она, трепеща и холодея от ужаса, думала только о том, чтобы он не заме-
тил ее. Когда же она увидела, что он удаляется, что вот-вот исчезнет из
поля ее зрения и, быть может, навсегда, страшное отчаяние овладело ею.
Она устремилась на верхушку скалы, чтобы как можно дольше не терять его
из виду. Несокрушимая любовь снова с безумной силой вспыхнула в девушке,
и ей страстно захотелось крикнуть, позвать его, но голос ее замер: ей
показалось, что рука смерти сдавила ей горло, разрывает грудь; в глазах
потемнело, глухой шум, подобный морскому гулу, раздался в ушах... В из-
неможении она почти упала со скалы и очутилась в объятиях незаметно по-
дошедшего Альберта, который унес ее, полумертвую, в более уединенное и
более укрытое убежище.
боко скрыта в ее душе, возвратила Консуэло силы: она овладела собой и
уверила Альберта, что в ее состоянии нет ничего особенного. В ту минуту,
когда молодой граф подхватил ее на руки, бледную и близкую к обмороку,
Андзолето со своим проводником уже исчез вдали меж елей, и потому
Альберт мог подумать, будто сам виновен в том, что Консуэло чуть не упа-
ла в пропасть. Одна мысль об опасности, которой он подверг ее, испугав
своим внезапным появлением, до того взволновала его самого, что в первые
минуты он совершенно не заметил несообразности ее ответов. Консуэло, ко-
торой он по временам внушал еще какой-то суеверный страх, трепетала и
теперь при мысли, что он может силою своего прозрения хоть отчасти дога-
даться об ее тайне. Но Альберт, с тех пор как любовь заставила его жить
обычной человеческой жизнью, казалось, совсем утратил свои прежние, поч-
ти сверхъестественные способности. Вскоре Консуэло окончательно справи-
лась со своим волнением, и когда Альберт предложил ей отправиться с ним
в его келью, эта мысль показалась ей не такой неприятной, как нескольки-
ми часами раньше. Строгая душа и мрачная обитель этого человека, так
серьезно относившегося к ее судьбе, были тем убежищем, где она в эту ми-
нуту жаждала найти покой и силы, необходимые для борьбы с воспоминаниями
о своей несчастной любви.
мала она, - и то мрачное святилище, куда он хочет вести меня, является
как бы могилой, куда мне лучше лечь, чем идти вслед за злым гением,
только что пронесшимся передо мной. О господи, пусть земля разверзнется
под моими ногами и навек поглотит меня, если я последую за ним!"
сегодня все утро занята проверкой счетов с ферм; она совсем забыла о
нас, и мы можем наконец осуществить наше паломничество. Впрочем, если
вам все еще неприятно увидеть места, с которыми связано для вас столько
мучений, столько ужасов...
никогда я не была так расположена, как в эту минуту, помолиться в вашей
церкви и слить мою душу с вашей на крыльях той священной песни, которую
вы обещали мне исполнить.
тивоположном тому, каким проследовал Андзолето, Консуэло почувствовала,
что ей становится все легче, словно каждый шаг, отдалявший ее от юноши,
разрушал роковые чары, власть которых она только что испытала. Она шла
так быстро и решительно, хотя и с серьезным, сосредоточенным видом, что
молодой граф мог бы приписать эту наивную поспешность желанию сделать
ему приятное, если бы основу его характера не составляло недоверие к се-
бе и своей судьбе.
стоячей водой и заросшую густой растительностью.
у окрестного населения под названием "Подвал монаха". Одни думают, что
это был и в самом деле монастырский подвал, когда на месте этих развалин
еще стоял укрепленный городок. Другие говорят, что в более поздние вре-
мена он служил убежищем одному кающемуся преступнику, который, желая ис-
купить свои грехи, сделался отшельником. Как бы то ни было, никто никог-
да не отваживается проникнуть в эту пещеру. Существует поверье, что вода
в ней чрезвычайно глубока и даже смертельно ядовита, якобы изза каких-то
медных пластов, через которые она пробивается. На самом же деле вода эта
и не глубока и не вредна; здесь скалистое дно, и мы легко пройдем по не-
му, если вы, Консуэло, захотите еще раз довериться моим сильным рукам и
моей святой любви к вам.
дать за ними, он взял ее на руки, чтобы она не замочила ног, и, войдя в
воду по колено, стал пробираться со своей ношей сквозь кустарник и гир-
лянды плюща, скрывавшие глубину пещеры. Вскоре он опустил ее на сухой
мелкий песок в месте, где царил полный мрак; Альберт сейчас же зажег
захваченный с собою фонарь, и они тронулись в путь; после нескольких по-
воротов в подземных галереях, похожих на те, по которым Консуэло уже
проходила с ним однажды, они очутились у двери кельи, находившейся нап-
ротив той, где она была в первый раз.
