применять только для лечения, а потом смело ныряй в мой мозг! Возможно, ты
найдешь, что ищешь!
того, кто убил в нем дерини, но ничего не мог с собой поделать. Джавана
ошеломила метаморфоза их пленника. А Тавис молчал, и бесполезно было
надеяться прочесть что-то в его лице.
совету и грубо вторгнется в мозг, лорд Турин очень скоро покинет этот
опасный и жестокий мир. Но он недооценил Тависа. Королевский Целитель,
оставаясь незаметным Рису, неотрывно читал в его сознании и не видел
расхождения слов и мыслей. Спокойно, словно ничего не случилось, Тавис
обернулся к Джавану и церемонно, как подобает царедворцу, обратился к нему:
говорит правду. С вашего позволения я освобожу его и отпущу предупредить
епископов.
руки. Рис устало откинулся в кресло и позволил коснуться себя.
закрывая глаза. Рис падал в темноте.
прежнего уровня. С недоверчивой улыбкой, которая переросла в смешок, он
открыл глаза и увидел, что Тавис в испуге отступает назад. Джаван наблюдал
за ними, и выражение его лица описывалось лучше всего словом "потрясение".
вставать, потом, подумав немного, уселся обратно.
порошкам. Ты не обманывал меня, Тавис, когда поил им Джавана? Больше не
осталось?
исцелит.
времени?
Тавис роется в своей сумке.--Значит, около одиннадцати. По-моему, прежде чем
зайти к нам, Рис Майкл слегка передохнул после мессы и завтрака.
своими порошками. Закончив, он подал готовую смесь Рису. Используя все свои
стесненные наркотиками способности, Рис постарался проверить лекарство, но
убедился, что пока ему придется полагаться на Тависа. Одним жадным глотком
он осушил чашу и, сморщившись, отдал Тавису.
получше?
то, что здесь есть, совершенно не подходит. Ты вроде говорил, оно пришлось
не по вкусу тебе прошлой ночью.
туман в сознании. Это был прямо-таки чудодейственный препарат. Рис исцелился
настолько, что смог оценить последнюю шутку Тависа.
чашу.
первую, налил вторую порцию. Тавис сидел на краю постели и наблюдал за ними.
Увидев, что Рис уже достаточно окреп, он предусмотрительно закрыл свое
сознание от проникновения. Джаван поставил графин и подошел к креслу, где
сидел его недавний пленник, растирая лоб и собираясь с мыслями. Когда Рис
поднял глаза, ему показалось, что принц хочет спросить о чем-то.
сегодня. Но, черт побери, ты так и не сказал нам, что случилось в ту ночь!
хорошего это принесет? Мне никогда не узнать об этом?
обрадовался, увидев, что тот не отстранился.
лучшему, даже прошлая ночь и это утро.
трудно сохранять равновесие, стены вокруг покачивались, но теперь он
чувствовал себя гораздо лучше.
помочь выбраться из замка. Тавис, ты не пойдешь со мной?
рядом, если случится стычка.
плащ Целителя. Тавис удержал его.
желанны в соборе, как волки в овечьем стаде.
шерстяных плаща, один черный, а другой темно-синий. Оставив черный себе, он
бросил синий плащ Рису. Плащи обтягивали плечи и едва доставали до колен, но
все же были менее подозрительны, чем зеленые мантии Целителей.
держись поблизости, не покидай верхних этажей центральной башни и поменьше
попадайся на глаза. Если регенты тебя заподозрят, мы все пропали.
не остановил верующих, собравшихся на праздник Рождения Царя Царей и
возведение на престол их нового архиепископа. Новость быстро облетела все
закоулки Валорета, вспышка зла и враждебности, смерть Джеффрэя--все это
отступило в прошлое. Те самые люди, что пламенели ненавистью к дерини,
избрание еще одного дерини архиепископом встретили как искупление своих
грехов. У Алистера Каллена была прочная репутация одного из наиболее
здравомыслящих и притязательных представителей его расы, он был верным и
мудрым канцлером. Если король Синил столько лет находил нужным держать его
возле себя, значит, его советы были не так уж плохи.
был стар, немногочисленные окна высоко от пола, с темными цветными стеклами,
пропускали совсем немного света. Теперь строили иначе, особенно ярким был
контраст между этим старым собором и более поздним в Ремуте. Свечи, во
множестве зажженные по случаю праздника в шандалах и паникадиле, отбрасывали
густые тени, скакавшие в боковых нефах и хоронящиеся по углам. Стечение
народа было необыкновенным. Пожалуй, никогда прежде в провозглашении главы
церкви не виделся так явно перст Божий.
Полчаса назад на помост поднялся новый архиепископ Валоретский и примас
Гвинедда, известный миру под именем Алистера Каллена. Сидя на троне,
принадлежавшем Джеффрэю и Энскому, Камбер получил кольцо и митру из рук
архиепископа Роберта Орисса и с молитвой поднял большой крест--символ своего
сана--и передал на хранение верному Йораму.
поддержавших его епископов, еще надеясь, что по крайней мере некоторые из
оставшихся отцов церкви сумеют вырваться из-под власти Хуберта и
присоединятся к своим собратьям.
прислуживали ему. Все это время он не переставал беспокоиться о Рисе,
который не вернулся и не дал о себе знать. Прежде чем покинуть свои покои,
Камбер пытался с помощью Йорама дотянуться до мозга Целителя и попробовать
вызвать его на контакт. Ничего не вышло, только добавилось уверенности его
предчувствиям смерти зятя. Если только Рис не заглушал намеренно
распространение своих мыслей. Это могло понадобиться, например, для лучшего
взаимодействия с Тависом и Джаваном и Бог весть для чего еще.
скорее всего не смерть, но что-то немногим лучше. В прежние времена Камбер
не сомневался бы, что Тавис не представляет никакой опасности для Риса, но
теперь времена были далеко не прежние.
уносили обрядовые предметы, а монахи пели рождественский антифон. После того
как закончится движение у алтаря, оставались только архипастырское
благословение и обращение к верующим. Оглядывая хоры и неф, Камбер видел
коленопреклоненных людей, лица, обращенные к нему в ожидании его первого
слова к прихожанам. Все затихли, даже обычный в людском скоплении шорох
шагов, кашель и шепот не нарушали возвышенной гармонии песнопения.
новый архиепископ снял на время мессы, и Камбер слегка нагнул голову, чтобы
Йорам мог надеть ее. В левой руке Камбер держал архиепископский посох,
прекрасный образец мастерства человеческих рук, украшенный золотом, слоновой
костью и редкими жемчужинами неправильной формы, обрамлявшими миниатюры,
резаные по кости, с изображениями жития святых. Стоя справа от трона, Йорам
держал на украшенном золотыми листьями жезле крест примаса. Не желая
дополнительно испытывать чувства людей к дерини, Йорам надел белый стихарь
вместо синего михайлинского. Для одного дня было достаточно и
архиепископа-михайлинца.