предложение: почему не помочь лебедке? Если он, Скворешня, возьмет хороший
сорокакилограммовый молот и начнет гвоздить им по кольцу, то кое-что
прибавится к работе лебедки или нет?
работают пять тысяч лошадиных сил, сколько же ты сможешь прибавить к ним
своим молотом?
которые хоть немного повлияют на положение молекул в размягченном металле.
случае, не будет.
молота; они гудели, как удары огромного подводного колокола, с потрясающей
силой оглушая всех работавших возле подлодки и далеко разносясь вокруг
нее...
проделанных за день работ, подсчитывал примерные сроки выполнения следующих,
и нельзя сказать, чтобы все эти расчеты огорчали его, если бы не неожиданная
задержка с дюзами. Эта задержка сильно беспокоила капитана. Если Козырев в
ближайшие два-три дня не найдет выхода из положения, не ускорит размягчение
металла, то подлодку ожидают самые мрачные перспективы: срок прибытия во
Владивосток будет сорван. И тут он, капитан, совершенно бессилен. Он ничем
не может помочь, он ничего не может предложить, он может только ждать того,
что скажет хотя и талантливый, но молодой механик. Погруженный в эти
невеселые думы, капитан не слышал шума, стука и визга инструментов,
доносившихся к нему через открытые двери центрального поста из нижних
машинных отсеков и камер,-- всей радостной и волнующей симфонии яростного
труда, возвращающего к жизни парализованный организм подлодки.
тянуло погрузиться в него, присоединиться к общей работе. И сейчас, просидев
немало времени со своими тяжелыми мыслями, он наконец оторвался от них,
вновь прислушался к знакомому шуму, и вновь им овладело желание спуститься
вниз и пройтись по отсекам и камерам. Капитан встал и посмотрел на часы. Над
поверхностью океана сейчас темная тропическая ночь, небо усеяно крупными
звездами, и волны тихо бьют о берег, некогда уставленный молчаливыми
каменными стражами острова...
как они идут. Вдруг он поднял голову и прислушался.
откуда-то издалека едва различимые мерные удары металла о металл. Что бы это
могло быть? Откуда эти звуки?
камеры: работы шли прекрасно; усталые люди улыбались ему. Из машинного
отделения он прошел в выходную камеру, где дежурил Ромейко, лишь третьего
дня выписавшийся из госпиталя. Капитан быстро надел с помощью Ромейко
скафандр и приготовился к выходу. Едва лишь опустилась площадка, как
далекие, приглушенные удары сразу ворвались под шлем капитана и оглушили
его. Капитан бросился вперед.
могучий средневековый великан-паладин, сокрушающий стоглавого дракона,
Скворешня бил своим молотом по огромному дюзовому кольцу.
и крикнул:
могли забыть, что мы у обитаемого острова?
стояли молча, не зная, как оправдаться. Они поняли, что допустили серьезный
промах...
весла, гнал его в открытый океан.
жена Нгаары, Ангата, развела на уединенном пустынном берегу костер, чтобы
хозяин очага мог легко найти свою хижину, когда, окончив ловлю, он будет с
добычей возвращаться к своей голодной семье.
когда рыба охотнее всего клюет, ни одна не подошла к его стальным крючкам,
за которые он отдал старому Робинсону столько рыбы, ни одна не прикоснулась
к их наживке, и даже священный крючок, терпеливо и благоговейно, втайне от
чужих глаз сделанный самим Нгаарой из берцовой кости покойного "папаши",-- и
этот крючок рыба презрительно, словно не замечая его, обходила. С
наступлением ночи Нгааре пришлось взяться за раков и крабов. Пища неважная,
но ничего другого не оставалось. Однако и в этой охоте неудача преследовала
бедного Нгаару. Лишь несколько небольших крабов и с десяток крупных
серо-зеленых раков, тихо скрежеща клешнями и панцирями, копошились на дне
его каноэ. Сеть волочилась по дну, как будто нарочно выбирая места, где
добычи меньше всего. Несомненно, Аху-аху-татана, злой дух, строит козни
Нгааре. Между тем уже поздно, скоро надо возвращаться домой, к берегу.
Сейчас отмель кончится, дно оборвется и круто пойдет вниз.
не ловит крабов. А что, если попытаться и спустить по нему сеть поглубже?
Кто знает, может быть, именно там множество добычи? Надо попробовать! Стыдно
будет такому опытному рыбаку и ныряльщику, как Нгаара, могучему охотнику, в
расцвете сил, вернуться в совершенно пустом каноэ к голодной семье!