жищем во время войны либо для именитых жителей городка, стоявшего на го-
ре, либо для владельцев замка Исполинов (городок был в вассальной зави-
симости от них), которые могли проникать сюда по знакомым вам потайным
галереям. Если впоследствии. как утверждают, в "Подвале монаха" жил от-
шельник, то очень вероятно, что он мог знать об этом убежище. Когда я
проник сюда впервые, мне показалось, что галерея, по которой мы с вами
пришли, была расчищена не так давно, тогда как галереи, ведущие в замок,
я нашел до того заваленными гравием и землей, что мне стоило немалых
трудов сделать их проходимыми. Кроме того, найденные мною здесь обрывки
циновок, кружка, распятие, лампа и, наконец, скелет человека, лежащего
на спине со скрещенными на груди руками, - должно быть, он молился в
последний раз перед последним сном, - все это доказало мне, что какой-то
отшельник благочестиво и мирно закончил здесь свое таинственное сущест-
вование. Наши крестьяне верят, что душа пустынника все еще обитает в
недрах горы. Они утверждают, будто часто видят, как он блуждает по горе
и даже витает над нею в лунные ночи, и уверяют также, будто слышали не
раз, как он молится, плачет, стонет и даже будто какая-то странная, не-
понятная музыка, нежная, как дуновение ветерка, доносилась до них и за-
мирала на крыльях ночи. Знаете, Консуэло, когда возбуждение и отчаяние
населяло природу вокруг меня призраками и ужасами, мне и самому чуди-
лось, будто я вижу мрачного кающегося грешника, распростертого у подно-
жия Гусита; порой мне даже представлялось, что я слышу его жалобные,
раздирающие душу стоны, поднимавшиеся со дна пропасти. Но с тех пор как
я открыл эту келью и поселился в ней, я никогда не видел никакого от-
шельника, кроме самого себя, никакого призрака, кроме собственной особы,
а также не слыхал иных стонов, кроме тех, что вырывались из моей груди.
Консуэло ни разу не Слышала от него безумных речей. Поэтому, беседуя с
ним, она никогда не решалась касаться ни его странных слов, произнесен-
ных в ту ночь, ни галлюцинаций, которые тогда им владели. Ее удивляло,
что он, по-видимому, совершенно забыл о них, и, не смея ему об этом на-
поминать, она только спросила, действительно ли полный покой подобного
уединения избавлял его от того возбужденного состояния, о котором он го-
ворил.
не настаиваете, то, по правде сказать, я не хотел бы вызывать это воспо-
минание. Мне кажется, что раньше со мной действительно бывали настоящие
припадки безумия. Мои старания скрыть их еще больше их обостряли и дела-
ли более заметными. Когда благодаря Зденко, который владеет переходящей
из рода в род тайной этих подземных сооружений, я нашел способ избав-
ляться от тягостной для меня заботливости родных и скрывать от взоров
всех свое отчаяние, мое существование изменилось. Я стал больше владеть
собой, а уверенность, что в случае особенно сильного приступа недуга я
могу всегда скрыться от назойливых свидетелей, помогла мне разыгрывать в
семье роль спокойного, покорного судьбе человека.
что теперь не время его разубеждать. Радуясь, что он с таким хладнокро-
вием говорит о прошлом, она принялась осматривать келью более внима-
тельно, чем могла это сделать в свое первое посещение. Ей бросилось в
глаза, что относительный порядок и чистота, замеченные ею в тот раз, пе-
рестали царить здесь: холод, сырые стены и плесень на книгах говорили о
полной заброшенности этих мест.
которому с большим трудом удалось растопить печь, - моей ноги не было
здесь с тех пор, как вы своим могущественным влиянием вырвали меня отсю-
да.
у нее с языка. Она чуть было не спросила: неужели и его друг Зденко,
этот верный слуга и ревностный страж, неужели и он забросил и покинул
это убежище? Но она вовремя вспомнила, в какую глубокую грусть впадал
Альберт каждый раз, как она заговаривала о Зденко, спрашивая, что с ним
сталось и почему со времени ужасной встречи с ним в подземелье она ни
разу не видела его. Альберт всегда уклонялся от этого разговора: он то
притворялся, будто не слышал вопроса, то, не отвечая прямо, просил ее
успокоиться и не опасаться больше юродивого. Сперва она думала, что
Зденко было приказано никогда не попадаться ей на глаза и что он свято
выполняет это. Но когда она возобновила свои одинокие прогулки, Альберт,
желая окончательно ее успокоить, поклялся ей, страшно побледнев, что она
нигде не встретит Зденко, так как тот отправился в очень далекое путе-