Чтение 81–й страницы книги ~Солнечные стрелы~

Эсториан был чист, вымыт, успел перекусить, выгнать слуг и мог на
какое-то время позволить себе расслабиться. Маленький раб спал в одной
из соседних комнат под присмотром молодого жреца из свиты Айбурана,
остальные мятежники проводили эту ночь с меньшим комфортом.

Сидани подтолкнула разыгравшегося котенка к матери. Тот недовольно
пискнул, но тут же умолк. Юлия возлежала на императорской постели -
вполне подходящий плацдарм для игр и отдыха ее очаровательного
потомства. Рысь лениво поглядела на Скиталицу, зевнула и принялась
вылизывать ушки золотоглазого красавца.

Скиталица встала и, подойдя к двери, потерлась плечом о дверной
косяк. Она нахмурила брови.

- Ты думаешь, что правильно поступил?

- А разве можно было придумать что-то иное?

Он рассеянно покосился на парадные мантии, которые занимали в комнате
все свободные кресла и стулья. За последнее время он успел отвыкнуть от
них. Может быть, все-таки надеть шаровары, плотную блузу и какую-нибудь
праздничную накидку? Или...

- Ты мог казнить их там же на месте, не наживая себе головной боли.

- И превратить эту рвань в мучеников, не преподав им хороший урок?

- Лучший урок тот, который быстро усваивается.

- Может быть.

Он достал из дорожного сундука гиленский костюм, встряхнул его и с
раздражением отбросил. Нет. Все не годится. Асанианину нужен Асаниан.

- Где твоя тень? - спросила Сидани.

- Отдыхает.

Он подошел к мантии, которую должен был надеть первой. Боже, какая
отвратительная, скользкая, неудобная вещь.

- Ты в этом уверен?

Он резко обернулся - жреческая косичка больно хлестнула его по плечу.

- Что ты этим хочешь сказать?

Сидани пожала плечами.

- Надеюсь, ты хорошо разглядел его лицо?

- Ты имеешь в виду то, что оно точная копия маски Золотого Семейства?
Я знаю.

- И ты не беспокоишься о том, что в нем может взыграть честолюбие?

- В ком? В Корусане? - Эсториан рассмеялся. - Самые честолюбивые его
замыслы не простираются дальше звания оленейского капитана, занимающего
пост при дворе.

- А не восседающего на троне?

Эсториан помедлил.

- Корусан любит меня.

- А ты? Ты любишь его?

- Ты суешь нос не в свое дело.

- Отвечай.

Эсториану захотелось выставить назойливую Скиталицу за дверь, но
Сидани была не из тех, кем можно помыкать безнаказанно. Он сжал зубы и
сказал, медленно подбирая слова:

- Та, что владеет моим сердцем, не хочет меня. Что касается
желтоглазого, то... Все, что между нами происходит, трудно назвать
любовью. Это не имеет имени. Это просто есть - и все. Лицо Сидани словно
окоченело.

- Да, - сказала она, опуская веки. - Да.

Потом вновь просмотрела на него.

- Ты не должен заходить так далеко, малыш. Тебе не справиться с этим.

- Почему? Потому что я молод и глуп?

- Потому что сила его крепнет. Потому что пройдет день-другой, и ты
уже не сможешь существовать, если расстанешься с ним.

- Думаю, мы никогда не расстанемся.

- Тогда готовься к близкой и скорой смерти.

Эсториан вздрогнул. В комнате, напоенной теплом четырех жаровен, ему
вдруг сделалось холодно.

- Ты можешь провидеть будущее?

- Надеюсь, что нет.

Она присела у ближайшей жаровни и протянула к ней руки.

- Будь осмотрителен, маленький император. Следи за своей тенью. Не
доверяй ей. Здесь прогуливается смерть, и она гораздо ближе к тебе, чем
Кундри'дж-Асан.

- Ну-ну, - пробормотал Эсториан. Эти песни он уже слышал.

Он взял в руки первую мантию. Шелк, прохладный и тонкий, нежный, как
девичья кожа, шелестел и клубился в его неуклюжих пальцах. Через секунду
ткань от него ускользнула. Сидани, улыбаясь и напевая себе под нос
какую-то песенку, взялась за дело сама.

Она помогла ему одеться, потом переплела волосы, тщательно расчесав
их, перетянула золотыми шпильками умело и ловко, словно всю жизнь
прослужила горничной у высоких особ. Когда последняя, десятая, мантия
легла на плечи Эсториана, новоявленная служанка сильно хлопнула его
пониже спины и повернула лицом к себе. Дурное настроение Скиталицы
улетучилось.

- Ох, - сказала она, улыбаясь дикой и странной улыбкой, - красавчик.
Какое-то время назад я бы погоняла тебя по постели.

