болтался на ремне и больно бил хозяина по боку.
Старики расселись на скамьях вдоль стен, одобрительно смотрели на
танцующую молодежь. Такую свадьбу они видели впервые.
Совсем прослезились старики, когда Лена Петушкова, первая красавица в
деревне, подняла над головой белый кружевной платочек и пошла в задорной
русской пляске.
Гремел оркестр. По широкому кругу плыла тоненькая, стройная девушка, и
сотни радостных глаз следили за каждым ее движением.
- Ну, что скажешь, Анна Егоровна? - спросил Васютин, подсаживаясь к ней. -
Тебе хотелось свадьбу сыграть, чтобы вышло "не хуже, чем у людей" Может,
грешным делом, старинку вспомнила, как тогда свадьбы играли?..
- Не понимаю я, Никифор Карпович, к чему такое сравнение. Два дела разных.
- Не согласен. Умели русские люди по-настоящему торжественно отмечать
такой день затем, чтобы всю жизнь его помнить. Как приятно смотреть на белое
платье невесты! Нужны и тройки, и машины с гостями, подарки и вино. Мы иной
раз и сами не знаем, как праздновать советскую свадьбу, она часто
превращается у нас в скучную процедуру, вроде заполнения анкет, после чего
следует наспех собранный ужин: Такое сразу забудешь.
- Еще бы, - согласилась Анна Егоровна, наблюдая за танцами. - Ну, наши не
позабудут, коли для них весь народ старался. Я одного боюсь, Никифор
Карпович, - с легкой улыбкой повернулась она к Васютину: - прознают соседние
женихи, как у нас тут свадьбы в Девичьей поляне играют, разберут всех наших
девчат. Колхоз начисто разорится. Ни денег, ни работниц!
:Тройка с молодыми мчалась по Комсомольской улице.
Горела маленькими лампочками дуга.
Сквозь нее увидела Ольга освещенные окна своего нового дома.
У самого крыльца хозяев встречал вылепленный из снега большой медведь. Он
поднимал, будто хрустальный, ледяной бокал.
Под ним висел светящийся транспарант: "Добро пожаловать! За ваше счастье!"
Переступая порог, Ольга твердо знала, что счастье будет!
ГЛАВА 4
ЧЕРЕЗ ТРИ ГОДА
День за днем спускались дни,
и снова густела тьма ночная.
В. Маяковский
За эти три года главные организаторы филиала ОКБ в московском институте
никак не могли выбрать время для того, чтобы приехать к своим друзьям, в
колхоз "Путь к коммунизму".
Летом или осенью кто-нибудь из институтских ребят непременно проводил свой
отпуск в этом колхозе. Багрецов и Бабкин с завистью слушали рассказы
товарищей о том, как их встречали в Девичьей поляне. С благодарностью
принимали техники приветы от Никифора Карповича и Анны Егоровны, устраивали
совместные заседания, записанные на пленку, слушали голоса друзей,
поздравляли их с успехами, обещали приехать. Но то болезнь Вадима, то
длительная командировки на один из островов в Тихом океане, где техники
устанавливали автоматическую радиометеостанцию, никак не давали им
осуществить свою давнишнюю мечту.
Правда, за эти три года, прошедшие с того памятного лета, когда они искали
подземную реку, Вадим и Тимофей виделись с Ольгой и Копытиным. Колхозный
строитель приезжал в Москву в Архитектурный институт. Упрямый парень никак
не мог согласиться с типовыми проектами колхозных домов, которые
разрабатывали московские архитекторы. Он доказывал необходимость многих
изменений. Мощное объединение из нескольких колхозов теперь уже могло
строить настоящие городские дома с полным комфортом.
Однажды Вадим совсем случайно узнал о приезде в Москву Стеши. Модница
выбирала себе шляпу в "Доме моделей", а покорный Бабкин мерз, ожидая ее у
витрины магазина, где его и встретил Вадим.
Потом целую неделю Вадим не мог повидаться ни с Антошечкиной, ни с
Тимофеем. По каким улицам Москвы, по каким музеям они бродили - неизвестно.
Бабкин не любил распространяться об этом.
Приезжала в Москву и Анна Егоровна. Ее вызвали на какое-то совещание.
Никифор Карпович прилетал в командировку. Не так давно его избрали
секретарем райкома. Он перебрался из Девичьей поляны в город, дел стало еще
больше. Но комсомольцы видели его довольно часто либо на своих опытных
делянках, либо у себя в новом клубе, где несколько комнат занимала ОКБ.