осторожнее грести. Он тихо шептал имена Меа-кахи -- бога рыбаков, Маке-маке
-- бога яиц морской ласточки, которые Нгаара с опасностью для жизни добывал
и приносил ему в жертву, и даже Хава-туу-таке-таке -- яичного бога -- и его
уважаемой супруги Вие-хоа.
вдруг, ослабнув, повисла. "Новое дно! -- радостно подумал Нгаара. -- И этого
никто не знает!.." Теперь надо было осторожно тянуть кверху по склону
обрыва... Нгаара подгреб обратно на три-четыре длины своего каноэ, взялся за
веревку и потащил ее. Веревка натянулась и дальше не пошла. У Нгаары упало
сердце. Сеть, очевидно, зацепилась за что-то на дне. Нгаара потянул сильнее,
но с прежним результатом. Тогда с гневным и опечаленным сердцем он обругал
последними словами и Езуса белых, и древних своих богов, и даже самого
Татану, злого духа.
семью, платит налоги, платит долги старому Татане -- Робинсону -- за водку,
за табак, за крючки... Правда, здесь непомерно глубоко, но такому
ныряльщику, как Нгаара, даже вся длина веревки не страшна. А если акула? Это
было бы неприятно, но нож за поясом, и акуле не поздоровится.
бросился в черную воду. Хотя, по привычке, он сейчас же открыл под водой
глаза, но в кромешной тьме, перед которой звездная ночь наверху казалась
сумерками, он не увидел веревки. Лишь пошарив рукой, он поймал ее и быстро
начал спускаться по ней вниз. И вдруг его широко раскрытые глаза увидели
нечто такое, от чего дрожь суеверного страха пробежала по всему телу.
облако, как будто луна, уйдя с неба, погрузилась в темные воды и
распространяет там свой сильный свет, и вокруг нее пляшут яркие белые точки,
словно подводные духи встречают свою властительницу священными веселыми
танцами. Внезапно глухой певучий удар донесся оттуда, из глубины, и потряс
все оцепеневшее тело Нгаары. Удар за ударом, удар за ударом, мерные и
могучие, они лились, казалось, отовсюду, словно великаны били по чудовищной,
как гора, тыкве-- барабану рапануйцев. Зеленые и оранжевые круги поплыли
перед глазами Нгаары, начавшего уже задыхаться, и, трепеща от священного
ужаса, он рванулся кверху, стараясь ничего не видеть и не слышать. Но
потрясающие удары преследовали, настигали его, и наконец, почти обезумевший,
Нгаара выскочил у самого борта каноэ. Он вцепился в него дрожащими,
ослабевшими пальцами и долго, икая от страха, не мог отдышаться... Придя
немного в себя, Нгаара с опаской оглянулся, и убедившись, что он один,
приложил ухо к воде. Черная пучина оглушила его новым ударом, он подпрыгнул,
как пружина, перевалился через борт каноэ и упал на дно. И опять ему
показалось, что даже дно лодки едва заметно и мерно сотрясается под
таинственными ударами, доносящимися снизу, и тогда, окончательно потеряв
голову, Нгаара вскочил, выхватил нож, одним взмахом отрезал веревку от
драгоценной сети, кормилицы семьи, и отчаянно, словно спасая жизнь,
заработал веслом...
бормоча и выкрикивая страшные слова о луне, окруженной серебристым облаком и
погрузившейся в бездны океана, о пляске звезд вокруг нее и грохоте
священного барабана, сопровождавшего пляску. И жена его Ангата в отчаянии и
ужасе выла вместе с ним всю ночь, и утром пришли соседи и родственники, и
весть о страшном видении Нгаары неслышно понеслась по острову, хранимая как
тайна, от белых, которые, конечно, не поверят в видение Нгаары и будут
преследовать и жестоко карать еретиков и вероотступников, возвращающихся к
своим древним богам.
пропитанный им, получив у Робинсона стакан водки за мешок кокосовых орехов,
разболтал ему чудесную тайну острова. И через несколько часов бронзовокожий
боцман Рибейро перевез тайну в шлюпке на борт моторной шхуны "Санта-Мария",
доставившей Робинсону новую партию спирта, гнилого ситца, готового платья
"последнего фасона" и разных пестрых побрякушек. И первым услышал эту тайну
дон Хуан Гомец Гонзалес, журналист из Вальпараисо, случайно забредший сюда к
этому скучному острову в качестве приятеля и гостя капитана шхуны. В тот же