иностранцы, платят наличными. А главное, выходим на королевский уровень.
Норвежский принц едет! За кабаном!
долгом, который следовало возвращать, но чтобы не оставить обиженного, Ражный
позволил в его отсутствие пользоваться базой, угодьями и егерями по своему
усмотрению.
Впрочем, сам он не считал ее таковой, зная страсть и стремление ее к жизни;
души этой хватило бы на целое новое человечество.
с собаками в вольере.
поискать среди мирского люда таких вольных...
заеду в город, попробую помочь....
мире. Никогда не смогут понять его, принять... В тюрьме они просто умрут от
тоски! Ты же знаешь, как умирают от тоски? Пусть идут в армию, но не в тюрьму!
А я их буду ждать. Я так сильно буду ждать, что им станет легче.
гибели, но никогда не спасу от судьбы.
попросила она, обжигая затылок дыханием. - Не бойся, я мешать не буду. Ты даже
не заметишь меня.
меня и прогоняют. А в лесу холодно...
по времени, что как раз поспеет к открытию учреждений. Теперь ему чудилось,
будто по крайней мере два человека дышат у него за спиной, все время подгоняя и
заставляя оглядываться.
ведении военной прокуратуры и им грозит срок до пяти лет лишения свободы за
злостное уклонение от службы в армии и сопротивление силам правопорядка с
нанесением телесных повреждений средней тяжести: два омоновца с сотрясением
мозга и офицер со сломанной рукой находились в больнице. В прокуратуре ему в
точности повторили формулировку обвинения и намекнули, что никакие ходатайства
на областном уровне им уже не помогут.
поколотили пятерых? - ворчливо спросил он и, не дожидаясь ответа, ушел.
собой телефонов Управления погранслужбы, где оставались хорошие приятели,
которые бы могли вывести на Главную военную прокуратуру, и потому поехал без
предупреждения. Гнал, стиснув зубы и без оглядки: это дыхание в затылок уже
становилось навязчивым и тягостным, преследовало всюду- на заправках, в
ожидании, когда откроют шлагбаум на железнодорожном переезде, под светофорами
городков, которые проезжал, и даже у палатки, где покупал минералку. Он часто и
подолгу смотрел в зеркало заднего обзора, и ему начинало чудиться, что далеко
позади что-то мелькает над асфальтом, то пропадая, то возникая вновь.
Кольцевой дорогой дыхание это стало резче и короче, как у запалившейся собаки.
увидел, кто это дышит!
меланхолично и самоуглубленно обходили его, задевали руками, сумками, детскими
колясками, а он, словно бестелесный призрак, оставался неподвижным и таким же
самоуглубленным.
машину вслед за пастообразной пробкой, проехал двадцать метров и снова увяз;
Молчун, с трудом выдирая лапы из липкой человеческой массы, проделал то же
самое и сел посередине тротуара.
Вятскополянского Урочища, и уже давно бежал за машиной.
злоупотребляли: коль к тебе вернулся дар- от нового хозяина убежал жеребчик,
улетел сокол, ушел оставленный для науки сын - то такой возврат следовало
беречь пуще всего. Считалось, что к тебе пришла чужая удача и, пока жив ее
символ, никуда не уйдет. А вотчинникам, лишившимся даров, оставалось руками
разводить, дескать, не ко двору, не на пользу, не от чистого сердца.
Добиваться, чтоб дар отдали назад, считалось делом низким и недостойным. Иные
дошлые араксы, в основном из вольных, прежде чем воздать хозяину Урочища,
учили, например, жеребчика бегать на свист или другой какой-то характерный
звук, и если проигрывали поединок, то уходили с ристалища и высвистывали свой
дар обратно.
оставляли на асфальте мокрые следы. Кроме раны, нанесенной гаишником, появилось
еще две: скользящая пулевая по передней лопатке, дробовой заряд по заду и
вдобавок прострелено ухо- верный признак, что бежал день и ночь по дорогам и
поблизости от них, а на дворе осень, охотничий сезон.
ограждение и оказался на сидении. Он не мог опереться на сточенные вместе с
когтями подушечки передних лап и сел, подвернув их внутрь.
щель перед грузовиком.
нарастет кожа. Тогда вожак прижался к газону под недовольный клекот
автомобильного потока, достал из багажника лопату и стал забрасывать в салон
землю. Молчун чуть присполз с сиденья и поставил на нее все четыре лапы.
Из Москвы иногородние вывозят землю! У него номера иногородние!
заскакивал в нее на ходу.
прокуратуры и послал Ражного почему-то в военный институт на Бауманской. Там
его встретил коротенький чернолицый полковник с эмблемами юриста, выслушал,
натянул на голову нелепую кепку с кокардой, сначала скомандовал - пошли! -
однако тут же сел обратно в кресло и поболтал ножками.
окно, - В войска их надо - не в тюрьму... Если Минобороны их отдаст - посадим.
Не отдаст - будут служить.
нашлось - загнал в соседний двор.
воздуха. - Я скоро приду.
долгих расспросов - послали в какую-то приемную на Садовое. Ражный пошел к
машине, переоделся в камуфляж с эмблемой охотничьего клуба, после чего спокойно
прошел мимо охраны, шагая следом за рослым полковником.
и, пройдя мимо адъютанта, прободал тройные двери.
клавиатуру компьютера. Подаренная ему волчья шкура лежала под ним в кресле, а
морда - на спинке...
бессмысленно щелкал клавишей.
компьютер.
принес. Сердце екнуло...
Слишком пылкий для опричины...
структуры. Или в Росвооружение.
говорю. Нынешние князья перед Западом хвост поджали и скулят- слышать противно.
Такой позор, стыдно по улице в форме ходить...