Встречи в Москве были очень радостны. Говорить можно до утра и не
наговориться! Но и Бабкин и Вадим не довольствовались рассказами о Девичьей
поляне, им не терпелось все увидеть своими глазами! И этот день настал:
Еще из окна вагона, когда поезд подъезжал к станции, Багрецов увидел
голубую "Победу" с высоким, не совсем обычным прутом антенны. Склонившись
над рулем, подремывал совсем юный шофер, паренек лет шестнадцати. На голове
его сияла вышитая золотом тюбетейка.
С чемоданами, не дожидаясь, пока поезд совсем остановится, спрыгнули наши
друзья на потемневшие от сырости доски платформы. Солнце только еще вставало
и лениво ощупывало длинными лучами голубовато-серую крышу станционного
домика.
- Москвичи? - деловито спросил шофер, щуря заспанные глаза. Он не узнал
техников, что приезжали в Девичью поляну три года тому назад. Стоят перед
ним какие-то ребята. Один в белом плаще, другой в белой фуражке и белой
гимнастерке. Мало ли их перебывало в колхозе!
Распахнув дверцу, шофер небрежным жестом пригласил друзей в машину.
- Тимка, смотри! - восторженно крикнул Багрецов, высовываясь в окно. -
Дорога-то какая! Асфальт, будто на улице Горького.
Шофер презрительно покосился на москвича. Много он понимает в дорогах!
Узкая, простору нету. На такой не "погазуешь"!
А дорога текла, как голубая река. Туман клубился над ней, утренний,
прозрачный. День должен быть жарким, таким же, как и три года тому назад,
когда Багрецов и Бабкин впервые появились в здешнем колхозе. И это лето
такое же засушливое, как тогда. Но стоят высокие хлеба, и сизые волны ходят
по ним.
- Остановите, пожалуйста. - Вадим тронул шофера за плечо.
Он выскочил из машины и, увлекая за собой Тимофея, подбежал к пшенице.
Глубокой синевой, цветом добротной каленой стали, темнела вода в длинном
канале. Вдоль него тянулась молодая поросль будущего леса.
- Теперь понял. - Вадим схватил друга за руку. - По всему району
протянулись такие распределительные каналы. Масштаб невелик. Это не Заволжье
и не Туркмения, но ведь здесь тоже хоть и маленькая, а стройка коммунизма.
Помнишь, нам рассказывал Никифор Карпович о том, что здесь давно перешли на
новый способ орошения? Не нужны мелкие постоянные каналы и даже передвижные
трубы Тетеркина.
- Да, но Васютин говорил, что воды все-таки не хватает.
- Неуемный народ! - с восхищением воскликнул Вадим. - Все им мало. Ты
сухарь, ты ничего не чувствуешь. Чорт возьми, да ведь это великое счастье -
быть жадным! Жадным в лучшем понимании этого слова. И не для себя, а для
всех! Я уверен, что наши друзья-полянцы, если это им понадобится, не только
подземную, но и любую многоводную реку сюда приволокут.
- Опять стихами заговорил. Поедем.
- Погоди, - отмахнулся Димка. - Какие это стихи: Ничего ты не понимаешь.
Помнишь, у Маяковского? - И Вадим восторженно забасил:
Нас
Но нет у нас
Нету
- Честное слово, здорово это все! - горячо воскликнул Вадим. - Неужели ты
не чувствуешь, как пахнет этот хлеб? Ну, вздохни, вздохни пошире, и ты
поймешь, что это значит. У нас в квартире пахнет больницей. А здесь:
Вадим закрыл глаза и с наслаждением втянул в себя воздух.
- У меня сейчас такое состояние, будто я черемухи нанюхался. Хожу, как
пьяный. Никакие цветы, никакие духи не сравнятся с этим волнующим запахом
созревающих хлебов. Нет у наших парфюмеров никакой романтики, я на их месте
создал бы такое чудо, чтоб люди ахнули:
Бабкин не слушал его. Он задумчиво подошел к толстым стеблям ветвистой
пшеницы и остановился.
Димка уже тут как тут.
Он осторожно раздвинул стебли и, стараясь не наступать на них, примерил,
сколь высока пшеница. Багрецов вспомнил, как однажды в прошлый свой приезд
встретил на поле председателя райисполкома. Деловито расправляя лист
кукурузы на своей тучной груди, он измерял ее своим ростом. Шутливо качая
головой, председатель говорил: "Нет, Анна Егоровна, у соседей кукуруза