные диковинки горцы, напомнила Эгину о Кухе. А Кух, в свою
очередь, об Авелире, о еще одном данном обещании, сдержать которое будет,
пожалуй, сложнее, чем любое другое из тех, какие приходилось ему давать в
своей жизни.
ветру. Все до единого.
Персика" он попросил у Лагхи отставку. А Лагха отпустил его, даже не спросив
о причинах столь необычного решения. То ли он в самом деле умнее всех
живущих и ему впрямь куда лучше Эгина известны все причины и все следствия в
пестром клубке происходящих событий. То ли ему не интересны причины и
следствия из его, Эгина, клубка. То ли он рад тому, что Эгин решил все
именно так. То ли не рад.
если он не рад, должен был зарубить Эгина на месте, ибо нет такой традиции
-- молодым аррумам уходить в отставку. По хорошим делам, за одну такую
просьбу офицера ожидало Жерло Серебряной Чистоты.
запел женский голосок, подернутый рябью смущения.
до гроба останется гиазиром тайным советником.
эти торжества, описи, довыяснения, похороны и отчеты), что ни ее, ни Сорго
он просто не замечал. А может, не хотел замечать.
расправила подол платья. Покраснела еще гуще. И продолжала молчать. Эгин
тоже молчал. Наверное потому, что сказать ему было ровным счетом нечего. А
беседовать о погоде с симпатичными девушками он как-то не привык. Когда
пауза, словно на дрожжах, выросла до невероятных, можно сказать, неприличных
размеров, Лорма наконец заговорила.
губки.
сердиться? Но наконец сообразил. Он должен бы сердиться на нее из-за Сорго.
За то, что она один раз "спала" с ним, с Эгином, а потом стала "спать" с
Сорго. Как в авантюре со смачным мордобитием за сценой и криками "Ты
изменила мне, о бессердечная!" Эгин едва удержался от хохота.
рукой сняло. И смущение тоже. -- Тогда в полнолуние свадьба, мы
приглашаем... Вы понимаете, советник, когда я поближе узнала Сорго, я сразу
почувствовала, что готова на все ради него и любви к нему. Он такой
образованный! -- неподдельному восторгу Лормы Гутулан, кажется, и впрямь не
было пределов.
терпения, ослабил пояс и отвалился на спинку скамьи. На свадебном пиру он,
несмотря на весь свой пресловутый аррумский опыт, присутствовал первый раз в
жизни. А терпение было отнюдь не лишним, ибо жених, то есть Сорго, как раз
взбирался на стол. Чтобы прочесть запев из своей новой оды "Погубление
Погубителей". Зная пристрастия Сорго, Эгин был уверен, что ближайшие полчаса
можно смело вычеркнуть из жизни. По крайней мере, таким ценителям
героической поэзии, к каким он себя причислял.
погреба бутыль вина, Вица. Остальные с большим энтузиазмом подхватили.
Всеобщее свадебное веселье уже вошло в ту стадию, когда всем все равно что,
кто и зачем делает. Лишь бы весело.
противоположном краю стола Эгин заметил того самого плешивого пастуха,
который в конце весны надеялся разжиться золотишком из отрезанной руки
Гларта. Надо же. Уцелел.
Ваю. Там его посадили в голодную яму, из которой его вынули, оказывается,
сердобольные соплеменники. Вынули перед самым бегством из Ваи. Благодаря
строгости Эгина, пастух, как особо важный преступник, был спасен Вицей
впереди всех. А теперь, когда сбежавшие из Ваи жители вновь возвратились на
Медовый Берег, заручившись милостивым разрешением аютцев селиться там до
конца срока аренды, он возвратился вместе со всеми. Только никому уже не
было дела до его шутейно-серьезного преступления в уезде, пережившем
неистовство девкатры, подземные игрища шардевкатранов, разгул костеруких и
всю остальную неразбериху.
назад, словно цирковой акробат, который вот-вот поймает губами падающую
из-под самого купола грушу.
про "Шилолову мать", кажется, было? Или он снова ослышался? Но переспросить
не было никакой возможности, ибо за столом царила такая густая тишина, какую
нечасто встретишь и в родовых склепах. Чувствовалось, что Сорго удалось не
на шутку тронуть сердца слушателей и если кто-то сейчас осмелится задать
хоть один вопрос, его наверняка зашикают как мужлана и невежу.
набегали пьяные, радостные слезы, которые она не находила нужным утирать. Ее
мамаша, переодевшаяся по такому случаю в варанское платье, Сестра Большой
Пчелы, "барыня Хена", сидела по левую руку от нее с блаженнейшим выражением
лица, какое, наверное, бывает у просветленных горцев, достигших страны
Страны Обильной Еды, за которой будет только еще больше счастья, а потом еще
Максимов Альберт
Володихин Дмитрий
Херберт Фрэнк
Доценко Виктор
Пехов Алексей
Шилова Юлия