который герои и завоеватели - эти игроки - могут рассчитывать в лотереях
сражений. Случается, что битва проиграна, а прогресс выиграл. Меньше славы,
зато больше свободы. Умолкает дробь барабана, и возвышает свой голос разум.
Это игра, в которой выигрывает тот, кто проиграл. Обсудим же хладнокровно
Ватерлоо с двух точек зрения. Припишем случайности то, что было
случайностью, а воле божьей то, что было волей божьей. Что такое Ватерлоо?
Победа? Нет. Квинта в игре.
истории. Наполеон и Веллингтон. Это не враги - это противоположности.
Никогда бог, которому нравятся антитезы, не создавал контраста более
захватывающего, очной ставки более необычной. С одной стороны - точность,
предусмотрительность, математический расчет, осторожность, обеспеченные пути
отступления, сбереженные резервы, непоколебимое хладнокровие, невозмутимая
методичность, стратегия, извлекающая выгоду из местности, тактика,
согласующая действия батальонов, резня, строго соблюдающая правила, война,
ведущаяся с часами в руках, никакого упования на случайность, старинное
классическое мужество, безошибочность во всем; с другой - интуиция,
провиденье, своеобразие военного мастерства, сверхчеловеческий инстинкт,
блистающий взор, нечто, обладающее орлиной зоркостью и разящее подобно
молнии, чудесное искусство в сочетании с высокомерной пылкостью, все тайны
глубокой души, союз с роком, река, равнина, лес, холм, собранные воедино и
словно принужденные к повиновению, деспот, доходящий до того, что подчиняет
своей тирании даже поля брани, вера в свою звезду, соединенная с искусством
стратегии, возвеличенным ею, но в то же время смущенным. Веллингтон - это
Барем войны, Наполеон - ее Микеланджело; и на этот раз гений был побежден
расчетом.
Наполеон ждал Груши - тот не явился. Веллингтон ждал Блюхера - тот прибыл.
заре своей военной карьеры Наполеон столкнулся с такой войной в Италии и
одержал тогда блистательную победу. Старая сова спасовала перед молодым
ястребом. Прежняя тактика была не только разбита наголову, но и посрамлена.
Кто был этот двадцатишестилетний корсиканец, что представлял собой этот
великолепный невежда, который, имея против себя все, а за себя - ничего, без
провианта, без боевых припасов, без пушек, без обуви, почти без армии, с
горстью людей против целых полчищ, обрушивался на объединенные силы Европы и
самым невероятным образом одерживал победы там, где это казалось совершенно
невозможным? Откуда явился этот грозный безумец, который, почти не переводя
дыхания и с теми же картами в руках, рассеял одну за другой пять армий
германского императора, опрокинув за Альвицем Болье, за Болье Вурмсера, за
Вурмсером Меласа, за Меласом Макка? Кто был этот новичок в боях, обладавший
дерзкой самоуверенностью небесного светила? Академическая школа военного
искусства отлучила его, доказав этим собственную несостоятельность. Вот
откуда вытекает неукротимая злоба старого цезаризма против нового, злоба
вымуштрованной сабли против огненного меча, злоба шахматной доски против
гения. 18 июня 1815 года за этой упорной злобой осталось последнее слово, и
под Лоди, Монтебелло, Монтенотом, Мантуей, Маренго и Арколем она начертала:
"Ватерлоо". То был приятный большинству триумф посредственности. Судьба
допустила эту иронию. На закате своей жизни и славы Наполеон снова
встретился лицом к лицу с молодым Вурмсером.
преувеличивать. Ей нет в этом нужды! Существует нечто, подлежащее
уничтожению, иное же надо только осветить и разобраться в нем. Великая сила
таится в благожелательном и серьезном изучении предмета. Не надо языков
пламени там, где достаточно простого луча.
затворничеству, у каких бы народов оно ни существовало, будь то в Азии или в
Европе, в Индии или в Турции. Кто говорит: "Монастырь" - говорит: "болото".