Он не уступал ей в безрассудстве. Гибкое ее тело изогнулось дугой,
подчиняясь нажиму его рук. Губы Сидани были твердыми и горячими, от них
исходил терпкий запах корицы. Он целовал ее крепко, пока не заломило в
зубах, потом поставил Скиталицу на ноги и ушел, влача на себе все свои
мантии и золото. Его ожидал официальный банкет.

***

Те же мантии и то же золото обретались на нем на следующее утро, но
Сидани нигде не было видно. Возможно, Скиталицу напугал вчерашний
маленький инцидент и она теперь пряталась от него. Эсториан усмехнулся.
Вряд ли Сидани станет прятаться от кого бы то ни было. Этого демона в
юбке ничто на свете не может смутить.

Ночь протекла мирно. Корусан заявился в покои, когда Эсториан ложился
в постель. Хмурый вид, лихорадочный взгляд, синяки под глазами. Эсториан
воздержался от вопросов. Мало ли что там болтает сумасбродная странница!
Все давно перепуталось в ее взбалмошной голове. Корусан - оленеец, каким
бы ни выглядело его лицо, он живет, чтобы служить своему господину.
Эсториан не станет уподобляться молодым жеребятам, которые шарахаются от
каждого куста.

Мальчишка пребывал в одном из редких своих настроений, когда ему
больше хотелось лечь и прижаться к Эсториану, чем гоняться за ним с
мечами по всей спальне. Впрочем, ласковые объятия все равно закончились
танцем, правда, несколько иным. Потом Эсториана стало клонить в сон, но
мальчишка еще бодрствовал. Его золотые глаза были открыты и оставались
такими, когда Эсториан пробудился. Казалось, оленеец не шевельнулся и не
сменил позы за всю долгую ночь.

Они вышли из дворца вместе, мужчина и его тень, сопровождаемые личным
эскортом и свитой. Легкий морозец щипнул лицо, хотя его сила явно пошла
на убыль. Площадь была забита народом так же, как и вчера, однако в ее
очертаниях произошли некоторые изменения. Над кольцевым парапетом
фонтана плотники за ночь возвели широкий помост, где мятежники должны
были подвергнуться примерному наказанию. Лобное место охранялось
стражниками лорда Шурихана.

Высокие персоны, поеживаясь от наскоков зимнего ветерка, ожидали
выхода властелина. Площадка перед дворцом была чисто выметена и устелена
коврами. Богатое, покрытое позолоченной резьбой кресло посверкивало в
солнечных лучах. Эсториан узнал статную фигуру матери, завернутую в
белые меха, за ней возвышался Айбуран в белом жреческом плаще; в
бочонке, закованном в золотые доспехи, угадывался сам лорд Шурихан.
Ступени, сбегающие к толпе, усыпаны стражей. Темная бронза, уголь и
жаркий кумач - солдаты При'ная, оленейцы и варьянцы.

Когда он подошел к трону, сопровождаемый Юлией и малышами, толпа
повалилась наземь, словно трава, смятая порывом шквального ветра. На
ногах остались только стражники и варьянцы - в основном купцы, обозная
прислуга, жрецы. Он одарил земляков ослепительной улыбкой, но ответных
улыбок не получил. По-видимому, сдержанность Асаниана заразила и этих
людей.

Он сел в высокое удобное кресло, Юлия расположилась у его ног. Две
маленькие юл-киски, подавленные окружающей обстановкой, жались к
материнским бокам. Золотоглазый котенок, фыркнув в сторону толпы,
прыгнул на колени Эсториана и замер, подрагивая от возбуждения, готовый
обороняться и охранять. Эсториан почесал отважного малыша за ушком, тот
благодарно мотнул головой, но не ослабил бдительности.

Леди Мирейн подошла к трону и встала рядом, чуть отступив назад. Они
представляли великолепную пару: женщина и мужчина, мать и сын,
императрица и император, - белый мех и кумач плаща на золотом фоне...
Эсториан повернул голову и посмотрел на нее.

- Волнуешься? - тихо спросил он.

- Самую чуточку, - ответила леди Мирейн, положив на его плечо руку. -
Ты уже разговариваешь со мной?

- Разве я когда-нибудь прекращал?

- Частенько. - Она забавлялась. - Ты всегда любил портить мне мои
маленькие удовольствия.

- Чем делал их слаще. Мне следовало бы раньше это понять.

Леди Мирейн рассмеялась. Она казалась ослепительно молодой,
прекрасной и стройной в белых одеждах, оттененных зеленью платья, с
золотой диадемой в черных как вороново крыло волосах. На нее невозможно
было сердиться. Да и есть ли грех в том, что она полюбила мужчину,
достойного ее любви?