Способность монастырей к загниванию очевидна, их стоячие воды вредоносны, их
брожение заражает лихорадкой и изнуряет народы; их размножение становится
казнью египетской. Мы не можем подумать без ужаса о тех странах, где кишат,
как черви, всевозможные факиры, бонзы, мусульманские монахи-отшельники,
калугеры, марабуты, буддистские священники и дервиши.
грозные стороны. Да будет нам позволено вглядеться в них пристальней.
Глава четвертая. МОНАСТЫРЬ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ПРИНЦИПОВ
отворять или запирать свою дверь.
свободного передвижения, включающего также право оставаться у себя.
отрекаются от мира, от городов, от чувственных наслаждений, от удовольствий,
от суетности, от гордыни, от корысти. Они облачены в грубую шерсть или
грубый холст. Никто из них не владеет собственностью. Вступая в общину,
богатый становится бедным. То, чем он владеет, он отдает всем. Тот, кто был
так называемого благородного происхождения: дворянином, вельможей, теперь
равен простому крестьянину. Кельи у всех одинаковые. Все подвергаются обряду
пострижения, носят одинаковые сутаны, едят черный хлеб, спят на соломе и все
превращаются в прах. То же вретище на теле, то же вервие вокруг чресел. Если
положено ходить босыми, все ходят босые. Среди них может быть князь, но и
князь такая же тень, как и другие. Титулов больше нет. Даже фамилии
исчезают. Остаются лишь имена. Имя уравнивает всех. Люди отторгаются от
семьи кровной и создают в своей общине семью духовную. У них нет иной родни,
кроме всего человечества. Они помогают бедным, ухаживают за больными. Они
сами избирают тех, кому повинуются. Они называют друг друга "брат".
соображение.
уважением. Если забыть о средних веках, забыть об Азии, отложить до другого
времени вопросы исторический и политический, то, с точки зрения чистой
философии, оставляя в стороне требования воинствующей политики, я, при
условии совершенно добровольного пострижения и пребывания в монастыре,
всегда готов относиться к общинному началу монашества с известного рода
вдумчивой, а в некоторых отношениях даже и с благожелательной серьезностью.
Где налицо община - там коммуна; где налицо коммуна - там право. Монастырь
является продуктом формулы: Равенство, Братство. О величие свободы! Какое
блистательное преображение! Достаточно одной свободы, чтобы превратить
монастырь в республику.
они все равны, они зовут друг друга братьями и сестрами, все это так; но
ведь они еще что-то делают?
Глава пятая. МОЛИТВА
перманентна? Непременно ли субстанциональна, поскольку она бесконечна, и
была ли бы она ограниченной там, вне нас, не обладая субстанцией? Непременно
ли разумна, поскольку она бесконечна, и была ли бы она конечной там, вне
нас, не обладая разумом? Пробуждает ли в нас эта бесконечность идею сущности
мироздания, в то время как мы самим себе можем приписать только идею личного
существования? Иными словами, не является ли она абсолютным понятием, по
отношению к которому мы - понятие относительное?
внутри нас? Не наслаиваются ли эти две бесконечности (какое страшное
множественное число!) друг на друга? Не находится ли, так сказать, эта
вторая бесконечность под первой? Не является ли она зеркалом, отражением,
отголоском, бездной, имеющей общий центр с другой бездной? Обладает ли эта
вторая бесконечность разумом, как первая? Мыслит ли она? Любит ли? Желает
ли? Если эти обе бесконечности одарены разумом, то у каждой из них есть
волевое начало и есть свое "я" как в высшей, так и в низшей бесконечности.
Низшее "я" - это душа, высшее "я" - это бог.
значит молиться.
Следует преобразовывать и преображать. Некоторые способности человека
направлены к Неведомому: мысль, мечта, молитва. Неведомое - это океан. Что
такое сознание? Это компас в Неведомом. Мысль, мечта, молитва - могучее